НА СТОЛКНОВЕНИИ ЭПОХ. Часть 1

Маяковского против этого упыря? Ведь тот знал, что его все равно любят и читают простые люди, а от них, и только от них зависит его заработок. Но тот, кто произнес только что Лере приговор, хорошо понимает, что на самом деле никто из  студентов не занимается экспериментами всерьез.  На их достоверность необходима уйма времени и ресурсов, которых просто не имеют учащиеся. В основном, это подогнанные или купленные результаты. А то, что хотела преподнести Лера, было более правдиво и интересно. Но дальнейшая судьба ее дипломной находится именно в таких руках. Можно, при желании, заплатить много денег этому сумасброду, которому Лера, по какой-то субъективной причине, очень не понравилась. Но почему она должна переносить столько унижений, разве она их заслужила?! А, может быть, Дэн... Может он поможет и что-нибудь объяснит... Может он придумает... Он обязательно придумает!

      -- Дэн, Дэн, помоги! – почти кричала Лера в трубку, запершись у себя в комнате, -- Они не хотят допускать меня к защите, говорят, нет достоверных результатов исследований. Но ты ведь сам понимаешь, чем занята я сейчас. Может, ты им объяснишь, что я у вас работаю.
      -- Да ты в своем ли уме, дорогая?! Ты ведь сама знаешь, мы проводим секретные эксперименты. Ты – сотрудник нашей системы и никто, ты слышишь, никто, даже сам министр просвещения не должен знать об этом!!!
      -- Ну, может, ты бы что-нибудь придумал, соврал бы, что ли.
      -- Лерочка, детка, мы отвечаем за твое самочувствие и за твою драгоценную жизнь. Но за учебу, извини. Выкручивайся сама. Ну, есть же еще способы, самые распространенные и банальные во все века. Ты, что их не знаешь?
      -- Дело не в способах. Они меня постоянно унижают. Подрывают мою репутацию. Как я с такой фрустрацией смогу работать дальше?!
      -- Ну, что ж, крепись. А на счет работы, могу тебя обрадовать. Ты ее не потеряешь. Кто вошел в нашу систему, тот уже не уволится никогда. Мы сотрудников не меняем. Сама понимаешь, гарантия утечки  информации.
      Последние слова просто таки повергли Леру в шок. Она мечтала после окончания универа бросить все и устроиться скромным преподавателем где-нибудь в институте, или заняться практикой в каком-нибудь офисе. И жить, жить, жить по-своему.
      «Нет, работать я на вас больше не буду. Ваша работа просто бесчеловечна. Я сделаю то, что нельзя. Я  навсегда убегу в прошлое и начну работать как положено с моими теперешними клиентами. Я спасу всех, кто еще остался жив и должен погибнуть. Я устрою такой всемирный переворот!!! Но вы так жить не будете, как живете сейчас, пусть даже погибну я сама!»

          ГЛАВА 58.
    -- Опять приносят то же самое. И за что я им деньги плачу?! Никак работать не хотят! – великан нервно перебирал листки исписанной коллегами бумаги.
    -- Кто хозяин вашей газеты? – тут же подключилась к разговору Лера, сидя рядом с великаном в его кабинете  на Лубянке.
    -- Ну, я, кажется.
    -- Так ты или тараканы?
    Великан нахмурился.
      -- Не отвлекай. У меня много работы.
      -- Какой?
      -- Прибыль пересчитать, зарплату начислить каждому.
      -- За что? За то, что они ничего не делают? Кто у вас бухгалтер?
      -- Ну, я, -- великан замялся.
      -- А кто организатор?
      -- Наверное, я.
      -- Не наверное, а точно. Больше некому.
      -- А кто у вас лидер, тоже ты?!
      -- Какой лидер? – великан смотрел на Леру недоуменно и хмуро.
      -- А такой, который ведет за собой. Инициатор – ты. Организатор – ты. Лидер – тоже ты. Бухгалтер – опять ты. А что же делают остальные? Стишки пишут неказистые?! И после этого ты плачешь, что больше не художник.
      Лера живо припомнила Эскулапу одну из сценок, случившуюся с ним в одном Берлинском ресторанчике. Тогда он просто таки разрыдался перед художником Анненковым, которого встретил там же:
      -- Когда же ты, наконец, вернешься в Москву? -- спросил его Великан.
      -- Я об этом больше не думаю, -- ответил тот, -- Я хочу оставаться художником.
      После фразы, попавшей, вероятно, в самое сердце Эскулапа, наступила непродолжительная пауза. Он хлопнул товарища по плечу. Потом последовал, свойственный  только этому гениальному медведю, взрыв эмоций. Охрипшим голосом он произнес:
      -- А я – возвращаюсь... Так как я уже перестал быть поэтом...
    Эскулап разрыдался и осипшим голосом чуть слышно прошептал:
      --  Теперь я... чиновник... 

