Путешествуя по необъятным просторам нашей Родины, я как-то неожиданно для себя стала записывать названия населённых пунктов и рек, мимо которых доводилось проезжать. Прелюбопытные экземпляры попадались, я вам скажу! Среди несметного количества всевозможных Александровок, Ивановок в разнообразных вариациях, попадались такие, что хотелось остановить автобус и хотя бы сфотографировать, поскольку просто на слово и сама бы не поверила – от неприкрытой матерщины, до вывертов с подвывертом. Что ещё забавно, так это то, что ни единого разу не попалась на пути какое-нибудь «овощное» название! Я не утверждаю, что их нет вовсе, но вот ни единого примера... Ягодных и плодовых сколь угодно: Вишнёвое, Яблоневка, Грушовое, и даже Сливянка, и просто Ягодное, а вот какое-нибудь Картофельное или Морковное ни разу. Сосновки, Берёзовки, Черёмушки и разнообразные Выселки да Слободки, Сухое и Мокрое, Узкое и Широкое, а сколько вариантов различных Поповок! Какое-то время осознанно присматривалась – не попадётся ли что-то в честь попадьи? Что ж всё от попа-то? Попалось: Попадьёвское Подворье! Во как! Такая же невероятно интересная история и с названиями рек и речушек. Кстати, мужские имена в названиях используются гораздо чаще и полнее, нежели женские и это тоже весьма интересный пунктик к размышлению, как мне кажется. Короче говоря, в результате собралась весьма забавная коллекция.
Да что ходить далеко, когда и самой какое-то время пришлось жить в населённом пункте под названием Лисья Нора, прочитав которое на указателе, сразу же начинаешь искать какие-то аналогии, не правда ли? Вероятнее всего, когда-то очень давно в этих местах водилось много лис, и кто-то первый построил себе дом, не углядев того, что в непосредственной близости есть лисья нора. Обнаружилось опасное для хозяйских кур-гусей соседство лишь после того, как птичье поголовье стало стремительно убавляться, и пришлось принимать экстренные меры… Лис, конечно, если и не истребили, то выжили, а вот название прилепилось и существует по нынешнее время. Да… Но рассказывать я сегодня буду не о деревне как таковой, хотя она и достойна этого, а о некоторых её жителях, встреча и знакомство с которыми не ушли из памяти и теперь, спустя уже многие годы. Начну, пожалуй, с Мотков.
Мотки.
Мы с мужем приехали в Лисью Нору совсем молодыми с годовалым сыном на руках. Дело в том, что там сменился директор племзавода. С приходом нового началось интенсивное строительство двухэтажных домов для приглашённых со стороны специалистов, которым сразу же выдавались ключи от новеньких квартир. Муж мой считался (был на самом деле) очень хорошим токарем, несмотря на молодость, поэтому его приняли с распростёртыми объятиями. Трудность состояла в моём трудоустройстве. Какие вакансии на селе? В конторе все места по своим разобраны, и передаются по наследству от бабки к внучке, а пришлым - в полеводство, ну, или на ферму, доярками.
Городская девчонка я коров боялась просто панически. За неделю, что промучилась там, шарахаясь при каждом их телодвижении, постарела лет на десять – не моё! В итоге надо мною сжалились и перевели в строительную бригаду сначала подсобной, а затем маляром. Но именно на ферме и состоялось знакомство, а потом даже в некотором роде чуть ли не приятельство, с Надеждой Моток, которая работала там бригадиром. Они с мужем Николаем появились здесь, в Лисье Норе, за несколько лет до нас. Николай работал трактористом. Единственный ребёнок, дочь, как говорили потом, «сгорел в одночасье» совсем маленьким. На момент нашего знакомства им обоим было что-то около сорока и мне, двадцатилетней девчонке, они казались чуть ли не стариками.
