Осень-ещё не зима или осенние игры

Маленькая повесть
                Осень! Осень!..
                А сколько нас бродит по сумрачным скверам!..
                Что мы ищем, что ждём,
                что желаем во все времена?   
                Может быть, нами правит
                неясная трудная вера
                В бесконечность зимы,
                в нескончанье глубокого сна?"
               
                Николай Разумов//Осень!Осень!..           

  Осень! Осень! Какою бываешь ты: тёплой и холодной, скоротечной и затянувшейся, ранней и поздней, урожайной и скудной на лесные дары - грибнику, добычливой или нет для охотника. Впрочем, как и любое время года, вспомним  хотя бы знаменитую «Весну света» Михаила Пришвина, осень бывает разною.

  Мне нравится ранняя осень, когда она берёт свой разбег: золотит листья берёз, плещет бордовой краской на кусты барбариса и дички, охрой окрашивает хвою лиственниц, переодевая осины в кроваво-красное, трепещущее на ветру, платье.

  А какой необыкновенный бывает осенью воздух! Он настоян на ароматах увядающей травы, с горчинкой полыни и  первых опавших листьев, разбухшей от дождей корой деревьев и кустарников, разомлевшей от влажности земли… Осенний воздух холодит нёбо, как первый заморозок, проникая в гортань...

  И  эта неизменная листопадная пора увядания, этот  выдержанный, прохладный воздушный букет, это уходящее тепло вчерашнего лета, это осеннее небо будят во мне раздумья о скоротечности времени вообще и о своём в частности.

    Во всём чувствуется какая-то печальная, прощальная грусть этого дня, этой минуты: в журавлином «курлы», в гомоне сбивающихся в стаи птиц, в перемене основного тона неба – с ярко синего, летнего, на серо-голубое, выцветшее…


    В более позднюю осень  – в разгар её  ненастья – меня настигает хандра и  появляется чувство неудовлетворённости не известно чем и не известно отчего, поднимает голову тоска по прошлому...



                ***



  В один из таких осенних дней межсезонья попала я в  восстановительный центр здоровья, что расположен на берегу Иртыша.


  Иртыш, как и все северные реки, течёт небыстро, спокойно неся свои трудовые серые воды к Ледовитому океану. В окно палаты виден его изгиб, близ которого, на взгорье, расположен парк Отдыха городка Нефтяников. Колесо обозрения высоко возвышается над берегом, нашим центром, особняками состоятельных омичей, что смогли обустроиться в этой заповедной зоне. Иногда мне кажется, что колесо обозрения немигающе смотрит в окна нашего здания, наблюдая за её обитателями своими пустыми кабинками, что чуть заметно  раскачиваются при большом ветре.

 
  Картина умирающей за окном природы, негласный догляд этого чёртового колеса, начало лечения – когда симптомы болезни вовсю дают о себе знать, и не известно, будет ли толк от нового лекарства, побуждали  лишь к  фиксации боли и желанию затаиться на время. Разговаривать с соседкой по палате не хотелось. Она, женщина далеко за семьдесят, по-видимому, испытывала такое же желание. Мы издали присматривались друг к другу и не тревожили собой покой друг друга.

  Из палаты напротив доносился женский смех. «Выздоравливающие»- подумалось мне,  проваливающейся в свой первый больничный послеобеденный сон.

  Разбудил меня робкий луч осеннего солнца, что краешком своим зацепилось в нашем окне, смотрящем на северо-запад. Медсестра принесла направление на завтрашние  анализы и напомнила о предстоящем ужине. Столовая находилась этажом ниже. Туда собирался больничный люд из трёх остальных отделений. Оказалось, что моя палатная соседка спускаться не может из-за ущемлённой позвоночной грыжи. Её обслуживали в палате. Мне предстояло ужинать в гордом одиночестве. В обед я сидела за столиком для поступивших пациентов, а сейчас предстояло сидеть за своим номерным, закреплённым за нашей палатой.
               
