тебя, и, если вкратце, ты жива только потому что Макарий мертв, так и знай.
- Скольких же людей ты убил за всю свою жизнь?… - задумчиво проговорила Лидия, глядя на него не то с ненавистью, не то с усмешкой – неверное пламя светильника не позволяло четко видеть выражение её лица.
Аттал лишь расхохотался в ответ.
- Твой Христос меня к себе уж точно не ждет, - смеясь, подтвердил он её догадку.
- Если уверуешь и раскаешься, то спасешь свою душу от вечных мук! – в отчаянии воскликнула она, как будто искренне сокрушаясь об уготованных его душе муках, и он вдруг отчетливо прочел в её взгляде вовсе не ненависть, а жалость.
- Не дерзи мне, ты забываешь с кем говоришь! – внезапно взъярился префект. - Знай свое место или отправишься вслед за родителями!
- Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить!
- Прекрасно сказано, - спокойно отвечал Аттал, умело справившись с приступом ярости. – Итак, теперь ты знаешь, что я на самом деле злейший твой враг, а кровь твоих родичей взывает к отмщению.
- Но… - попыталась возразить Лидия, однако префект нетерпеливо перебил её:
- Вот взгляни сюда, - он указал на скрывавшийся в тени небольшой столик неподалеку от неё. Посмотрев в указанном направлении, Лидия заметила сверкавший отточенным клинком меч. – Теперь ты можешь исполнить свое прежнее намерение. Ты ведь хотела убить меня – так сделай это сейчас. Клянусь Юпитером я даже не шелохнусь, чтобы помешать тебе. После ты беспрепятственно покинешь дворец, и никто не узнает, что это сделала ты, а твои родичи будут отомщены.
- Что ты такое говоришь, сиятельный?! Я не наемник, я не умею убивать людей. Но даже если бы и умела, я ведь уже сказала тебе, что, как христианка, исповедаю теперь заповедь не убий.
- Предпочитаешь убивать чужими руками? Понимаю, - холодно усмехнулся Аттал. – Тогда давай позовем сюда твоего бывшего раба, а ныне вигила, того самого, чьими руками ты прикончила Ганнона, он справится.
- Мой Бог – Бог любви и всепрощения! – сквозь слезы причитала Лидия, делая вид, что не слышит разоблачительных намеков по поводу Джахи. – Он велит прощать врагов!
- Это правда? И ты теперь всегда следуешь этому принципу? Перестань плакать, что ты так разволновалась? – с досадой добавил он. - Было бы из-за чего. Я считал тебя более хладнокровной. Хорошо, хорошо, раз ты такая истинная добрая христианка, то сейчас проверим, как ты умеешь прощать врагов. Возьми и прочти вот это, - он подал ей грамоту с печатями.
Стирая с лица слезы, застилавшие ей глаза, она послушно взяла документ и развернула его. Это было завещание, в котором говорилось о том, что Клавдий Аттал удочеряет её, Лидию, дочь покойного куриала Агапия Сабина, и назначает её единственной наследницей всего своего имущества.
Лидии, и без того еле стоящей на ногах, показалось, что она вот-вот потеряет сознание – сердце бешено заколотилось, ей стало трудно дышать, а строчки поплыли перед глазами – безжалостный убийца её родителей удочерял её. Она еле сдержалась чтобы не разорвать документ и не швырнуть в лицо извергу.
- Что же ты молчишь?
- Не знаю, что и сказать тебе, сиятельный. Может, ты ждешь от меня благодарности? Но после твоих жестоких злодеяний я не в силах ни принять твоей щедрости и доброты, ни испытывать к тебе благодарность. И тем более назваться… твоей дочерью, - последнее слово явно далось ей с трудом.
