Смешной рассказ написала Дина Рубина. Называется он «Под знаком карнавала». Сюжет такой: Жил в столице советской Латвии Риге еврей по фамилии Ленский. Был этот Ленский бесшабашный антисоветчик. После того, как советские танки вошли в Прагу, он публично сжег советский флаг перед монументом Свободы в Риге и, естественно, угодил в тюрьму. После отсидки этот Ленский репатриировался в Израиль. Там, в это время правила Рабочая партия, которая с симпатией относилась к советской форме социализма. Такого «сюрприза» этот Ленский не ожидал и на центральной площади Тель-Авива перед мэрией сжег израильский флаг. Естественно, он опять угодил в тюрьму. На этот раз, в израильскую, где порядки были намного либеральнее. (На выходные дни там отпускали домой). Этот Ленский был вечный диссидент. Есть такой тип. Он хорошо описан у Леонида Филатова в трагикомической фантазии «Свобода или смерть». После отсидки в израильской тюрьме этот Ленский не пропускал ни одной антиправительственной демонстрации и ни одной забастовки; а таковых в Израиле, как и любой демократической стране, полно. В полиции Ленского хорошо знали. Как-то в полицейском участке в Иерусалиме оказался молодой студент, репатриант из России. Между ним и дежурным полицейским состоялся следующий диалог. Привожу его полностью:
«Полицейский: – Ты про Ленского слышал?
Студент: - Да… конечно.
Полицейский: – От кого?
Студент иронически поднимает брови, оглядывается на секретаршу, наконец говорит: – То есть как – от кого? От Пушкина.
Офицер быстро помечает что-то на листке перед собой. – А где он сейчас – знаешь?
– В каком смысле – где?– настороженно спрашивает молодой человек, – его же это… убили…
– Как – убили?!– вскрикивает визави. – Кто убил?! Он вскакивает из-за стола и начинает в страшном возбуждении кружить по комнате. Очевидно, его сильно задевает тот факт, что этот сопляк знает об убийстве Ленского, а он, офицер полиции, почему-то не знает. Он останавливается напротив студента и повторяет: –Кто убил?
Студент, уже чувствуя, что этот странный разговор с сумасшедшим любителем пушкинского романа пошел по какому-то неправильному руслу, поеживается и тихо говорит: –Ну, как же… ну, этот… Онегин же…
Полицейский подскакивает к столу, быстро записывает и это показание. И только когда он пытается выяснить точную дату убийства, а юноша, явно подсчитывая что-то в уме, бормочет, что приблизительно в первой четверти девятнадцатого века… следует, как – у Гоголя – финальная сцена с застывшими фигурами и вытаращенными глазами…».
Теперь о Пушкине и об Израиле. В Тель-Авиве есть улица Пушкина, но для некоторых ее обитателей он Фошкин. На иврите Пушкин пишется פושקין. Ивритский знак "פ" обозначает звук (п) или (ф), все зависит от огласовок. Ивритский знак [ו] в данном случае обозначает звук (У) или звук (О), опять все зависит от огласовок. А огласовки в иврите ставятся только в детских и Б-жественных текстах. Во всех других текстах никаких огласовок нет. Поэтому так получается: в России Пушкин, а в Израиле Фошкин.