  Невдалеке  от меня сидела компания. Я узнала  в ней своих соседок по голосам – они так же что-то громко обсуждали, часто смеялись.

    Одну из них  звали Ириной. На вид ей можно было дать лет сорок пять. В её карих глазах постоянно вспыхивали озорные  искорки, голос её был тих, мелодичен и приятен на слух. Стильная стрижка, неброский макияж говорили о том, что женщина не только  следила за собой, но и разбиралась в тенденциях моды. Миловидная, полноватая, с выдающимися формами, она, тем не менее, была одета в джинсы и облегающую водолазку. Было видно по всему, что она нравилась противоположному полу. К ней были прикованы взгляды мужчин  с близстоящих столиков. Безусловно, броская женщина. Она явно кокетничала. Ей это шло: такая повзрослевшая наивная  девочка, знающая своё очарование.

    Другая женщина – полная противоположность Ирины. Обращались к ней по имени Надежда. Несомненно, она давала надежду всем женщинам, мечтающим избавиться от лишних килограммов. Глядя на неё, нельзя было не восхититься её стройности. Её худенькой  фигуре  могла позавидовать и двадцатилетняя: девическая грудь, тонкая талия. Спортивный костюм подчёркивал достоинства её фигуры. Но длинные  густые чёрные волосы были собраны в немодный пучок, с напуском волос надо лбом, какие были в ходу давным-давно. И  с косметикой она явно перемудрила: яркие зелёные тени на верхних и нижних веках только усиливали контраст между юным телом и морщинами на лице. Такие лица обычно бывают у людей, много и долго работающих на воздухе. Круглолицая, большеглазая, была она похожа на постаревшую сказочную Мальвину. Говорила  она громко, смеялась взахлёб, посверкивая белыми зубками. Её чёрные глаза, казалось, тоже смеются над окружающим миром.

    Третья из сотрапезниц больше молчала. Имени её я не расслышала. Она, как и Надежда, была невысокого роста, тоже стройна, но с более женственными формами. Без всякой косметики на лице, она производила приятное впечатление. В её лице что-то чувствовалось нерусское – голубые, пронзительно-стального цвета глаза, лёгкая горбинка на её прямом носике навели меня на мысль о её немецких корнях (на самом деле – это след шрама от операции на переносице). Как она потом призналась сама, что и вправду, по национальности она не русская, а мордвинка.  Она тоже была модно подстрижена, по всему было видно, что недавно, потому как часто порывалась привычным жестом поправить волосы за ушами, что в этой стрижке не требовалось. На высоком лбу молчуньи проступали  глубокие морщины, но когда её лицо озаряла робкая улыбка, она выглядела моложе своих, должно быть,  лет  (как выяснилось потом – ей было шестьдесят два года). Из всех троих была она  скромно одета в обыкновенный домашний халат.

      Они первыми отужинали и, проходя мимо моего столика, пожелали мне приятного аппетита, заметив, что сидеть одной, должно быть, грустно.

- Думаю, что завтра кого-нибудь подселят ещё в палату и буду уже не одна,- ответила я.

В палату никого не подселят ни завтра, ни послезавтра.

    А уже сегодня после обязательного контроля давления пригласили новые знакомцы меня на игру в карты. Должна сознаться (что не делает образ рассказчицы, верно, положительным, но зато правдивым), я – поклонница карточной игры. Должно быть, в этом пристрастии виновато моё слишком суровое воспитание мамой-учительницей, где многое было под запретом, в том числе и карты. И муж мой, с которым уже почти сорок лет вместе, карты на дух не переносит, считая это пустой тратой времени. Наверное, он прав. Как всегда прав. Но, ещё Геродот сообщал, что в карты играли в Мидии в VIII-VII веках до нашей эры. Говорят, что в Россию французские игральные  карты проникли из Германии, сохранив немецкое название мастей: бубны, черви, трефы, вини. Ну, коли старушка Европа карты с её мудрецами не отрицала, то чего  мне, поперёк идти? Как незабвенной моей бабуле – Анне Петровне – любительнице карточного «дурака», игра  даёт возможность излиться наружу авантюрным ноткам и моей натуры. Ну не с «тарзанки» же мне сигать за всплеском адреналина?     

