Простая жизнь

два, он сообразил, что вокруг творится что-то неладное; точнее сказать, он был выведен из задумчивости тихим гулким звуком.

В очереди – полная тишина. Все молчат. Лишь время от времени по стене идет этот гулкий звук. Василий понял, что ближайший к двери парень, прижавшись к стене спиной, бьется затылком в стену. И еще – Василий узнал резковатый запах, идущий от двери; это был медицинский запах травмпункта.

Василий отстранился от очереди и пригляделся. Человек десять «офисного планктона». То, что все они были служащими, понять было нетрудно: они были легко одеты, а гардероба для клиентов Василий в банке не заметил. Но вот – новый звук. Хихикание и попискивание ближайшей к Василию девушки. Василий сначала улыбнулся, но вдруг понял, что девушка плачет, закрыв лицо руками; причем в руках у нее был и платок, измазанный тушью, и прозрачный пакет с бинтами.

Усталый от впечатлений Василий тупо глазел на все. На дверь с табличкой «ПРОЦЕДУРНАЯ». На стоматологическую плевательницу, стоящую рядом с дверью. На «раствор бриллианта зеленого», которым плевательница была наполнена. На пятна крови около плевательницы…

- Когда откроют-то? – вдруг весело спросил Василий у очереди.

Очередь резко посмотрела на Василия, на долю секунды оставаясь многоликой – и в этот миг белые, трагичные, заплаканные лица были такими разными, такими человечными…

Но вот очередь сообразила, что перед нею – клиент, и резко улыбнулась.

Василий отшатнулся.

- Вы жаловаться? – спросила девушка тихо.

- Нет, я туалет ищу!

- Первый коридор, направо, – улыбнулась девушка и заревела.

Клацнул замок процедурной, и вздрогнули все, даже Василий.

Ближайший к двери парень застонал и дал в стену затылком еще громче и сочнее.

Дверь резко открылась, и из нее, шатаясь, вышла дама. Она изящно опустила мизинец левой руки, претерпевший ампутацию фаланги, в плевательницу; затем спокойно «промокнула» зеленку бинтами и достала из сумочки белую перчатку.

За ее спиной появился охранник с цветастой японской татуировкой на лице, с наручниками и садовыми ножницами в руках; он грубо затолкал парня в процедурную и захлопнул дверь.

Василий побежал было прочь… Но ему стало от чего-то стыдно; он почувствовал себя эгоистом, бросающим людей в беде. Он почувствовал взгляд очереди. И не только очереди. На Василия смотрело давимое Гемором, страждущее человечество. Василий повернулся к людям.

Люди не улыбались.

- Братцы – сказал Василий – айда со мной! У Михайлыча еще один дом есть, пустует. Вегетарий построим, денег заработаем! Тикайте от Гемора! Дались вам ипотеки! Давай, решайтесь! У нас будет другая, простая жизнь!

За дверью раздался вскрик. Никто не шелохнулся.

Василий с состраданием смотрел на очередь.

Очередь с состраданием смотрела на провинциала.

Они искренне жалели друг друга.