не оживило меня, ничто не порадовало. Город терял свою суть
многоликостью, утрачивал характерность,
служа кому угодно, но только не себе, рассеивая свое истинное лицо
буквально в массах, играющих одну роль. Десять дней промелькнули одним
мгновением. Если мой взор и слух касался великолепия, то оно на таком общем
фоне уводило меня в себя; если я касалась несовершенства, то тем более уходила
в себя и так почти не выходила из себя даже в процессе работы, едва касаясь
слухом, кто и что говорит, улавливая комплименты и осуждения равно и без
интереса, поскольку работа все же шла, вызывала ко мне интерес и многие
праздные и любопытствующие вопросы, адресованные ко мне, терялись в моей
задумчивости и отстраненности.
Этот
период был несколько тягостен, был вызван необходимостью и каким-то долгом
перед всеми, не отвечал моей сути, крайне не желающей так зарабатывать деньги.
Сочи для уединения не очень подходящий город. Куда легче было раствориться в
Ростове-на-Дону, но не в ситуации семейного положения и всего, что из этого
следует. Но… пусть возложенные на меня
надежды оправдались, и деньги были заработаны, но внутри уже стояло устойчивое
чувство неприязни к этой работе; брать этюдник в руки более не желалось, и была
своя надежда к этому не возвращаться.
Запах
денег отнюдь не вскружил мне голову, не рванул по этому пути, ничего не стал
строить во мне, как планы, и я не находила больше причины к этому пути
возвращаться, каким бы ни было мнение других. Такая работа также рассеивала
сознание и создавала устойчивую внутреннюю неудовлетворенность. Видимо, такого
рода деятельность была греховной, и Бог
не собирался погружать меня в кармические долги и греховную деятельность, ибо
она все же могла развить вкус к деньгам, к чувству превосходства, алчность,
корысть, привязанность.
Имея
на меня Свой План, Бог через внутренние Божественные энергии отводил меня от
подобной практики, ибо другие мои качества позволяли, не стали за этот путь
цепляться, ибо я более склонялась к труду в государственном учреждении,
абсолютно приветствуя налоги и все остальное, что из этого следует.
Предприниматель же из меня, видимо, был никакой, ибо противоречило моим
внутренним устоям и убеждениям. Поэтому энергии Бога во мне буквально
становились стеной, делая весь процесс и мысль в этом направлении все более
невыносимыми.
Я
понимала свою поездку в Сочи, как прощание с делом, немилым сердцу, и была более, чем
уверена, что на этом закончилась моя силуэтная эпопея, что я выполнила просьбу
и более к этому пути не вернусь, ну, разве что, если буду без крова, с ребенком
на руках, без еды, в полнейшей нужде…
Еще
раз хочется сказать. Мало кому известно,
что все чувства в человеке, любом другом живом существе, – только от Бога, ибо
каждый есть Его неотъемлемая частица. Все чувства даются, отмериваются в свою
меру в строгом соответствии с Планом Бога на человека, в соответствии с
качествами уже достигнутыми и, учитывая те качества, которые непременно следует
развить, в соответствии с тем, чем полон багаж, с кармой человека, с его
желаниями, которые также даются Богом и
имеют только развивающее значение, каковыми бы ни являлись, в соответствии с
тем, насколько это благоприятно или неблагоприятно с точки зрения человека и
отдельно Самого Бога, ибо деяния Бога совершенны и ничто не препятствует
развитию сущности в пути ее духовного становления.
Далее, Бог, начиная здесь чинить помимо внутренних
запретов и внешние заслоны, выбивает человека из одной колеи в другую,
регулируя и контролируя всякого вхожего в эти игры, присмиряет других, желающих
что-то из этого извлечь на будущее. Так что работал надо мной и другими только
Всевышний, давая каждому свою причину, свои реальные и мнимые возможности,
управляя всем процессом событий, что знать я не могла, считывая все в себе и в других,
как личные планы, личные желания и личные усилия.
Пока
же я ехала домой несколько умиротворенная, еще слабо предчувствуя возможность
реальную поездки в Одессу, не осознав
еще толком, что закончила университет, сама не своя в своих желаниях и деяниях,
ибо, если бы коридор движения мне позволил, то мыслила бы не об Одессе в угоду
своим чувствам, но о дальнейшей учебе и фактически научной деятельности, о
великом труде творческом, до самозабвения, оставив бы в своей жизни место
только дочери и отчасти родителям, ибо не очень торопилась в их дом, не очень
любила праздность и чаепития, не очень привлекалась пустословием даже очень
близких людей, отягощалась ими и торопилась в свое уединение, ибо игры
материальные разных уровней никак не могли полностью меня вовлечь или
заинтересовать.
Откуда
мне было знать, что Бог так подготавливал меня к внутреннему отрешению, ибо
только при этих условиях можно было со мной говорить, изучать Веды и писать
Святые Писания, только при великом аскетизме
можно было правильно направить все свои чувства на Божье, слышать Бога и
быть Им Лично управляемым. Однако, и то, что было, было лишь базовое отчасти.
Меня еще следовало поводить по непростым университетам жизни, где детство и
юность были лишь малой толикой страданий
и вкушений сути материального бытия.
