Как-то услышал я, что во Дворце пионеров идет набор в хор, и в другие кружки. Однажды после школы. я сел на трамвай и поехал в город, в центр. Я слышал раньше, что там в районе театра имени Алишера Навои был настоящий дворец, который отдали пионерам.
Я таких красивых домов не видел. Стены у них были из камня, высокие с красивыми окнами, украшенные резьбой и разными фигурками. И все это великолепие заканчивалось резными куполами с разноцветными флюгерами. Это было почти в стиле храма Василия Блаженного – у меня дома была цветная открытка этого храма. В этом дворце раньше жил наместник российского императора в Средней Азии, а теперь - пионеры.
Я зашел во дворец и стал ходить по этажам да в комнаты заглядывать. А там то хор поет, то играют на балалайках, или на других инструментах, в общем, везде все были заняты. Заглянул в какую-то комнату, а мне сразу закричали «заходи, заходи». Я и зашел. Оказалось, здесь был драматический кружок-театр. Мы разговорились и меня стали приглашать в артисты.
– Так я же ничего не умею, – отговаривался я.
– А ты стих какой-нибудь знаешь?
– Знаю. Про белый парус.
– Прочти вслух, только постарайся с выражением.
А я уже знал, что с выражением это значит немного медленно, но громко.
– Белеет парус одинокий в тумане неба голубом. Что ищет он в краю далеком? Что ищет он в краю родном? – прокричал я звонко.
Меня записали в артисты. А на зимних каникулах было новогоднее представление с главными ролями: деда Мороза, Снегурочки и Пионера. Пионера играл я. Звонко и весело. Иногда я пел в хоре. В шестом классе я поступил в детскую художественную школу. Сам, везде сам, так как родители были заняты работой.
А осенью я чуть не попал на уборку хлопка. Хлопкоуборочные машины тогда были еще не совершенные и на поле оставались кусты с коробочками хлопка: где одна-две, а где пять и больше коробочек белели на кустах. Для этого привлекали школьников 7-10 классов, а иногда и рослых шестиклашек. Я как услышал по радио выступление передовицы по ручному сбору хлопка Мамлякат, так сразу записался в школе, но меня из-за малого роста не взяли. Из нашего класса взяли на сбор хлопка только четырех. А как это здорово: идешь по полю, собираешь коробочки и кидаешь в мешок, навешанный спереди на живот. И так целую неделю. Ладно, в следующем году я уж точно попаду в сборщики хлопка.
Все. Мы едем на Украину.
Поезд пыхтит черным дымом до Москвы почти неделю. Из всего мне запомнилось только Аральское море. Такое большое-большое, синее-синее. Сейчас этого моря нет. Оно пропало. Высохло, а тогда в одном месте оно плескалось в десяти метрах от поезда. Я вышел с отцом на остановке. Народу там было много-много и все узбеки. И почти все что-то продают. В основном копченую рыбу и фрукты. Мы много тогда разных фруктов накупили. Но больше всего мне запомнились большущие копченные рыбины. Они потом такие вкусные оказались. И еще Арбузы! Мы штук пять купили. Три на съедение, а два на продажу в Москве. Один арбуз был такой большой, что я мог сидеть на нем как на стуле. Но отец потом запретил на него садиться, чтоб не расколол нечаянно. Когда приехали в Москву, то покупатели прямо из вагона забрали и арбузы, и рыбу. А потом мы на поезде поехали в Днепропетровск. Там будет работать отец, и там мы будем жить.
В Днепропетровск мы приехали осенью, и я опоздал в школу (русскую). В первый же день попал на урок украинского языка. Был диктант. Странно, как сейчас помню учительница вычитывала «… умывается Кома, одягается Кома и йдэ в школу ...». Я считал, что Кома — это имя, а оказывается это так называлась «запятая». Хохотали все до слез. И я тоже. Ну, и другие подобные были чудачества с языком. Было даже смешно. Но через полгода я уже писал, читал и говорил по-украински правильно. Возможно потому, что я раньше несколько раз читал книгу «Робинзон Крузо» на украинском языке.
В марте 1953 года умер Сталин. Вся школа поклассно построилась в спортзале. Учителя плакали и даже некоторые ученики. Все стояли насупленные, молча. Было ощущение большой беды. Война, Победа, Сталин – это было едино. Жизнь налаживалась. И вот такое горе.
Тогда народ только начал выживать, отходить от той войны, от той беды и для многих это было горе. Так как с его именем связывали мир и улучшение жизни. Конечно, я потом много читал, услышал, узнал и про Войну, и про Сталина. Обо всем этом были разные мнения. Вот так-то.
Горел мост через Днепр. Сразу весь. Пламя и дым до неба. Многие говорили, что это немецкие диверсанты или шпионы подожгли. Этот деревянный мост сразу же после ухода немцев построил наш саперный полк. И вот мост горит. Весь день полыхало пламя. Чего только я не наслушался по этому поводу. А потом оказалось, что в городе решили строить новый современный мост. Разбирать старый долго, вот и облили все бензином-керосином и подожгли. Отслужил свой срок мост и красиво сгорел!
Иногда я ходил с ребятами на рыбалку на Днепр, в затон. Чего-чего, ершей и пескарей там мы всегда ловили. Иногда ездили на пригородном поезде ловить на реку Кильчень. Мы залазили на крышу вагонов. Когда ревизоры проверяли билеты, мы перебегали на вагоны, где уже проверили. Когда показывали в кино как прыгают по крышам, я говорил, что тут такого, я тоже прыгал так на ходу поезда. Правда, это не педагогично при сыне говорить, ну, а чего же они «ойе-еой», да «ойе-еой».