      «Нет, ты не чиновник, ты – вольный коммерсант! Все способности на лицо, только знаний не хватает. Так будь же им!»
      -- Ты к чему клонишь?
      -- Да все к тому, что знаешь и ты, только что делать, не знаешь!
      -- А ты знаешь? – насмешливо произнес Эскулап.
      -- Знаю. Раз ты организатор, так тебе и карты в руки. Во-первых, тебе необходимо сменить место жительства и купить себе квартиру. Здесь жить невозможно, тут шпионов много.
    -- Да за что я ее куплю?
    -- А за что машину купил? Тогда это нужно было кому-то, а теперь это нужно тебе. Ты сразу же станешь независимым. Приобретешь приоритет над другими и будешь собирать нужных тебе людей только у себя. Во-вторых, распредели скучные обязанности между своими лодырями, а сам занимайся, чем положено. Зарплату будешь назначать ты, как руководитель. Кто лучше пишет, тому больше. Кто хуже – тому меньше. Это справедливо.
      -- Да я вообще разогнать всех хочу и новых набрать. Я так и говорю на всех своих выступлениях, Леф – это больше не революционный журнал, это эстетическая группа лентяев.
      -- Ну и плохо! Что бы у вас не происходило, ты должен отзываться о самих себе только хорошо. Тем более, менять лодырей на лодырей, я тебе не советую. А талантов всегда на свете мало. И ты должен этих немногих людей сделать элитой вашего общества и приводить в пример их произведения. Чтоб у них учились. Далее, нужно создать рекламу вашему журналу. А так, ты только подрываешь его имидж...
    -- Чего?!  Какой имидж?! Какая реклама?! – великан готов был разозлиться, -- Это что ж, я враньем заняться должен, как буржуи американские?! Я всеми силами стараюсь разбить ложное понятие «богемы» вокруг поэзии. Вскрыть секреты творчества и уничтожить раз и навсегда спекулятивное художественно-религиозное поклонение перед стихами. При этом я пользуюсь теориями своих товарищей словесников из Лефа. Но моя попытка – слабая попытка одиночки.
    -- Да-а?! Вот как! И почему же твои товарищи словесники не поддерживают тебя практически? А ты попрежднему одинок?...
    Великан стиснул зубы, не зная, что ответить. Он почувствовал правоту Лериных слов – опять обман против самого себя. А Лера опять задала коварный вопрос:
    -- Скажи, твои стихи тоже несут в себе не твои теории?
    -- Как так, не мои? Я ж их сам по ночам пишу...
    -- Против тех, кто тебя обманывает? Так, значит, это они твоими теориями пользуются?
    -- Так, что ж, получается, что я и людей себе придумываю?!
    Эскулап схватился за голову. Он явно запутался в собственных противоречиях.
    -- Никак нет, ваше величество, -- Лере было забавно разговаривать с этим, гениальным и непросвещенным в закоулках собственной психики, детиной, -- Но ведь у вас же в коллективе есть талантливые люди! Поставь их в пример и заставь остальных стремиться к их уровню. Боря Пастернак, например.
      -- Мы и так его печатаем, хоть он этого и не хочет.
      -- Это плохо, что он не хочет. Отталкивать таких людей нельзя. На них весь мир держится.
      -- И что я должен делать?
      -- Давай, я соберу всех твоих коллег и  буду проводить с ними своеобразные беседы по вечерам. А ты, как руководитель, создай условия, чтобы они этого хотели. Плати зарплату только тем, кто ко мне ходит. Вот увидишь, я их заставлю работать. Еще, неплохо было бы создать литературную студию под твоим руководством.
    С минуту великан обескуражено смотрел на Леру, пытаясь переварить в голове все, что она ему наговорила. Потом вдруг раздался взрыв хохота, похожий на вулканическое извержение. Великан так смеялся, что даже стол трясся от его смеха, а бумаги снесло на пол. Когда нахохотался, произнес, вытирая слезы:
    -- Ой, хотел бы я посмотреть, как одна безумная барышня сможет заставить работать тех, кого даже мои стихи не вдохновляют на праведный труд.
    -- Я не барышня. Я – психолог!
    Лера обиженно встала и вышла, громко хлопнув дверью. За спиной у себя она услышала новый взрыв хохота.