- Тогда о каком прощении врагов ты говоришь? – оживился Аттал. - Ты не умеешь прощать, и все твои разглагольствования пустой звук. За этими глупыми сказками про любовь и всепрощение ты просто прячешь свое малодушие и трусость, и больше ничего, впрочем, как и все остальные твои единоверцы. Вот поэтому я больше не хочу слышать от тебя ни слова о вашем распятом Боге.
- Да, ты прав, сиятельный, я глупа, труслива и малодушна, - охотно согласилась Лидия, переведя дух и бросив документ на столик поверх меча, мечтая только поскорее уже сбежать.
- И к тому же растеряха, - кивнул Аттал, - на самом деле я позвал тебя, Лидия, чтобы вернуть тебе твою утрату. Знала бы сестра императора как ты неблагодарна и как обычно поступаешь с подарками, не стала бы одаривать тебя столь редкой и драгоценной вещью.
И Лидия тут же заметила в его руках свою бесценную пропажу, о которой так сокрушалась. Изумрудные четки Констанции, переброшенные через полкомнаты тут же оказались в её руках, к радости девушки.
- Спасибо, сиятельный! - она, улыбнувшись сквозь ещё не высохшие слезы, чуть склонила благодарно голову в знак признательности. - Было непростительно с моей стороны потерять священный подарок.
- Вот и прекрасно, будь добра, подай мне чашу с вином, - попросил гостью префект, указав на серебряный кубок, на подставке неподалеку от себя. – Благодарю тебя, Лидия, - проговорил он с какой-то странной значительностью, немного помедлив, прежде, чем принять чашу из её рук, сопровождая эти слова долгим внимательным взглядом, который показался ей вечностью. Когда же чаша оказалась в его руках, быстро выпил все до дна.
Внезапно, словно поперхнувшись, он стал задыхаться и с ужасающим хрипом повалился на пол.
- Сюда! На помощь! – что было сил испуганно закричала девушка и, почувствовав, что пол уходит из-под ног, сама свалилась, потеряв сознание.
- Эй, девушка, - она открыла глаза и увидела префекторского слугу, который привел её в чувство и помог подняться.
Надеясь, что внезапная смерть хозяина дворца ей померещилась она взглянула на кресло наместника и с ужасом увидела его бездыханный труп с посиневшим от удушья лицом и сжавшимися в судороге крючьями пальцев.
- Зачем?! Это не я! – всхлипнула она, путаясь в мыслях.
- Да, я все знаю, не бойся. Тебе пора уходить отсюда, - нетерпеливо ответил слуга. – Возьми свои вещи, - он услужливо подал ей выроненные при падении четки и грамоту с завещанием.
- Это мне не нужно, - сказала она, решительно отталкивая документ.
- Завещание будет обнародовано на днях, желаешь ты того, или нет, достопочтенная, а теперь следуй за мной, - негромко проговорил Давид и без дальнейших объяснений быстро зашагал прочь, уводя за собой девушку.
- Послушай меня внимательно, девушка, если хочешь жить долго и счастливо никому и никогда не рассказывай о том, что здесь видела и слышала. Ты была на допросе об убитой сестре, после нескольких вопросов, тебя отпустили. Всё. - предупредил он напоследок, выпроводив её из дворца тайным ходом.
Лидия понимающе кивнула...
Смерть префекта не стала для Александрии неожиданностью – уже с полгода по всему городу распространились слухи о болезни, медленно, но верно убивающей наместника, поэтому его кончина была воспринята горожанами как естественный и ожидаемый исход дела. Глава городского совета объявил приличный по такому случаю двухдневный траур. На несколько дней жизнь в городе как бы замерла – не проводились собрания и зрелища, не собирали толпу на площади поэты и философы, отменились шумные семейные торжества. И в этой, словно предгрозовой, тишине явно ощущалось всеобщее ожидание той радостной вести, которая как удар молнии и грома должна была потрясти город и одновременно принести обновление. Все эти дни люди с вовсе не траурным оживлением обсуждали меж собой только одно: кого же император назначил новым префектом. В том, что это назначение уже состоялось никто не сомневался.
