только поскорей закрыть эту тему. «Не опасные, – усмехнулся он, – таких в нашем деле не бывает. Любое, даже мелкое, поручение может оказаться опаснее самого крупного». Он всегда во всем прав. Он умный, он сумеет найти выход из любой ситуации. Вечером после театра они встретятся, проводят Лялю, и по дороге домой она ему все расскажет.
После занятий они с Лялей пошли в кофейню Менца и просидели там целых три часа, вдоволь наевшись пирожков и пирожных. Разговор был только о Володе. Лиза успокоила ее, что Володя обещал перед отъездом поговорить с Наумом Давыдовичем и обязательно это сделает после похорон Караваева. И Володя, и Николай были расстроены гибелью доктора, как будто потеряли самого близкого человека.
– Он мне вчера звонил, – грустно улыбнулась Ляля, – сказал, что несколько дней ему придется побыть с женой доктора. У нее что-то с сердцем.
– Неисправимый человек. Ему надо уезжать в Петербург, а он будет до последней минуты сидеть у постели больного.
– Я пыталась еще раз поговорить с отцом. Он на меня накричал, маму довел до истерики и пригрозил нас обеих отправить к своему брату в Николаев. И отправит, с него хватит.
– А ты почему мне не сказала о визите к вам Богдановича?
– Это же абсурд, что в нашем доме собирались анархисты, и папа в это не поверил.
– Не поверил, а к вам запретил приходить. Спасибо, еще разрешает нам общаться.
– Я папу не пойму. Он меня очень любит, и так мучает.
– Любит, но личные интересы для него дороже.
В театре Лиза немного успокоилась, а когда вечером за ними пришел Николай, и она увидела его расстроенное лицо, решила пока ему ничего не рассказывать, а вдруг пронесет. В группе и раньше шли массовые аресты, но ее это никогда не касалось: она не делала бомб, не носила их в корзинах и не участвовала в «эксах» и терактах, а о конспиративной квартире на Военной улице знал ограниченный круг людей.
Дома Лиза сразу пошла ставить утюг, чтобы погладить свое гимназическое платье и рубашки Николая. Николай готовил ужин и, как обычно, посмеивался над ней. Охота была ей заниматься лишней работой, под сюртуком все равно складки на рубашке не видны. Лиза упрямо гладила, напевая негромко арию Джильды из «Риголетто».
– У тебя получается лучше, чем у Приваловой. Она старовата для этой роли, к тому же невысокого роста и полная.
– Ты не прав. Мне до нее далеко.
– Думаешь, тебе консерватория что-нибудь даст. В консерватории поставят голос, а остальное все равно будет зависеть от тебя. Знаешь, как говорит нам профессор Протодьяконов: «Придете на производство и забудьте все, чему вас здесь учили». Конечно, он несколько утрирует, но я с ним согласен: училище – это школа знаний, а завод – школа жизни. На Брянке я знаю все оборудование и всех людей, половину мастеров и инженеров немедленно бы уволил из-за низкой квалификации и отношения к работе. А дирекция завода? Вместо того чтобы развивать производство и внедрять новое оборудование, сохраняет ручной труд и платит людям копейки. Там, где сейчас 100 человек, могли бы работать 20, и зарплата у них увеличилась бы в несколько раз.
– А остальным куда деваться, обратно в деревню?
– Для остальных надо открывать новые участки и цеха. Так делают в Германии. Немцы заботятся и о количестве, и о качестве своих изделий, а заодно улучшают условия труда. И американцы от них не отстают – на Мариупольском заводе поставили доменные печи, на которых многие процессы механизированы, а забивку чугунной летки производят пушки.
– За границей рабочие тоже бастуют…
– Бастуют. Но их требования не сравнить с требованиями наших рабочих. Я как-то был на кондитерской фабрике Лурье. Женщины возят на тележках огромные бидоны с повидлом и сиропом. Я взялся одной помочь, и еле сдвинул тележку с места. Все это можно механизировать. Поставить конвейер, который соединит между собой разные циклы производства… Ну, ладно. Все готово. Садись за стол.
