- Всё случилось вот в такой же тёплый летний день. Взяв с собой топор и верёвку, я направился в ближайший лес нарезать сколь могу унести слег, необходимых для подновления городьбы. Светило солнышко, пели птицы, цвели цветы. Настроение было под стать окружающей меня безмятежности. Я шёл, что-то насвистывая, по тропинке знакомой с детства в дальнюю дубраву, где днём до этого уже присмотрел несколько молоденьких, не корявых дубков, как раз по моим соображениям годным для того, чем собирался заняться на следующий день. Никакого предчувствия, никакой тревоги даже в тот момент, когда чуть в стороне в густых зарослях малины что-то зашебуршало. Нагнувшись, я поднял сухой комок земли и швырнул туда, в кусты-то, желая отпугнуть кабана или ещё какого-то зверя. И каково же было моё удивление, когда оттуда, наче аркуда-медведь, вылез Ермолай, староста-то наш… Хмурый, злющий, а, впрочем, я его другим и не знал никогда.
- Ой! А я подумал было, что там зверь какой! – проговорил я, как бы извиняясь за свою оплошность – Не ушиб ненароком-то? Когда так, то прошу покорно простить, Ермолай Спиридоныч!
- Слаб ты ишшо в коленках ушибить-то меня, щенок… - пробормотал он мне в ответ, и вдруг оскалился – не улыбнулся – Зверь, говоришь? А, пожалуй, это мысль! Весельше даже получится!
- Ты об чём это? - спросил я, совсем не понимая его поведения. Но он вдруг начал ожесточённо размахивать руками, крутиться на месте, наче юла, и бормотать вовсе несусветное…
- Щас поймёшь! - расхохотался он, а я с ужасом заметил, как мои руки и ноги стали быстро покрываться тёмной волчьей шерстью… Через минуту всё было кончено: меня как человека больше не существовало, а появился волк, который продолжал думать и понимать совсем не так, как должен был бы делать настоящий зверь, в которого превратил меня не знаю за что колдун-чародей. Я ничего не понимал, был страшно напуган и растерян… Почему-то казалось, что он просто так глупо шутит и сейчас опять покрутится и всё будет по-прежнему. Но проходили минуты и ничего не менялось… Помню, как жутко он хохотал над моим страхом и беспомощностью… Сколько это издевательство продолжалось сказать трудно… В конце концов я не выдержал и побежал, но он, как мне казалось, не отставал, стал моей тенью, потому что тот жуткий смех звучал отовсюду и не было никакой возможности заткнуть уши…
Опомнился я где-то уже глубокой ночью в каких-то неведомых прежде зарослях на берегу ручейка. Жутко хотелось пить, даже больше, чем жить или умереть… не знаю… Но, казалось бы, в чём заминка? Вот же вода, прямо перед твоим носом – пей! Одначе напиться получилось далеко не сразу… Захлёбывался и всё… Но кое-как горло всё же промочить удалось… Огляделся вокруг - что-то было не так, но - что? Не вдруг сообразил, что тьма ночная и не тьма вовсе… С чем бы таким сравнить, чтобы вы меня поняли? Сумерки - когда ещё не ночь, но уже и не день… Или ночь, но при полной Луне и ярко светящихся звёздах. Я чётко и ясно видел всё сквозь плотную пелену ночи и это было первой хорошей новостью в тот ужасный день. Сразу же встал вопрос: что делать дальше? Первой мыслью – нужно искать дорогу домой, к матери – волнуется же… Но, разве узнает она меня в таком виде? Как ей показаться на глаза и не перепугать? И тем не менее, я всёшки поплёлся домой, к своей хате… Дружок было дёрнулся, а потом… признал, короче говоря. Мы с ним сразу поняли друг друга – звери, они тоже умеют разговаривать… без слов, вернее со словами, но не так, как люди… А, что там? Гнал я его от себя, но не прогнал – ушёл он тогда со мной, не бросил хозяина в беде. Во многом только благодаря ему я и остался жив, хотите верьте, хотите нет. Именно он учил меня быть волком! Учил охотиться, есть сырое мясо, от одного вида которого по первости просто мутило… Учил избегать контактов с людьми, что было не так-то просто, поскольку внутри моего сознания долгое ещё время жил и властвовал человек, а уж никак не зверь, в которого пусть и медленно я начинал всё же превращаться… Однажды, вдруг появилось чутьё, т.е. я стал не просто чувствовать запах, но и понимать, читать его. От мельницы мы с ним далеко не уходили долгое время, пока однажды мне не захотелось отыскать Лану и её отца. Что греха таить, всколыхнулась надежда, что он сумеет разрушить злые чары, наброшенные на меня Ермолаем, и я смогу вернуть свой прежний облик… Дружка оставил здесь присматривать за овцами… Обидел, конечно… но пошёл один…
Все, затаив дыхание, слушали бесхитростно-подробный рассказ о перенесённых испытаниях и переживаниях Степана, который вдруг неожиданно резко замолчал.