А как только дань общественному горю была отдана, и обычная повседневная жизнь города возобновилась, почтеннейший Камилл поспешил назначить новый день для судебного заседания. На этот раз процесс решено было провести на городской площади, с учетом того количества сочувствующих среди горожан всех сословий, что так явно проявляли живейший интерес к делу об убийстве юной префекторши и обвиняемого в этом убийстве знаменитого колесничего. Таковое мудрое решение было одобрено все судебной коллегией.
На возвышении разместились судьи и остальные судебные магистраты. А вокруг помоста вся площадь до краев заполнилась народом. При появлении обвиняемого в сопровождении стражников, толпа пришла в движение, повсюду послышались крики: «Невиновен!». Когда же площадь, наконец, утихла, судебное заседание возобновилось.
- Слово предоставляется защите, - объявил судебный магистрат.
Гай Камилл, представший на суде в качестве адвоката, выглядел достаточно уверенно для новичка, с безупречно прямой спиной и высоко поднятой головой он оглядел радостно приветствующую его публику и, поклонившись сперва судьям и после народу, затем, многажды отработанным дома жестом, призвал толпу к тишине.
- Достопочтенные судьи, магистраты и граждане! Думал ли я, ничем ещё не прославленный юноша, что буду выступать здесь с защитной речью о достойнейшем из александрийцев, герое, гордости нашего города, непревзойденном и прославленном колесничем, отважном ветеране войны и доблестном командире вигилов – Валерии Галле? О Александрия! – взволнованно простер юноша руки в пространство. - Любимая дочь богов и благословенная матерь людей! Цветущая, вечно юная, прекрасная и справедливая! Как могло случиться, что ты стала свидетельницей убийства красивейшей из твоих дочерей и обвинения в этом жестоком злодеянии лучшего из твоих сынов? Кто посмел запятнать твои блистающие одежды невинной кровью? Родной любимый сердцу отеческий дом! Кто посмел творить бесчинства под твоим гостеприимным кровом?
Все мы, твои горожане, собрались сегодня здесь, чтобы отыскать истину и восстановить справедливость. Да будет найден и наказан убийца, да будет оправдан невиновный, ибо, как сказал Аристотель: «Истина и справедливость сильнее, чем их противоположности»!
После прокатившихся по площади одобрительных возгласов, адвокат, вновь призвав к тишине, заговорил снова:
- Итак, в пятый день месяца супруга префекта была найдена заколотой около дальнего источника. Чтобы дознаться до правды о том, кто и зачем совершил это злодеяние, необходимо сначала выяснить, что привело жертву на место заклания? Все дело в том, что Сабина, молодая и красивая жена ныне почившего префекта Клавдия Аттала вдруг оказалась для него негодной супругой, и была им изгнана не только из дворца, но и из достопочтенных матрон и препровождена им в публичный дом. Что уже явилось нарушением закона и преступлением, ведь по закону Августа и Папия муж не может развестись с женой и объявить её бесчестной без оглашения при семи свидетелях и без подтверждения её бесчестности со стороны минимум двух свидетелей. Стало быть, Сабина изначально подверглась беззаконию со стороны мужа.
Чтобы избежать исполнения несправедливого приговора, жертва бежала из лупанария. Но что делать дальше, куда идти несчастной женщине, лишенной по воле богов родительского крова и по воле беззаконного мужа – супружеского ложа и чести?
В таком бедственном положении, на краю города у источника и застал одинокую, брошенную всеми женщину её убийца. Кем он был подослан? Думаю, нетрудно догадаться! – Тем злодеем, кто, узнав, что она избежала позора, захотел отнять у неё не только честь, но и жизнь. Услыхав крики о помощи, оказавшийся поблизости Валерий Галл поспешил к источнику, но, увы, опоздал. И в отчаянии от того, что не смог предотвратить это дерзкое и жестокое