          ГЛАВА 59.
    Лера шла в задумчивости по пустым темным проспектам старой Москвы. Было морозно, но безветренно и снег скрипел под ногами. Это был конец 1927 года. Вдруг она подняла голову и дом, перед которым она случайно оказалась, показался ей слишком знаком.
    «Ох! Да тут ведь Борис живет. Зашла бы я к нему на огонек, будь это наше столетие. А тут нельзя – правила хорошего тона. Да плюс ко всему, жена не поймет. А поговорить так надо.»
    Лера растерянно осматривалась кругом. Мимо пробегали, играя, дети. Они радостно визжали и кидались друг в дружку снежками. И, вдруг, Леру осенило. Она нащупала у себя в кармане спасительный пятак и подозвала одного из мальчишек:
    -- Мальчик, мальчик, на тебе денежку. Позови мне, пожалуйста, дяденьку. Скажи, Лера просит.
    Лера назвала этаж и номер квартиры.
    -- Это я мигом, -- обрадовался мальчишка, увидев монету.

      -- Лера, что случилось?
      -- Нет, ничего. Просто поговорить надо.
      Они шли рядом по заснеженным улицам. Борис был удивлен и обрадован неожиданному Лериному визиту.
      -- Я слышала, ваша группа распадается.
      -- Да это и не группа вовсе. Просто сбор ленивых и лживых людей, не имеющих ни профессии, ни другого рода занятия. Они находят подобные богадельни и рассчитывают таким образом прославиться легким путем. Да еще и деньги получить при этом.
    -- Как же так получилось, что начинали ее существование таланты, а в результате остались одни бездарности.
    -- Да, там были талантливые люди. Но их было немного. Я тоже там был. Но сейчас больше не хочу входить в состав тех, кто остался. Не могу кривить душей, претворяться и играть в подобные игры.
    -- А как же ваш руководитель. Разве он тоже бездарен?
    -- Маяковский? Нет, он талантлив. Но у него одно удивительное свойство – постоянно окружать себя мелочными лживыми людишками, которые ищут только выгоду за его счет. Я ведь сколько раз говорил ему об этом. А он отмахивался или приходил в ярость, когда я затрагивал его «друзей». Я не хочу повторять его судьбу, не хочу находиться среди этих меркантильных особ, поэтому выхожу из Лефа. Раньше я сделал ему надпись на  книге «Сестра моя – жизнь» с такими строками:

                          Вы заняты нашим балансом,
                          Трагедией ВСНХ,
                          Вы, певший Летучим голландцем
                          Над краем любого стиха!
                            Я знаю, ваш путь не подделен,
                            Но как вас могло занести
                            Под своды таких богаделен
                            На искреннем вашем пути?

        Сегодня я написал ему категорическое письмо  о своем уходе, которое должно было привести его в бешенство.
    -- Ах, так это твое письмо сегодня утром я лично передала ему в руки. Но он не был бешенным. Он тут же его прочитал, а потом как-то горько вздохнул и призадумался. Был угрюм весь день.
    -- Я ничего не могу с собой сделать, Лера, поймите мня