принимали на веру и с великим почтением авторитетные ответы, но многие вставали дыбом, получая ответы на свои многочисленные и наболевшие вопросы философского и религиозного порядка, но никак не состыковывающиеся с тем, как они видели и понимали себе Бога, как Личность, материальное бытие и прочее, что было предметом долгих дум.
Иногда ответы Тунги Падры уводили в сторону, иногда она от вопроса просто уклонялась, иногда начинала отвечать по существу, но хотелось больше, глубже, точнее, без догм и заезженных фраз, без кивания на мнение авторитетов, в сторону которых никак не хотелось смотреть, ибо порою казалось, что религия просто увязла в парампаре, и пока ее суть и всех ее представителей не постигнешь… Но мнения этих авторитетов казались порою и примитивными, и известными теперь даже младенцу. И не хотелось тратить время ни на кого, но сразу на знания, поклонения, практику преданного служения. И все только к Богу Кришне. Ибо и все известные религии, ведущие к Богу, и направляли к Творцу непосредственно, минуя великих ачарьев, то есть святых в такой великой мере, как в преданном служении Богу Кришне. Однако, при всем этом был и страх развернуться ни туда или быть вышибленной из этого духовного пристанища моей души, пристанища, где душа находила и свое утешение.
И все же. Ну, как можно было согласиться с тем, что цитировала Тунга Падра, приводя мнение одного из духовных учителей относительно ума: «…ум – источник беспокойства и с ним нужно обращаться, как с собакой, т.е. приучать выполнять приказы…». К этому моменту я уже несколько раз прокрутила Бхагавад-Гиту и уже мыслила ее мудростью практически, исходя из ее откровений, примеряя их к любой ее фразе, к любому ее высказыванию, ибо эти знания начинали во мне активно работать, все через себя пропуская, как и все сверяя с непосредственно Словом Бога Кришны, авторитетнее которого для меня не существовало.
Как могла Тунга Падра так вольно принять чужое глупейшее высказывания, столь нелепое и оскорбительное для Бога? Может, она боялась вольномыслия простодушных матаджей и стремилась как-то в короткие сроки одним своим твердым словом расставить одним махом все точки над I у заносчивых прихожан, не находящихся в ее подчинении и дотошно пытающих ее, идя на поводу своего беспокойного ума, о вещах, которые ей не хотелось затрагивать, дабы без оглядки на их невежество нестись дальше в своей проповеди, и потому сразу задавала в храме строгий тон в тисках признанных мнений духовных учителей и незыблемых авторитетов типа Шрилы Прабхупады, который не только создал ИСККОН, распространил сознание Кришны Волею Бога, сделав его международным движением, но и привнес в совершенное знание Вед то, что стало отталкивать многие светлые умы, критикуя материальный мир, речь, быт, науку, общение, достижения…
А ведь, материальный мир – творение Бога, труд Бога, План Бога, все - от Бога, по Плану Того, Кто Творец, Кто Высший Управляющий, Кто совершенен, Кто не может ошибаться, не может, пронизывая Собою Все, не присутствовать, не может не управлять… Почему, именно ругая, понося материальный мир, оскорбляя его, можно утвердиться в преданном служении? Почему не обговорить этот переход достойно, не оттеняя, не возвышая, не топча следом идущих? А насчет ума… Разве слово Бога ей не авторитет? Ведь, в стихе 22 гл.10 Бхагавад-Гиты Бог говорит: «…индрийанам манаш часми…», – из всех чувств Я – ум. Сколько же отсюда можно сделать выводов. Никто и ничто, а Бог – ум в человеке. Через ум Бог говорит с любым живым существом, дает мысль, знание, искушение, вводит в диалог, в раздумье, поиски, фактически развивает, входит с живым человеком в контакт, знает все его внутренние переживания и малейшие движения души, через ум ведет и развивает… Как же можно умом пренебрегать? Как можно сравнивать его с собакой, которую следует приручить? Зачем такая неуместная образность и как входят в такие врата великие преданные? Ум надо контролировать, уметь отказываться, уметь и быть с ним почтительным. Ибо это – Бог. Реально присутствующий в тебе.
Иное мнение – высочайший духовный ляп. Но Тунга Падра была неумолима, несгибаема, с насмешкой называя меня садху, но и не была далека от истины, ибо Бог Лично должен был со мной заговорить, сначала дав все ошибки преданных обозреть во всем их величии.
Скованные бесчисленными ритуалами, авторитетами ушедших авторитетов, они и на предлагаемые мнения духовных учителей боялись замахнуться, идя по пути догм, не беря на себя ответственность за принимаемые чужие мысли и мнения, не углубляясь в их суть, отмахиваясь, следуя ложному запрету, от здравого анализа, отмахиваясь от духовного труда в этом направлении или избирая каждый путь предания себя не Богу, но высказываниям духовных лидеров, цитируя их бездумно, без альтернатив, без личного, Боже упаси, мнения, тем отвергая, теряя и многих прихожан, разделяющих основы Ведических знаний и приемлющих Слово Бога в них, но никак не принимающих все лишнее и неразумное, что противоречит здравому смыслу.
Вопросы прихожан к Тунге Падре были робки, в свою меру почтительны, иногда вызывающи, и редко кто был удовлетворен, ибо хотелось услышать что-то исчерпывающее, окончательное, все расставляющее по местам и к себе уважительное; но, увы, каждый входящий в этот храм чаще уносил в себе боль от своей неприкаянности и невозможности что-то изменить, ибо каждому почти с порога было указано на его место, ибо всяк сюда входящий, не служивший Богу Кришне, априори был ниже ступенью и должен был принимать любое указание Тунги Падры, как высшее себе назидание.