Только он снял сковородку с плиты и стал раскладывать по тарелкам котлеты, как раздался сильный стук в дверь и кто-то громко закричал: «Полиция! Открывайте!»
Лиза вздрогнула и посмотрела на Николая. Он увидел на ее лице неописуемый ужас.
– У нас ничего нет, успокойся, – Николай поцеловал ее в щеку и пошел открывать дверь.
В коридор ввалились пятеро жандармов во главе с толстым усатым приставом и двое понятых – пожилые супруги из соседней квартиры. Ефрейтор прямо в лицо сунул ему ордер на обыск.
– Ищите, – спокойно сказал Николай и повел их в комнату.
У Лизы лицо было белое, как полотно, она была близка к обмороку. Он хотел выйти в кухню за водой, но пристав крикнул во всю мощь своей луженой глотки: «По-прошу никуда не выходить!»
Искать особенно было негде: в комнате стояли диван, кровать, шкаф с одеждой, письменный стол, две этажерки с книгами и сундук, привезенный из дома Фальков после их отъезда. На кухне и того меньше: обеденный стол, табуретки и буфет с посудой. Двое жандармов прошли на кухню, один полез на антресоли, еще двое принялись за комнату.
Николай уже пережил два обыска в этой квартире. Это было отвратительное зрелище: все было перевернуто вверх дном. И сейчас жандармы бесцеремонно высыпали на пол содержимое ящиков из шкафа и письменного стола, перетряхивали каждую книгу, каждый лист тетрадей, одежду и белье, топча грязными сапогами белые простыни и кружевное белье Лизы.
Один с силой рванул занавески на окне. Они с грохотом рухнули вниз вместе с карнизом, увлекая за собой горшки с цветами. Жандарм пошевелил сапогом разбитые осколки и землю. Затем стал вытаскивать из уцелевших горшков растения с корнем и встряхивать их – вот что никогда не пришло бы Николаю в голову. И он вздохнул с облегчением, когда там ничего не оказалось.
Они сидели с Лизой на сундуке. Лиза вся дрожала. Он обнял ее и крепко прижал к себе.
– Встаньте, – приказал один из жандармов, попробовал приподнять крышку сундука, но он оказался заперт.
– Т-а-к, – протянул с издевкой пристав. – Давайте ключ.
Николай никак не мог вспомнить, где находился ключ, – там лежали в основном вещи, оставленные Саррой Львовной. Он сам туда заглядывал всего один раз, когда вроде этих жандармов искал анархистскую литературу.
– Ты не помнишь, где ключ? – спросил он Лизу. Та пожала плечами
– Вскрывай, – приказал усатый жандарму.
Тот просунул в узкую щель кинжал, с силой на него нажал, и крышка неожиданно быстро открылась. Сыщики выгребли на пол все содержимое: шубы и пальто Сарры Львовны, отрезы тканей, шелковые платки и шали. На самом дне стоял небольшой старинный сейф Фалька с особым шифром для замка. Сейф когда-то понравился Николаю, и Григорий Аронович ему тут же его подарил.
– Как я понимаю, от сейфа ключа тоже нет, а шифр вы забыли, – усмехнулся усатый. – Давай вскрывай, – опять приказал он жандарму. – Я знаю эти сейфы, они с потайным дном.
Жандарм вертел его в разные стороны, вонзал кинжал в замок и под крышку – все безуспешно. Тогда усатый поднес к замку револьвер и выстрелил. Замок разлетелся в разные стороны. В сейфе лежали дорогие украшения, оставленные Лизе перед отъездом матерью. Свою бижутерию она держала в шкатулке на окне.
