52.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 23(1). ПЕРВОЕ НАЧАЛО, 1991 год.(2).
Впереди меня была неизвестность, никакие амбиции не возбуждали мой ум. Кажется, я впервые шла туда, где мне было хорошо и где двери были открыты, не ведая, что коснулась великого пласта жизни, ради которого я и родилась. Душа уже начинала видеть для себя не временное пристанище. Саша, казалось, и этот мой путь готов был благословить и по моей просьбе охотно, согласно моим описаниям, подобрал мне из целого склада ненужных вещей на лоджии деревянную коробочку, плоскую, размером с книгу или лучше сказать альбом, закрывающуюся, задвигающуюся крышкой, подобно пеналу. Тщательно вымыв ее, высушив, я счастливо приспособила ее для переносного алтаря, приклеив ко дну изображение панча-таттвы, Шрилы Прабпхупады и изображение Бога Кришны в виде юноши, играющего на свирели, что был акт недопустимый и никак не рекомендовался Ведическими стандартами, ибо изображение Бога Кришны непременно должно было быть как Радха-Кришна или Кришна-Баларама. Увы, я была неофитом и пренебрегла советом Тунги Падры, ибо ни с кем не желала делить Своего Бога Кришну, желая поклоняться только Ему и никак Его Брату Балараме или Возлюбленной Бога Кришны - Радхарани, не видя смысл ни в ком другом, ибо не от них и не они, и ни какого бы окружения… И опускала понимание, что и Радхарани и Баларама - Есть Формы Бога Кришны, Сам Бог, насколько я тогда это знала и принимала, однако, будучи в себе направленной только на Бога Кришну, чему не могла сопротивляться. Ибо только Высочайшая Личность Бога, Сам Верховный Творец Бог Кришна был в центре моего мыслительного процесса и никто другой.
Надо знать, что спустя много лет, общаясь с Богом Кришной, я теперь точно знаю, спустя многие и многие годы (ибо делаю последние правки к повети в 2020 году), получив знание из Рук Бога Кришны, что поклоняться Богу Кришне ни через какую Его форму или изображение нельзя. Бог есть Высший Дух, необозримый, Непостижимый, имеющий духовную форму, и не привязан ни к какому изображению, ибо и ни есть это изображение. Но на тот период это знание мне не было провозглашено и потому еще не считалось авторитетным и распространенным. Как и алтарь для поклонения Богу Кришне не нужен. Но тогда это было свято, поддерживалось Богом, как и поддерживалось поклонение Божествам в храме. Однако, в свое время все это будет убрано. Такова Воля Бога.
Свой походный алтарь я носила с собой почти везде, и когда ездила к маме, и когда с Сашей ездили в Каялы к его маме, и даже в школу на уроки, ибо сознание, что рядом со мной в сумке – алтарь, как-то успокаивало и наслаждало; и, если удавалось уединиться, то открывала его и поклонялась Богу Кришне, и говорила с Ним и никого к нему не подпускала, ибо это была моя личная собственность, мой мир духовный, мое утешение и смысл всего.
Все молитвы, которые следовало петь на санскрите, были тщательно записаны мною из молитвослова в тетрадь с переводом, были также добавлены молитвы, рекомендованные Тунгой Падрой, крайне удивленной моим инициативам и неоднократно отмечавшей вслух, что за всю ее практику ни один прихожанин не пришел с молитвословом, который достать крайне сложно даже опытному вайшнаву, и уж тем более ни один не выписывал молитвы и не пытался тотчас скрупулезно следовать наставлениям шастр в плане ритуала в процессе поклонения Божествам.
Удивлениям моим не было конца. В результате поклонения Богу Кришне, в результате ежедневных молитв, они стали входить в память и оседать в ней столь стремительно уже на санскрите, что я ночами просыпалась, и они проносились в голове четко, и язык мой легко и с наслаждением вибрировал их в ночи достаточно долгое время, с ними и засыпала... И Бог не отпускал меня от этой великой аскезы, наслаждая санскритом и великими духовными переживаниями. Такое же было у меня, когда я читала ранее христианские молитвы. Целые страницы молитвослова запоминались и наслаждали в то время, как на материальные вещи у меня была память никакая. Похвала Тунги Падры снисходила на меня частенько, как, впрочем, и недовольство, ибо редкие мои вопросы ни то, чтобы ставили в тупик, но поднимали в ней и сомнение, а не вопрос ли с подвохом, нет ли здесь оскорбления… Увы, при всем при том мнение Тунги Падры обо мне было для меня отнюдь не существенным, и глаза мои не умилялись, как у других матаджей, когда из нее исходило благоволение и милость. Хотя… милость мною ценилась, виделась качеством, а за качества я могла и сама превознести, ибо ими мерила всех и отсюда могла возлюбить.
Первое восхищение от проповедей Тунги Падры начинало уходить на нет, ибо в той или иной лекции, но неизменно повторялась ее суть, начинала бить ее самоуверенность, когда она, изрекая новую религиозную мысль, провозглашала ее высокой истиной и рекомендовала, и заявляла, что многим следует ходить за ней следом и записывать ее глубокое духовное озарение, как и изречения. Порою она действительно говорила вдохновенно, красиво, высоко- нравственно и духовно, но долго на этой вершине не удерживалась и вновь спускалась к вещам много раз ею провозглашенным, вновь обращала взгляд на свою духовную биографию и вновь на вопросы давала стандартные и значимые ответы, ограничивая себя мнением Вед и не рискуя сказать то, что было бы новым, истинным откровением в ней от Бога, ибо была скована все теми же стандартами мышления, многие из которых были для меня не авторитетны, ибо никак не находили отзыв в моем здравом мышлении.