Любой ответ ее входил в строгие ведические нормы, отражающие не столько ее мнение, сколько мнения авторитетов духовных учителей, а она к ним была приобщена строгой верой и старалась никогда не уклоняться, разве что тогда, когда можно было разговор переплавить на личный опыт, и тут она уносилась чуть ли ни в свое детство, юность и первые шаги, как опыт преданного служения, почему-то всегда считая это заслуживающим особого внимания. Но через призму совершенных духовных знаний материальное бытие не освещала и не давала вразумительные ответы на насущные и больные вопросы людей применительно к случаю и обстоятельствам каждого.
Несмотря на ее сан, положение в храме, вторую инициацию и статус брахмана, мне ее знания о Боге казались достаточно примитивными, ими она наделяла матаджей неуклонно и, неискушенные, они начинали мыслить ее мыслями, говорить ее словами, также и проповедовать ее откровениями и все с позиции духовных и незыблемых авторитетов прошлого. Видимо, им хоть с этого надо было начинать, видимо, не самых сильных Бог приводил в храм на место жительства… Изо дня в день она повторяла им вещи, которые преподносила, как великое откровение, но которые уже набили оскомину изрядно своей повторяемостью и сомнительной порою истинностью.
Ну, как можно было согласиться с тем, что, когда матаджа готовит прасад, Бог Кришна, наслаждаясь, подобно ребенку заглядывает ей через плечо, по-детски ожидая еду. Это – не серьезно. Это – заигрывание с преданными. Это преподнесение Бога на слабом уровне. Вроде мелочь, но хотелось уже тогда ей сказать, что Бог никогда и никому и ни под каким предлогом не заглядывает через плечо, ибо Бог есть все, Бог есть Сам этот прасад, Сам готовит в матадже, ведет ее руками, смотрит ее глазами, Сам переодевает ее, когда ведет на кухню, Сам шинкует в ней, дает ей последовательность через мысль, напоминает памятью, Знает наперед его вкус, Знает все запахи, Знает, кто и будет вкушать и сколько, знает все, всегда, все Собою пронизывая и умалять Его не следует. Нельзя также вольно говорить о Боге, дескать, параматма то, параматма сё… И ни «то» и ни «сё». Бог, только Бог Кришна, Лично, Сам, Своим полным присутствием в каждой точке пространства, в каждом живом существе. Никаких умалений, никаких детских сказок, никаких иных трактовок, никакого безличного восприятия Бога.
На самом деле вольнолюбие в религии плохая вещь, ибо все же устои даны Богом, проверены религиозными лидерами неоднократно, авторитетны и закладывают фундамент веры далеко не зыбкий. Но возмущение ума в защиту Бога все же необходимо, Самим Богом и производится в подготовленных умах, неотложно там, где в угоду стабильности веры просматривают оскорбления Бога, где ум далек от логики и анализа, устремлен поверхностно, не углубляясь и не желая себя затруднять углублением в Бога, причиняя вследствие этого вред религии, не донося истину в умы.
И все же Тунга Падра была молодец, ибо неукоснительно, как могла, в великой вере, в трудах и стараниях доносила до всех матаджей и прихожан свет знаний, как Слово Бога, закладывая в каждого ведические кирпичики мышления и образа жизни, делая это на совесть, ревниво, не щадя себя, по призванию, понимая свой путь, как путь, указанный Богом. Для маленького женского ашрама она была более, чем старшая матаджа, она была неизменным наставником, человеком, который всегда рядом, все контролирует, не дает расслабиться или привнести в храм материальные нотки, ибо все сюда шли из мира материальных отношений и ее прозорливостью должны были оставлять у порога свои материальные привязанности и привычки, подобно обуви, которую следует оставлять, входя в храм; но ревниво следила как одеваются, по сезону ли, что едят, как берегут себя, что и как говорят, что одевают в храме и по какому поводу, от нее шла строгость ритуалов поклонения, строгость исполнения религиозных принципов, она сама была незыблемым средством памятования и напоминания о Боге, ибо имя Бога Кришна не оставляло ее уста, редкое высказывание могло не иметь отношение к Богу, от нее исходил и путь аскез, она стремилась быть милостива сама и вела других к достижению Божественной Милости через основу основ – совершенные духовные знания.
Все порядки в храме, как и ведический этикет, и правильное поведение (садачара) – все исходило от нее, ибо через нее Бог управлял женским ашрамом, поставив ее старшей, дав ей знания и две инициации, дав ей достаточный жизненный и духовный опыт и практику. Все данное Богом поддерживалось неукоснительно именно ею – матаджи вставали рано утром, делали омовение, наносили тилаку, приготавливали предметы для поклонения, убирали постель, одевали нужную одежду, проводили утреннее богослужение перед алтарем (арати), непременно предлагая Божествам благовония, лепестки туласи, огонь, воду, бхоги (пищу), пели молитвы, танцевали, повторяли джапу, проводили утренние очищающие процедуры, укладывали волосы и покрывали повязкой голову, принимали прасад, слушали Тунгу Падру во время утреннего киртана, вкушали остатки пищи, предложенной Божествам, радовались махапрасаду, делясь им между собой, далее занимались уборкой храма, украшением храма, уходили распространять книги Шрилы Прабхупады. Все это держалось на строгости и преданности Тунги Падры, почитаемой всеми матаджами в такой степени, что любая милость от нее воспринималась со слезами и благодарностью.
Все это было видно, все это становилось понятно, всему этому хотелось
