Эффект таракана

    В конце шестидесятых закончил я среднюю школу. Аттестат с отличием внушил мне надежды преувеличенные, и потому подготовка к вступительным экзаменам в мединститут свелась к легкому повторению профильной химии. Результат был вполне предсказуем. Получив по означенному предмету нежданную четверку, я встал перед необходимостью сдачи прочих экзаменов и, недобрав баллов, в итоге оказался за бортом научного корабля.

    Родители восприняли этот афронт спокойно. Армия мне пока не грозила, и все произошедшее воспринималось ими как досадная случайность. На семейном совете решено было отправить неудачливого абитуриента к деду, который проживал вместе с бабушкой в небольшом районном городке Энске, близ Тамбова, где вот уже более 30 лет заведовал хирургическим отделением тамошней больницы.

    Родители рассчитывали на то, что он оформит меня к себе на работу, дабы я целый год не болтался без дела, а заодно и присмотрит за моими подготовительными занятиями. Решение это было принято из тех соображений, что в нашем селе друзей у меня было «слишком много» (отвлекать будут). С другой стороны, по рассуждениям предков, дед Коля, как человек суровый и педантичный, расслабляться излишне мне не позволит. Все дело, правда, могла испортить бабушка Маша, которая безумно любила меня, имея склонность все проступки и выходки мои немедля и густо замазывать и лакировать моими же достоинствами, действительными и воображаемыми. Но и здесь был расчет на деда, который не то чтобы держал бабушку в ежовых рукавицах, но при нем она всегда стушевывалась как-то и старалась держаться в тени. Отнюдь не ради страха иудейскаго, но скорее от безграничного уважения и любви к своему мужу.

    Итак, после месячного отдохновения, меня посадили в поезд и отправили в Энск. На прощанье, обняв меня, матушка немного всплакнула. Отец сантименты разводить не любил, а может просто стеснялся. Потрепав слегка мою шею и пожав руку, на прощанье он только буркнул:
    -У деда не волынь. А это тебе. В течение года прочти обязательно, это - великая книга!

    Развернув в поезде сверток, я обнаружил два толстенных фолианта, это был «Иосиф и его братья» Томаса Манна. По перелистывании обнаружилось, что пробелов в тексте очень и очень мало, что, как я давно уже убедился, грозило чтением «до треска во лбу», но оба тома покорно уложил все же назад, вместе с прочими вещами. Отцу я доверял. Круг семейного чтения нашего обычно определял он и, надо отдать ему должное, литературной халтуры, всегда и везде столь распространенной и доступной, мы и в руки обычно не брали.

    Старики жили сравнительно недалеко, - 7 часов на поезде до Тамбова, да полчаса на автобусе, почти до их дома. Встретили меня как обычно. Надо сказать, что, рассчитывая на строгость деда по отношению ко мне, родители, мягко говоря, ошибались, в чем я, разумеется, не стал их разубеждать. Дед Коля строжился со мной лишь на людях, и в меру своих способностей мне оставалось лишь подыгрывать ему. Наедине же суровая маска немедленно сбрасывалась, и мы общались, а раньше играли, как старые друзья, почти не ощущая разницы в возрасте. Я с детства мечтал стать таким как мой дед: эрудированным, лаконичным, авторитетным и всегда подтянутым на людях и, вместе с тем, раскованным, веселым и обаятельным в кругу друзей.

    Была суббота. Вечером мы посидели за столом на веранде старого деревянного дома, с трех сторон окруженного яблоневым садом. Был мой любимый бабушкин пирог с рыбой и саго (кто теперь знает, что такое саго?) с приложением в виде графинчика с вишневой наливкой и обмена семейными новостями. Потом дед ушел спать, и мы с бабушкой, вдоволь наворковавшись за чаем, последовали за ним.