Воистину, во мне начиналось сопротивление многим табу и догмам, как и ошибкам, провозглашенным священными и незыблемыми, такими, как: духовному учителю следует поклоняться, как Самому Богу; что духовный учитель более милостивый, чем Бог; что речь материальных людей, подобна кваканью лягушки, и это без оговорок; что Бог заглядывает преданным через плечо, когда они готовят прасад; что надо непременно поклоняться панча-таттве; что, убивая таракана, преданный его отправляет на духовный план; что в теле человека присутствуют и полубоги, управляющие человеком… Очень много виделось нелепости, не строгости и откровенного вздора, причем исходящего из уст даже духовный учителей… Не счесть виделось ошибок, засорявших умы преданных, входящих в их проповеди, диктующих им не точную духовную практику, оскверняя сознание.
Между тем, воспевая Бога во время домашних арати на санскрите, я была поражена тем чувством, которое всякий раз испытывала, которое мне давал Бог. Это было нежнейшее, вдохновеннейшее чувство глубокой и потрясающей радости и покоя. Санскрит, становился легко родным, вибрировался во мне до хорошего головокружения, до почти обморочного состояния и непередаваемой благости. Тунга Падра предупреждала, что неофитам такое состояние Бог дает авансом и даже чаще, чем чистым преданным.
И все же это был великий путь единения с Богом, путь великого в себе открытия, неземного счастья и покоя. Я начинала наслаждаться Богом в себе, никак не желая признать Его за параматму, Высшую Душу. Ни параматма, ни женское начало, ни часть Бога или частичное проявление Бога, ни в коем случае ни Душа, Только Высший Дух, уникально, непостижимо, Своим полным целым присутствующий в Своем творении, в каждом. И не иначе. Я претендовала и чувствовала в себе присутствие полного целого, Личность, Его Мнение, Управляющего, Ведущего меня, Знающего каждый мой шаг, я чувствовала в себе Самого Бога, одновременно присутствующего во всех и в каждом, все связывающего, все направляющего и развивающего, никак не отличного от Бога Кришны, но Сам Бог Кришна.
Это было некое постоянное внутреннее устойчивое понимание, более строгое, чем название Бога в себе параматмой, что и звучало оскорбительно, давало и оскорбительное понимание о Боге, умаляя Высоту и Недостижимость Верховной Божественной Личности, оперируя Его присутствием в себе играючи, по всякому поводу… как, собственно, и получалось, ибо вольно трактовалось матаджами по разным причинам и поводам. Иное, отличное от моего понимание Бога, я воспринимала, как категорическое оскорбление Всевышнего, как высочайшую наказуемую греховную деятельность. А преданных, не понимающих это, видела неразумными, бесчувственными, духовно не развитыми, не видящими.
Моя жизнь стала наполняться Богом, вся душа начинала во всех своих уголочках видеть присутствие только Бога, я начинала распространять это понимание на всех, почти молниеносно. Мир материальных отношений одухотворился, превратился для меня не в мир людей, а в Божества, однозначно исполняющих Волю Бога, руками которых Бог воздает и созидает, в мир тех, где живет и присутствует Бог; все стало становиться на свои места, все стало становиться гармоничным, правильным, имеющим причины и следствия, справедливым, от Бога и Волею Бога. Я начинала видеть в Боге Высочайшего Свидетеля всех своих дел, много раз в удивлении вспоминая себя совсем маленькой, лет шести, еще когда жила с родителями в Одессе, когда однажды, оставшись дома одна, я вдруг была озарена великим внутренним откровением, что я всегда и вечно нахожусь перед Ликом великой Личности, Которая Знает каждый мой шаг. Это озарение молниеносно, ярко озарило мой детский ум, не знающий еще Бога, и осталось во мне долгой и напряженной памятью, ожидающей ответ. И вот ответ пришел в зрелые годы. Куда бы я ни шла, я мыслила о Боге, сверяла с Ним любое свое слово, контролировала все в себе, моя посуду, я делала это тщательнейшим образом, стирая, делала это тщательнейшим образом…; то, что человек называет в себе совестью, это стало во мне столь сильно и столь неожиданно и разнопланово присутствовать, что я засомневалась, я ли это. Никто еще во мне со мной не говорил, но мнение шло не мое, угадывалось без слов. Нечто подобное было, когда я писала свой роман или рассказ-диалог с Богом. Из меня, подобно Тунге Падре, ее свидетельствам, в которых она буквально ликовала, струились не мои мысли, но мне близкие, нравственные, которые я подхватывала, как факел, еще не зная и не ведая, что это и куда и при чем здесь я.
Посещая лекции Тунги Падры, я ловила себя и ни один раз, что знаю ответ на тот или иной вопрос, знаю, что она скажет, знаю, что предпочтет, какую мысль выделит, что извлечет... было такое чувство, что Бог Кришна подсказывает мне все события и слова, которые еще последуют, еще будут произнесены ею вслух. Более того, изнутри давалось возражение в том, что она извлекала согласно своим качествам и убеждениям. Бог разрешал мне мыслить иначе, давая аргументы и наставляя внутренними откровениями постоянно.
Прокрутив до этого несколько раз Бхагавад-Гиту, я видела, что именно через призму этих знаний, хоть и в свою меру, я мыслю, понимаю, воспринимаю. Молитвы, которые пели матаджи, точно также, как и многие христианские молитвы в свое время, я знала наизусть все. Но… ритуалы… они никак не могли мной восприниматься должным образом, как ни старалась и ни усердствовала в этом, они во мне рассеивались, притушевывались, теряли значимость. Для меня было проще не поклоняться всем преданным и духовным учителям парампары, не служить Святому деревцу туласи, не принимать духовного учителя… Все это