Каждый год летом я ездил в пионерский лагерь. Там было весело и интересно. В лагере было много разных кружков: спортивные, технические и по интересам, а в кружке по плаванию был перебор. Никто не скучал. Помню после седьмого класса я был в лагере на Днепре. Накупался вволю, но не это мне запомнилось.
Мы спали в одноэтажных корпусах под соснами. У мальчишек был свой корпус, у девчонок – свой. Как-то мы с ребятами обсуждали девчачую тему и решили, что нашему отряду не повезло: уж очень много было у нас вредных девчонок – задаются очень. И решили мы их проучить. Рано утром я, Васька и Колька скрытно подползли к девчачьему корпусу. Окна были открыты и занавески слегка колыхались на сквознячке. Каждый из нас выбрал себе окно.
Я раздвинул занавеску и увидел Светку и Ленку. Они крепко спали. Так, с кого начать? А-а, Светка вреднее решил я и начал осторожно намазывать ее лоб зубной пастой, которую я выдавил из тюбика. Почти всю выдавил, а она спит. А вот Ленка более чуткая оказалась. Только я по ее щеке мазнул, как она зашевелилась и перевернулась на бок. Больше я ее не рискнул мазать. Глянул я на ребят, а они уже отмазались. Я махнул рукой на отход, так как видел, что Васька зажимает рот рукой, еле сдерживаясь, чтоб не засмеяться в голос. Да и я хохотал внутренним смехом, представляя, что тут будет, когда девчонки проснутся. А когда уже заходили в свой корпус, то Колька сказал, что он бросил кому-то в ноги на одеяло две лягушки.
И не успел горн прозвучать на побудку, как в корпусе у девчонок поднялся крик, ну, как на пожаре. Наши ребята проснулись и скорей туда. А там уже их воспитательница с вожатым и старшей пионервожатой успокаивают всех и расспрашивают. Пострадавшие плачут, полотенцами с лица пасту вытирают и лягушек всем показывают.
Мы так и не поняли, кто нас тогда сдал или увидел, но вскоре построили отряд. Нас троих поставили перед всеми и долго ругали. Да ладно, это бы и ничего, а вот то, что на два дня запретили купаться в реке – это было уже хуже. Но и это бы перетерпеть можно было. В общем, мы стояли как герои. Но тут эта вредина Светка подняла руку и сказала:
– Они нас вымазали, а почему бы их сейчас не вымазать. Чтоб знали каково это! А? – и тут все девчонки как закричат:
– Вымазать! Вымазать! Вымазать! Вымазать!
Наши воспитатели и вожатые посоветовались, взяли по тюбику с пастой в руки и подошли к нам. Наш вожатый стал у меня за спиной. Одной рукой он придерживал меня, а другой втирал пасту в лицо. Я пытался улыбаться, но потом перестал. А все ржут, глядя на нас. И девчонки, и ребята. Вот пацаны предатели! Вместе же договаривались, а теперь вот ржут. Потом мы втроем вместе ходили и не обращали ни на кого внимание. А если кто уж сильно приставал, то мы как топнем втроем на пересмешника и его как ветром сдувало. Все понимали, что на такое дело не каждый решится.
Что характерно было для того времени, так это то, что в районах было много «домов пионеров». Там были разные кружки, и ребята запросто могли туда ходить и выбирать себе занятие по интересу. Я выжигал, вырезал, моделировал, был в драмкружке, участвовал в первенстве района по шахматам и чем только еще не занимался. Интересы наши часто менялись, и мы все время были чем-то заняты. Я даже не заметил, как окончил двухгодичную художественную школу. Мне было там интересно учиться, но также было интересно ходить и в лесопарк, который был почти рядом с домом. В парке между ребятами проводились интересные соревнования, ну, например, кто дальше пролезет по деревьям, не касаясь земли.
Сначала я выбираю маршрут и деревья, а потом лезу на средние или верхние ветки дерева вверх. Лезу, лезу, а ветка потихоньку начинает клониться вбок. Обхватив ногой ветку и схватившись за нее правой рукой, я начинаю опускаться в сторону другого дерева. Моя ветка гнется, гнется и иногда даже начинает трещать. В этот момент я хватаюсь левой рукой за ветку другого дерева и прыгаю на нее, ухватившись за нее ногами и руками. Первая ветка, освободившись от меня радостно выпрямляется вверх, а новая начинает быстро гнутся. Чтобы она не поломалась, я быстро-быстро соскальзываю вниз, и если она не треснула, то мне повезло. Потом таким же образом надо перелезть на второе дерево, на третье... В этой игре в основном участвовали семиклашки, немного шестиклашки и восьмые классы.
Некоторые ребята срывались, но только один из 8-го класса поломал руку, а так только синяки: всегда же можно за что-нибудь зацепиться. Это было время, когда во всех кинотеатрах страны шел многосерийный фильм «Тарзан». Это ж так здорово, когда хватаешься за одну ветку и отпускаешь другую, мгновенно перепрыгнув на другое дерево и затем кричишь как Тарзан. Тогда многие пацаны среди деревьев кричали как «Тарзан». Да тогда полстраны кричало!
До эпохи мушкетеров было еще несколько десятилетий.
Я окончил 10-класс. Прощай школа! В начале лета со своим другом на спор, мы решили переплыть Днепр. Оставили вещи у старого железнодорожного моста. Там по прямой по воде километр было. Так говорили.
Мы считали, что когда переплывем обратно, то по берегу придем за штанами. Плыли не быстро, экономили силы, а чтоб нас далеко течение не снесло, то старались забирать немного левее, как бы слегка против течения. Иногда ложились на спину отдыхать. Плыли почти рядом и слегка
Я тогда был чуть выше колеса телеги.
Чудесный мемуарный рассказ.