      На следующий день за завтраком дед завел разговор о дальнейшем моем житии:
    -Знаешь, Лешик, - сказал он, - твои родители правы в одном: целый год, изо дня в день только и делать, что корпеть над учебниками – это ж и рехнуться недолго! Договоримся так: определю я тебя, как человека пока еще в медицине невежественного, к себе в отделение санитаром. Работать будешь с 8 до 17, плюс в месяц 4 ночных дежурств, а суббота-воскресенье – выходные. По выходным дням, друг мой, и будешь ты предаваться ученым занятиям, но – не более 4 часов в день с перерывами. Ну а за месяц до окончания твоего «срока» я тебя уволю «по собственному желанию» и тогда уже будешь заниматься каждый день, если выдержишь.

    Здесь бабушка робко молвила, что, дескать, может быть Лешеньку лучше не на ставку, а на полставки оформить, дите ведь еще, но дед, пропустив эту реплику мимо ушей, продолжал:
    -Предупреждаю, работа тяжелая, грязная. Будешь мыть полы в отделении, перестилать постели тяжело больным, подкладывать под них судно и выносить его и так далее. И еще, это здесь я для тебя «деда», но на работе – Николай Васильевич и только, заруби себе на носу! И спрашивать с тебя, как заведующий отделением, я буду со всей строгостью. Ну что, согласен?

    -Да согласен я, деда! С грязью-то и всем прочим я справлюсь, а вот с кровью как быть? Меня ведь от одного вида ее тошнить начинает и голова кружится.

    -Ну, кровь – это дело десятое. Станет нехорошо, выйди на свежий воздух на несколько минут и назад. Проделаешь такое раз этак 5-6 и привыкнешь. Или, если уж, на худой конец, не будет у тебя такой возможности прерваться, то я тебе в первый же день флакончик с нашатырем и ватки комочек дам. Держи их всегда наготове в кармане халата, а как плохо станет, нюхни пару раз. К твоему сведению, будучи студентом, я тоже поначалу вида крови не выносил и с первых 4-5 операций, которые довелось видеть, убегал, голова сильно кружилась. А потом привык.

    -Когда оформляться-то, - спросил я.

    -А вот завтра же я тебя и оформлю. Утром встанем полседьмого, а к восьми пойдем на работу, - улыбнулся дед.

  Так оно все и началось. На следующий день меня оформили на ставку санитара хирургического отделения, и начал я свою медицинскую карьеру. Работать поначалу было действительно тяжело, от вида крови и гноя, от одного только их запаха меня поначалу мутило нещадно, но затем, действительно, привык.

  Рабочий день проходил в постоянной беготне и тысяче дел, каждое из которых, как мне казалось поначалу, требовало немедленного и неукоснительного исполнения. Дед незаметно, но, вместе с тем, внимательно следил за мной, периодически недовольно кряхтя и покрикивая, но через месяц я уже ко всему привык, научился отличать главное от второстепенного, и появились у меня даже какие-то промежутки свободного времени. В течение первого месяца, за моей неопытностью, на ночные дежурства меня не ставили, но, в конце концов, пришло время дежурить и мне. Вот именно на том, первом моем дежурстве все и произошло.

  Дежурство обещало быть спокойным, как с ходу объяснила мне моя напарница. Звали ее Света и работала она в отделении вот уже третий год после окончания медучилища. Света мне очень нравилась. Никогда и нигде позже не встречал я девушки столь открытой и непринужденной, столь заразительно веселой и жизнерадостной при всем том, что она была еще и умна, и обаятельна. Мы подружились уже при знакомстве, и я любил общаться с ней в свободные минуты, болтая о чем ни попадя.

  Вечером после ужина Света накормила всех страждущих таблетками и вколола всем болящим утолительное. Потом мы обошли палаты и, убедившись в незыблемости порядка и покоя, вернулись на пост.
    -Что теперь-то мне делать, Свет? – спросил я.
    -А ты - мусор вынеси и помой полы в процедурной, а потом - в коридоре и в туалете. В палатах утром, перед сдачей смены, помоешь. После этого мы с тобой перекусим, и ты пойдешь баиньки часиков до трех утра. В три я тебя разбужу и сядешь караулить пост, а полседьмого, если раньше ничего не случится, меня поднимешь. Идет?
    -Идет.