          Любая игра имеет свои нюансы. Игра в «дурака» требует, как и любая другая карточная игра, хорошей памяти (запоминать отбойные карты), умения блефовать (когда с бескозырным набором выведешь соперника выложить все козыри, подбрасывая свой «неликвид»). В каждой игре важно и  везение, ведь, как в том анекдоте: «На «Титанике» у многих было здоровье и богатство, а  вот везения досталось не всем».
    Мне лично не страшно остаться в «дураках» пару-тройку раз подряд. Напрягать начинает, когда всякий раз остаёшься при своих, так сказать,  «интересах». Но, памятуя о том, что настоящий игрок воспринимает проигрыш без отчаяния, стараюсь держать удар с улыбкой на лице, вышучивая себя, горе-картёжницу.

    Проигрывать не любят все. Но все себя ведут по-разному в таких случаях. Здесь - то и проявляется человек: один бросает карты, сославшись на вдруг неотложные появившиеся дела, другой начинает «давить на жалость», третий – отчаянно мухлевать. В игре человек раскрывается лучше, чем, порой, в  долгой беседе «за жизнь».

                ***
    Зайдя в палату пригласивших меня на игру женщин, я обнаружила и двух мужчин из нашего же отделения. Один из них, Николай, был нашим сверстником, а другой - Юрий, лет на десять всех старше. Ирина и я были игроками неопытными, но увлекающимися, а остальные – чуть ли не  профи. Но так как игра была трое - на - трое, командная, нам с нею удавалось кое-как держаться на плаву в разных командах.
    Заводная Надежда бурно обсуждала ходы свои и чужие, беспрерывно шутила, подтрунивая и над собой. Каждый раз, когда она замышляла очередной карточный финт, она говорила что-либо смешное. Так, пару раз она отозвалась о себе:
  - Мы, нефтяники, люди основательные, но рисковые.

Увидев мой немой вопрос, она, засмеявшись, пояснила, что работает обыкновенной заправщицей у себя в селе.

  В таком  духе и проходила наша игра. Но главным  делом  Надежды в игре было, безусловно, желание понравиться Николаю.
  Тот шутливо отбивался от её словесной атаки, а потом не выдержал и серьёзно сказал:
  - Не люблю навязчивых людей, - и чуть помедлив, добавил, - особенно навязчивых …мужчин.


  Я мысленно спросила себя, а как повёл бы себя мой муж в такой ситуации? Льстило ли ему  повышенное женское внимание? Поощряло ли на ответные подвиги?

  Вся компания уважительно посмотрела на Николая.
 

  Надежда была смущена.

  Ситуацию сгладила наша молчунья Таня. Она вдова и ей понятно Надино желание привлечь мужское внимание к себе.  Хотя бы и в шутку, доказать  самой себе, что "поезд ещё не ушёл"

    - У Надюхи - язык без костей, мелет и мелет, мы от неё тоже иногда устаём.

  Мы  заулыбались.



      А ночью Надежда плакала.

      Об этом мне по секрету следующим утром на процедурах сказала Таня, которая, как и  я, спит чутко.
                               
    Мне захотелось сделать нашей "Зажигалке" что-то приятное. В послеобеденное время я поэкспериментировала с её волосами, показав, как лучше причёсывать волосы с таким овалом лица, а Ирина категорично  запретила ей красить веки тенями ярко - ядовитых расцветок.


    Перед своей выпиской: Надя уезжала первой, на третий день нашего знакомства (хотя  ей ещё предстояло вернуться в