- Стёп! – нарушила молчание Дарина – А вот во время твоих скитаний по округе много попадалось таких же деревень, как Листвянка, например?
- Нет! Сейчас мне трудно определить, но только в двух или трёх днях пути отсюда стали попадаться поселения людские, да и то по большей части брошенные, пустые… Хорошо если в двух домах кто-то живёт, а так никого вокруг и близко нетути… хотя дороги какие-то есть… Лес один…
- А звери?
- Вот этого «народу» полно… Но медведей не встречал… Волки, кабаны, лоси… ну, и мелюзга всякая: лисы, зайцы…
- Понятно!
- А как же тебе удалось Светочку-то разыскать, ведь никто тут не знал, куда они с отцом подевалися?
- А случайно наткнулся… Как-то, обегая какое-то озеро, среди прочих запахов, летящих по ветру, один показался мучительно знакомым… Самому не понять, как это могло быть. Откуда мне был известен неповторимый, ни на чей другой не похожий её запах? Не понимаю, но вот же она, Ланка моя, нашёл!
- Я в то утро пошла в лес, к дальнему колодцу за водой… Его там папаня устроил на месте сильного ключа! – продолжила рассказ мужа, совсем освоившаяся Светлана - И вдруг, батюшки святы – волк на тропе… Что делать? Бежать? Но, нешто от его убежишь? Стала и стою, как вкопанная… И что бы вы думали? Энтот самый волк, наче собака какая дворовая, подполз на брюхе к самым моим ногам и лежит… Что такое, думаю? Ай, случилось что? Не пойму ничего… Это же волк, зверь дикий и безжалостный, а ведёт себя прямо и не знаю как то… Боюсь, сил нету… Ладно… Только насмелилась нагнуться, погладить-то его, как вдруг он голову-то и подними, а взгляд-то Стёпушкин… «Матерь Божья, заступница!» - запричитала я, да и упала перед ним на колени. Реву, в голос причитываю, а он облизывает мне лицо-то, а у самого тожа из глаз слёзы прям с горошину катятся… Весь день мы с ним тогда по лесу проблукали, а как стало темнеть я и уговорила его к батюшке-то своему пойтить, можа, говорю, подмогнёт чем…
- Мамань! – перебил её всколыхнувшиеся воспоминания Степан – Подавай, что ли, блины-то свои - слюной уж подавились все!
- Щас, щас, сыночка, подаю! Маслице растопится! – а сама уже водрузила на стол большую чашку сметаны, блины, а затем и растопившееся ароматное масло в ещё одной глиняной миске – Ну, милости прошу отведать! Кто с чем – кунайте, мало будет, есть чего добавить! - радушно развела Матрёна руками, широко и счастливо улыбаясь.
- Папаня с первого взгляду всё понял! – спустя какое-то время продолжила Светлана – Не прогнал, не наругался…
- Ему ли было не понять! - улыбнулась про себя Дарина, внимательно вслушиваясь в певучую речь рассказчицы - Да и сама ты не без глаз.