    И я пошел выносить мусор и мыть полы. Покончив с делами и зайдя в комнату для отдыха, развернул большущий промасленный сверток, который дала мне с собой бабушка. Она, как всегда, постаралась. Перед глазами моими предстали пяток котлет, хлеб к ним, пара бутербродов с салом и два соленых огурца. Есть не хотелось совершенно.

    Честно говоря, мне почему-то всегда больше нравилась (до сих пор тоскую) казенная еда: столовская и больничная, тюремной, слава Богу, до сих пор не отведал; поэтому, взяв кастрюльку супа оставшегося после больничного обеда, я разогрел его на электроплитке, налил в миску и, покрошив туда бабушкину котлету, все это кое-как умял. Остатки хлеба, вытерев ими дно миски досуха, я отправил себе в рот и, поднимался уже из-за стола, чтобы позвать Свету, как вдруг, откуда ни возьмись, на дно посудины шлепнулся большой рыжий таракан.

    Я удивился и подумал, что надо не забыть сказать об этом деду. Он усатых терпеть не мог, полагая, что наличие тараканов в лечебном учреждении «есть первый признак низкой культуры и безответственности медперсонала». В нашем отделении, вообще говоря, тараканов я до сих пор не видел.

  Таракан, между тем, после секундной задержки бодро побежал по дну миски. Бег совершался по кругу с периодическими попытками подъема на стенку посуды. Я сначала не понял, что сей сон значит, но потом сообразил, что дно-то я хлебом протер досуха, а стенки миски остались жирными, из-за чего объект моего наблюдения и не мог выбраться на волю. Поначалу хотел я вытряхнуть насекомое, но мерное круговое движение с периодическими потугами взобраться на стенку не прекращалось, и я подумал:
    -Интересно, а на сколько же у него хватит сил бегать вот так?

  И решил понаблюдать. Засекши время, я смотрел и смотрел на него, забыв обо всем, а он все бежал, бежал и бежал по кругу, не прекращая попыток и не снижая скорости. Вернула меня к действительности Света:

    -Алёша! Ты чего расселся? Больше сорока минут уже тут сидишь. Я тоже есть хочу!

    Но тут взгляд ее наткнулся на миску с моим стайером и она в страхе схватилась за виски:
    -Ой, ужас какой! Таракан!! Откуда он взялся? Вот будет теперь нам выволочка от Николая Васильевича! Чего сам уставился-то? Возьми да выбрось в унитаз и смой обязательно!

    -Свет, ты не волнуйся, видишь, он сам из миски выбраться не может и все бегает, бегает… Я уже вот, сейчас на часы посмотрю, 15 минут за ним наблюдаю, а он все по кругу, да по кругу! Интересно ведь, сколько он так сможет продержаться? Давай, оставим его в миске, как остановится, так я его и выброшу.

    -Ну, хорошо, наблюдатель ты наш, - нервно хохотнула Света, - ладно уж, оставляй. Но только потом, ради Бога, выбросить не забудь! Нам этой пакости в отделении не надо. Откуда он взялся вообще?

    -Да, скорее всего родственник какой-нибудь в сумке с передачей занес, а вот как он ко мне в миску попал, не видел. С потолка сиганул наверно.

    Света настороженно посмотрела на потолок. Там было чисто.
    -Ну ладно, ступай на пост, а я сейчас перекушу, а потом сменю тебя.
    -Хорошо, но только ты миску мою не трогай пока! Пусть побегает до моего прихода. Я - сам его потом выброшу.
    -Да не трону я твою миску, иди уже, юный натуралист! - усмехнулась Света.

     Я ушел на пост, а минут через 15 мы сменились. Войдя в комнату, первым делом я заглянул в миску. Таракан продолжал бегать по кругу. Достав из шкафчика подушку и