Жили между собой Мотки не очень чтобы ладно, если судить по тому, что Надюха постоянно носила украшения в виде «фонарей» то под одним глазом, то под обоими сразу. А надо сказать, что женщина она была как раз из тех, что и коней остановят, и в горящую избу войдут – гром-баба! А он… так… без слёз не взглянешь: щупленький, дробненький, носик клювиком, мозгля мозглёй, а вот поди же какую кралю отцепил! Среди пересудов баб очень интересовал ещё и такой вопрос: как он ухитряется до лба-то её дотянуться, если росточком едва до плеча доставал? По всему, именно ему следовало ходить отсвечивая, а не ей, но вот что было, то было. На расспросы к ней, Надюха всегда со смехом отвечала одно и тоже: за дело, девки милые, за дело!
После смерти ребёнка оба они стали частенько прикладываться к бутылке, но, впрочем, никаких прогулов за ними не числилось, то есть работе их бытовое пьянство ни коим образом не мешало. Да и дрались они как-то не по-русски – слишком уж тихо, без криков и воплей: помогите! – соседи и те никогда ничего не слыхали… до поры до времени… Но однажды произошло такое, о чём без смеха и спустя годы вспоминать невозможно. Была осень, но не та, когда дожди сменяют ливни, а тихая, золотая и ещё по летнему тёплая.
Я в тот день была дома: приболел сын, и пришлось с утра ехать с ним в районную поликлинику к врачу, где мне выдали больничный лист. В обеденный перерыв муж пришёл каким-то уж слишком весёлым, и я даже испугалась: не напился ли он там с кем-нибудь за компанию? Но слава Богу – нет. Однако то и дело проскальзывающая улыбка не могла не смущать, поскольку человек он был немногословный и порой даже излишней суровый. На вопрос, что это с ним сегодня происходит, ответил: погоди, дай поесть, а потом я всё тебе расскажу. Ладно. Что же я от него услыхала?
Обычно рабочий день у них в ремонтном цехе начинался с планёрки. Главный инженер ставил задачу всем: и ремонтникам, к которым относился мой муж, и механизаторам, т.е. трактористам, комбайнёрам и шоферам. Но в этот день планёрка была сорвана, потому что никто, включая самого руководителя, не мог говорить серьёзно. Началось с того, что Николай Моток не вышел на работу. ЧП! Послали кого-то узнать, в чём причина, что могло с ним случиться? А там идёт самый настоящий бой, пусть и без применения огнестрельного оружия. Как потом выяснилось, он с вечера «слегка» перебрал и как-то не смог подняться по порожкам крылечка, а потому заночевал на этих самых порожках в обнимку с верным другом Шариком. Однако когда проснулся под утро, изрядно продрогнув, не сумел почему-то встать на ноги… В первые минуты испугался – с его слов – подумал: ну, всё, допился, парализовало нафик… Но потом, пошевелив ногами и руками, понял – нет, тут что-то другое… А темно же ещё, ничего не видать… Дёрнулся раз, дёрнулся другой – что-то держит, не даёт подняться. Рукой-то ощупал – цепь, а на шее ошейник Шарика… Дрожащими пальцами кое-как распустил ремень ошейника-то и в дом, а там Надюха… храп на всю избу стоит… Ну и понеслось… Курьер-то, которого за ним послали, едва смог их расцепить, т.е. оттащить разъяренного Николая от помиравшей со смеху жены, катавшейся в истерике по полу, а потом удрать от обоих, потому как они накинулись с двух сторон… Так все втроём и влетели в чём были в механо-ремонтный цех... И о какой планёрке потом уже могла вестись речь? Да, вот и не верь поговорке: двое дерутся – третий не встревай!
С тех пор уже никто в Лисьей Норе не сомневался: за дело мутузил Надюху Коля Моток, за дело… Да и как стало понятно тоже...
Баба Шура.