- Одначе, всё, что смог, так это так исделать, чтобы Стёпушка ночью обращался в человека… Почему ночью? Это мы так про меж себя решили: днём больше риску быть узнанным кем-то. А нам уж очень не хотелось, чтобы кто-то пусть и ненароком сообчил про Стёпушку в Листвянку-то, Ермолаю энтому… Да… Так с той поры и стали мы неразлучными… Батюшка не супротивничал… Помнил сговор-то наш… Благословил даже отеческим своим благословением, жалкуя лишь о том, что матушка Степана далече и не может порадоваться за нас…
- А совсем снять это заклятие у него, стало быть, не получилось… - в полном потрясении от услышанного прошептала Матрёна.
- Нет, не получилось… Как он ни бился, аж с лица спал… Ну, я же так и говорю… Но мы и тем были оченно радые! Да я-то пусть бы он и волком был, босиком бы за ним побежала, ни за что бы уже не рассталась… - неожиданно призналась Лана – А тут так… Не, мы дюжа радые были, да, Стёп?
Тот молча кивнул головой, не сводя с неё наполненных теплом обожания глаз, и она продолжила:
- Мы с ним и днём-то почти не расставались. Я поделаю что по дому-то и к нему, в лес… А он уж поджидает… Только вот однажды, я уже в тягостях была, не сёдни-завтра родить, вернулись мы под вечер домой-то, а батюшка на полу лежит, мёртвый… Горло кто-то перегрыз… а крови почему-то нетути…
- Стёп! - перебила её горькие слова Даша - А ты не почувствовал в доме в тот момент, или вокруг него ничего такого? У тебя же к тому времени чутьё было сильнее человеческого!
- Знаешь, тогда там как-то не до этого было - холодком потянуло и всё… А вот сейчас ты спросила и мне вдруг опять стало холодно, прям мороз по спине… как тогда… Вдумываться было неколи, но теперь я понимаю, что меня там всёшки насторожило: отсутствие запахов, то есть - вообче! Хлеб на столе, не доеденный отцом-то её, и тот не пах… Как можешь объяснить?
- Никак. Чтобы иметь своё мнение о чём-то и, уж тем более, его высказывать, мне нужно видеть всё самой, походить, послушать, потрогать… Но то, что ты сказал, очень интересно! А на что была похожа рана?
- Как медведь когтями вырвал кадык-то… Но нигде и капли крови, ни запаха её…
- Интересно… - вновь повторила ведунья и обратилась к Лане - Свет, прости, что я перебиваю всё время, продолжай, пожалуйста!
- Я к соседям, - продолжила та, вздохнув и покачав головой, словно видела вновь то, о чём говорила - а тама такая же история, во всех трёх домах… ни единой живой души… Перепугалась, бросилась бежать куды глаза глядят… в лес… Стёпка за мной… Упала на снег, реву… Но плачь не плачь, а слезами ещё никто никого с того свету не возвратил… Вернулись мы… До зари Степан долбил могилы-то- хорошо, что земля ещё только начала промерзать… Батюшку мы отдельно положили, а остальных всех вместях, в одной яме-то… Вот ты его-то спросила, а меня нет… - обернулась она к ведунье - А ведь я тоже заметила там нечто, чего бы быть не должно…
- Да?! - удивилась та - А ты, что же, зрячая?
- Не в том смысле, как ты спрашиваешь, - улыбнулась Лана - но кое-что вижу!
- Что, например, было там?
- Там, возле батюшки, мне стало чудно, что он как бы и не испугался того, кто это сотворил… И у соседей на лицах страха не было… вовсе… Вот я и подумала - неначе морок какой был наведён… Но батюшка-то должен был увидать, а вот не увидал…
- Свет, а кем была твоя мама? И что с ней стало?
- Умерла, рожая меня… Папаня как-то проговорился, что нельзя ей было до поры тяжелеть-то… Поторопились они… Сильная была, сильнее него самого… Он ждал, что её сила во мне проявится - не проявилась… Неначе, всё Полюшке достанется… А я бы не хотела… Пусть бы, как все!
- Вот оно в чём дело-то! - подумала про себя Дарья - Вот кого я спасала… Кроху