Жандарм сантиметр за сантиметром ощупывал пальцами стенки сейфа. Прошло больше часа, кукушки выскочили в очередной раз и прокричали половину третьего. Понятые устало переминались с ноги на ногу.
– Ваше благородие, – обрадовано воскликнул жандарм, – нашел кнопку от второго дна, она – с головку булавки.
– Возьми что-нибудь острое и нажми. Да вот хоть заколку из волос мадемуазели.
Жандарм протянул руку к Лизиной голове. Та увернулась и сама вытащила из косы заколку.
Дно в сейфе приподнялось, под ним оказалось еще одно, узкое пространство, где лежали крупные деньги и какие-то листки бумаг. Для Николая это была новость: он понятия не имел о втором дне. Лиза вздрогнула, по ее бледному лицу пошли красные пятна.
Усатый подозвал понятых, вытащил все на стол и приказал одному из жандармов составлять протокол.
– Это ваши деньги? – обратился он к Николаю.
– Мои, – опередила его Лиза, – мне их оставили родители, когда уезжали в Америку.
– Это так? – спросил он Николая
– Так, – кивнул головой Николай.
– Тогда сколько здесь, вы знаете?
– Десять тысяч, – опять опередила его Лиза. (точка)
Усатый ничего не сказал и стал рассматривать листки бумаг.
– А это что за записи?
– Люди, которым я давала деньги в долг.
– Выдано 9 – 2000 рублей, 23 – 2500, 9 – 3000, 23 – 3500. – Он полез в карман и вытащил блокнот. – Посмотрим, в какие дни вы и ваши сообщники, по наблюдениям наших агентов, посещали конспиративную квартиру на Военной улице. Все числа совпадают… 9 и 23 числа каждого месяца. Т-а-а-к, – протянул он и откинулся на спинку стула с такой силой, что тот затрещал, готовый развалиться на части. Потом подскочил, как резиновый мяч, и подошел вплотную к Лизе, сверля ее острыми глазами. В нос ей ударил резкий запах сапожного дегтя и махорки.
– Это еще не все. Вы на улице часто встречались с государственными преступниками: Итой Либерман, Ханой Шлимович и другими людьми Борисова, которые передавали вам от него задания и эти деньги. («Какой ужас, – пронеслось в голове у Лизы, – они все знают. Кто же нас выдал?») Неко¬торые из них бывали у вас дома. Елизавета Григорьевна и Николай Ильич! Вы арестованы за связь с «Боевым интернациональным отрядом анархистов-коммунистов». Доказательства вам будут предъявлены в ходе следствия.
Усатый снова засунул руку в карман и вытащил два ордера на арест.
– Николай Ильич к этим деньгам и записям не имеет никакого отношения, – сказала Лиза. – Это мои личные записи.
– А это, мадемуазель, выяснит следствие, – усмехнулся пристав. – Кстати, вы законная жена арестованного или его сожительница? Как нам записать в протоколе?
Лиза выплеснула на него поток ненависти. Ошеломленный всем увиденным и услышанным, Николай, наконец, пришел в себя и стал собирать необходимые вещи. Лиза ничего не могла делать. Николай надел на нее теплую кофту и пальто, сверху накинул большой шерстяной платок и дал ей в руку саквояж с нижним бельем. Затем он приготовил вещи для себя.
На улице собрались любопытные. Впереди всех стоял недовольный хозяин дома. Николай сказал, что завтра же пришлет к нему брата, чтобы он заплатил за квартиру вперед.
– Это недоразумение, – сказал он, – нас скоро отпустят.
Их повезли в разных пролетках. Прощаясь, Лиза прижалась к нему мокрой щекой и повторяла, как заведенная:
– Прости меня, Коля, прости. Я не хотела тебя подводить!
Он шепнул ей, чтобы она твердо стояла на том, что эти деньги ей оставил отец, и он будет говорить то же самое.
– Володя завтра же вызовет из Киева Мишу. Он нас вызволит.