С Александрой Ивановной Ветрухиной, женщиной очень почтенных лет, труженицей тыла, нас судьба свела там же, в Лисьей Норе. Проработав какое-то время в строительной бригаде, меня перевели в только что открывшийся здесь швейный цех швеёй. Коллектив набирали, в основном, из тех женщин, кто в летнее время работал на полях, а зимой как бы оставался не у дел, и, конечно, из тех, кому по медицинским показаниям требовался перевод на лёгкий труд. Я была среди них самая молодая, но не самая неумелая, поэтому спустя какое-то время стала их бригадиром. Баба Шура, наоборот, оказалась самой возрастной и я всячески опекала, помогала ей, порой даже беря себе часть её работы. Жила она не в самом посёлке, а в близ расположенной деревеньке, входившей в наш племзавод. Держала там хозяйство, корову, овец, кур-гусей. Дед её работал слесарем-ремонтником и умер незадолго до нашего приезда.
Из шестерых рождённых детей у Александры Ивановны в живых остались два сына. Один проживал вместе с нею, а другой где-то далеко, приезжал редко, писал скупо, что не могло не печалить стариков. Виктор, тот что остался в отцовском дому, работал участковым милиционером. Был женат, имел четырёх мал-мала меньше дочерей – «били» до сына, поскольку жена опять ходила тяжёлая… И вот я однажды заметила, что женщина какой день приходит на работу сама не своя… Не любопытная от роду, я не знала как к ней подступиться: а вдруг нужна какая-то помощь, а она из скромности боится попросить… В конце концов, я всё же осмелилась. Был обеденный перерыв и, перекусив, мы с ней сидели на лавочке, наслаждаясь весенним теплом и вдыхая аромат цветущей вокруг черёмухи.
- Баб Шур! – тихонько обратилась я к ней – У тебя что-то случилось? Что-то ты мне не нравишься последние дни…
- Ой, доченька! – вдруг залилась она слезами – Я уже и не знаю, что с ним делать!
- С кем? – не поняла я – С сыном, что ли?
- Да, с Витьком окаянным этим…
- Ну, за что же ты его окаянным-то назвала? Что он натворил такого?
- Ещё не натворил, но грозиться сделать точно!
- Что? Чем он вам угрожает?
- Понимаешь, детонька ты моя, говорит, что не заберёт из роддома Любку-то, жену свою, если она опять родит девку. Мы уж и на смех переводили: мол, что посеял, то и пожнёшь! Нет, не унимается, паразит. Сноха ревмя ревёт, а ей уж скоро рожать, понимаешь? А вдруг там опять внучка, а не внук?
- Да, ну, баб Шур! Он же не глупый мужик! Так это всё, одни слова да и только…
Если бы… Ну, поговорили мы с ней тогда, я и забыла думать – своих проблем только успевай разгребать. А между тем наступил час родин и Любу увезли в районный роддом. И она родила… тройню и все опять девочки! Четыре есть плюс ещё три – сами посчитайте, арифметика не хитрая. Узнав о счастье, что ему привалило, Виктор ушёл в глухой запой. Но и в редкие часы просветления сознания, и в полной невменяемости твердил одно: развод! За ней роддом не поеду!
Вот когда баба Шура всполошилась по-настоящему. Куда только не бегала, кого только не упрашивала поговорить с ним. Говорили, уговаривали, срамотили - бесполезно. Моё слово – закон! Я её предупреждал? Предупреждал, вот пусть теперь пеняет на себя! Взрослый мужик, а такую чушь нёс, как будто и не он их «делал», или не знает откуда берутся дети. И вот завтра выписка. Что делать? Ну Александра Ивановна и пошла к директору племзавода просить автобус, чтобы привести сноху с новорожденными, а тот, понятное дело, уже в курсе. Давным–давно отдал необходимое распоряжение и вся контора надувает разноцветные шарики для украшения машины.
- Не горюй, Ивановна! – встретил он её улыбкой прямо на пороге своего кабинета – Дурак