Пока
же я ехала домой, удовлетворенная тем, что ехала одна, без отца, что получилось
заработать деньги на Одессу. Но если бы моя воля… Я бы поехала туда одна, хотя
бы на один день. Мне хватило бы его,
чтобы насладиться своим детством, встречей с ним, посидев в своем дворе, на
лавочке, никем не узнанной, как-то
незаметно обойти его, пройтись по
коридору, где жил Витя Акифьев с мамой, постоять у их двери, хоть краем глаза посмотреть на выросших моих
друзей, не обнаруживая себя, не
признаваясь… Мне бы непременно
захотелось хоть в щелочку посмотреть на ту комнату в одиннадцать квадратных
метром, где я жила с родителями, как-то сделать это через людей, которые там
жили, мне страстно желалось побывать
около школы 122, пройтись по ее
коридорам, увидеть, жива ли еще церквушка
на пути к школе, нашлось бы еще несколько мест, куда тянулась душа.
Но
смаковать предстоящую поездку я не могла, но принимала ее почти не дыша, не
затрагивая мыслью то, что было свято, но с едва заметной самой себе грустинкой,
как предчувствием, что не смогу испить этот нектар сполна, навсегда,
удовлетворившись.
Денег
на самом деле было не очень много для такой поездки, на четыре человека. Отец
мой был занят сезонными заработками, к
идее мамы он отнесся сдержанно, однако, на сколько я знала, денег дать не
собирался. Этих шестьсот рублей должно было хватить на нашу дорогу, туда и
обратно, конечно же самолетом, на очень скромные подарки родственникам, за съем
жилья, на питание и почти не оставалось на достопримечательности и развлечения
иные, кроме пляжа.
Мама
была удовлетворена, я съездила и купила всякого рода подарки, сумки Адидас,
бывшие тогда в моде, конфеты, донские
сувениры, были куплены билеты на самолет, летевший на Одессу ранним утром
следующего дня. События, последовавшие
таким образом после получения диплома,
были неожиданны, скоропалительны, не от меня идущими, не мной
управляемыми. Хотела того или нет, но
мне всю жизнь в вопросах материальных
было отведено место быть ведомой во всех мелочах жизни, самой судьбой и
другими людьми, ибо в вопросах материальных и бытовых была неактивна и мало
заинтересована. Но было то, где я была абсолютно не послушаема, никому не
подчиняема, но и здесь, слава Богу, никто и не чинил мне препятствий. Это была
моя цель написать книгу, и это была моя дочь, с которой я, наконец, воссоединилась,
забрав ее у родителей, и этим сердце мое
и было счастливо, и здесь находило для себя величайшее утешение
и мир.
В
течение всей поезди я с радостью и наслаждением отдавала время дочери, брала ее
за ручку, с упоением устремлялась к ней, не отпуская от себя; и Одесса, столь мною любимая, была последним
действом судьбы, передающим дочь мне безвозвратно через акт поездки в Одессу, и
судьба больше не должна была нас разлучить, но оставить вместе, без влияния
других и без их присутствия. Все должны были быть рядом, но я – и дочь, но я и
моя книга преимущественно; теперь это
было мое личное дело, мое право, мой
труд, мой смысл.
Но
Одесса… моя долгая ностальгия, мои
долгие однообразные сны, долгий приют моей мысли, моя мечта…
Нет, не могла я насытиться ею, не могла ей отдаться всеми уголками чувств, как
и не могла унести ее с собой. Она реально жила своей жизнью, не нуждалась в
моих чувствах, не зная меня и не помня ни одним сердечком, ибо… ну кому могла
сохранить память угловатую робкую девочку, ничем не примечательную…
Не
передать чувства мои и мамы, когда мы ступили с трапа самолета на эту
благословенную украинскую землю. И дочурка и Саша этих наших чувств никогда бы не смогли
разделить, ибо у каждого была своя маленькая родина и их к этому чувству Бог
должен был подвести своим путем в свое время. О, сколько же я переболела
Одессой не проходящей тоской… но не самим городом, как таковым, но знакомыми
мне улочками, двором, школой и многими исхоженными местами, куда уносили ноги в
те далекие времена. Но правду говорят: клин клином вышибается. И эта тоска по
Одессе Одессой и должна была изойти, должна была начать отчуждаться, наполняя
меня новым восприятием, реальностью и неведомыми мне силами, имеющими свойство
притуплять чувства и отдалять их без сожаления.
Любые
долгие и вожделенные желания и привязанности не могут уходить сами
безвозвратно. Никогда не сможет живое существо самостоятельно их в себе
преодолеть. Привязанности – одна из условностей материального мира, держащие в
нем, вовлекающие в материальные игры, дающие причины и следствия, интерес, цель
и смысл. Невозможно эти чувства преодолеть или от них отказаться. Они также
никуда не деваются со смертью, будь то другой город, страна, дела, человек. Все Бог дает, возвращает, дает
насладиться и пресытиться, отработать
себя, показывает суть желаемого с разных сторон, цену этого желания и ставит
перед человеком неизменный вопрос: ну, что удовлетворен? Это ли хотел? Это ли
ожидал, так ли предчувствовал.
Реалии
жизни часто дают ответ отрицательный и тем отводят, ставя возбужденные чувства на место; привязанность,
боготворившая человека или место или род деятельности, слабеет. Все призвано
отрабатывать себя, как и привязанность к людям и местам, ибо этот путь имеет смысл, и идут
по этому пути по Воле Бога, на самом деле подготавливаясь к не привязанности,
к ограничениям, к отрешенности, что уже
в свое время открывает врата высшей религии, выводящей на пределы материальных
связей и условностей, материальных игр и зависимости от иллюзорных энергий
Бога. Все, по сути, начинается с
желаний, с запретов, с
преодолений, достижений, разочарований, усмирения чувств и беспокойного ума.
Таков
Божественный развивающий механизм, дающий желания и дающий возможности, иногда уже
и в другой жизни. Иногда Бог использует
