Дарник и Княжна ЧАСТЬ 1 (2)

6
Едва солнце встало, Дарник был уже на ногах. Войско, красуясь перед князем, приходило в движение быстро и слаженно. Катафракты вперед, пешцы и колесницы вперемежку за ними, далее двумя колоннами повозки, жураньцы мелкими ватагами с боков и сзади, дабы не допускать отстающих.
Черный Яр весь высыпал навстречу запозднившемуся войску. В город их разумеется не пустили, как и другим наемникам им отвели отдельное место на берегу реки и это было весьма удобно – исключало погрузку на лодии с городской пристани. Рядом располагались стойбища булгар и горцев, чьи воины с любопытством разглядывали новую рать, с удивлением обнаруживая в рядах липовцев булгар и хазар.
Наказав Лисичу как следует всех ратников накормить, Рыбья Кровь с ватагой арсов направился в город. Первым, кого он встретил во дворце тудуна, был Завила. Два года назад он с полутысячным войском преследовал липовцев, разгромивших Казгар, но это преследование закончилось полным разгромом самого Завилы и его пленом. Хороший выкуп вернул воеводу домой, и вот теперь им предстояло сражаться плечо к плечу с общим противником. Следом в приемный покой вошел и порядком встревоженный тудун Нахум – сорокалетний мужчина с изрядным брюшком. Обменявшись приветствиями, они стали ждать остальных воевод. Завила вел себя невозмутимо, словно и не было никакого его пленения. Тудун, напротив, мелко суетился, расспрашивая князя, как он разместился и зачем плавал на Левобережье.
– Искал место для высадки. Есть ли у тебя, тудун, двадцать лодий для переправы?
– Лодии есть. Но насчет переправы ничего еще не решено, – высказал тудун, не слишком уверенно подбирая словенские слова.
Вскоре прибыли и остальные воеводы. Бывалые воины, они смотрели на юного баловня судьбы со скрытой враждебностью, которая принималась Дарником достаточно беззаботно – слишком велика опасность на Левобережье, чтобы они рискнули на совсем уж откровенные выпады против него.
Тудун начал военный совет с обрисовки общей ситуации: кутигуров много, нас мало, но у нас есть суда, и мы не должны допустить переправы степняков на наш берег. Другие воеводы поддержали его: еще месяц, и солнце окончательно выжжет всю траву, тогда кутигуры сами уйдут в другое место. Осталось только как следует распределить разъезды дозорных по правому берегу и очередность плаванья сторожевых судов по реке. Дарник выслушивал все самым безучастным образом, словно его это не касалось. А потом наступила пауза – воеводы вдруг вспомнили, что липовский князь еще не высказался.
– А ты что скажешь? – напрямую спросил Нахум.
Дарник не спеша встал и обвел скучающим взглядом присутствующих.
– Мне заплачено, чтобы я переправился через Итиль и разбил всех, кого там встречу. Военные действия будем обсуждать на том берегу. Здесь о них говорить не вижу смысла.
Он слегка поклонился и направился к выходу, дав знак присутствующему на совете гонцу следовать за собой и оставив за собой окаменевших воевод.
Гонец нужен был ему, чтобы подтвердить его распоряжение на пристани. Пятеро коноводов повели лошадей с собой, а пятнадцать арсов вместе с князем, поднявшись на хазарские лодии, поплыли к липовскому стану. Еще через два часа началась погрузка и переправа на Левобережье всего липовского войска. Князь с удивлением услышал, как воины с восторгом повторяют его шутку насчет кутигурских коней. Каким-то непонятным образом эти слова вселяли в них бесшабашную отвагу и воодушевление.
Дарник поднялся на переднюю лодию и дал знак отчаливать первым двадцати судам, в каждом из которых, помимо гребцов, поместились по ватаге воинов и одной колеснице без коней. Преодолев верстовую ширину реки, колонна судов разделилась надвое: десять с князем пошли вверх по течению, десять с Бортем – вниз. Рыбья Кровь очень надеялся, что густо заросший кустарником и камышами левый берег будет мешать кутигурским дозорным следить за перемещением лодий, и они не сразу определят настоящее место высадки. Он и сам долго не мог найти ту песчаную отмель, куда прошлой ночью высаживал дозорных, если бы те сами не вышли на дубице ему навстречу. Для них обе ночи и день на вражеском берегу прошла спокойно, они даже прочесали все окрестности вглубь на полверсты и не обнаружили ни плотов, ни других следов противника. Зато нашли сухое и ровное место для большого войскового стана.
Князь отдал приказ как можно тише высаживаться и сразу же готовиться к бою. Воины повиновались беспрекословно. То, что рядом с ними князь, придавало им дополнительную уверенность.
– Ну что, назад дороги уже нет, – пошутил Дарник, когда разгруженные лодии отошли за другими ватагами.
– Да уж через такую ширь даже не каждый хороший пловец переплывет, – поддержал его один из старых еще короякских ветеранов.
На бедном Корнее, увязавшимся за князем, лица не было от страха.
Воины на руках выкатывали колесницы и составляли в линию, рядом с ними занимали свое место пешцы с большими прямоугольными щитами и двухсаженными пиками. Пращники собирали по всему берегу дополнительные камни, возницы колесниц рубили кусты, расчищая место перед общим строем для результативной стрельбы. Очевидно было, что никакая конница через густую прибрежную поросль не пройдет, но нападение могло произойти и пешим порядком. Когда подошли десять лодий с Бортем, все вздохнули с заметным облегчением. Позже прибыла вторая очередь воинов, принеся новость, что гурганцы тоже хотят переправляться, но только со своими лошадьми.
– В четвертый заход пусть грузятся, – разрешил князь.
Один из полусотских, блестя веселыми глазами, рассказал, что в городе целый военный бунт, воеводы продолжают осторожничать, а большинство воинов требуют присоединиться к липовцам.
Появившийся дозорный сообщил, что видел двух вражеских лазутчиков.
– Они нападут, когда нас будет здесь достаточно много, – «успокоил» заволновавшихся воевод Дарник, и разрешил воинам жечь костры, раз их появление все равно обнаружено, и рубить широкую оборонную засеку вокруг стана.
Катафрактов Сеченя встречали уже на правах левобережных старожилов.
С четвертым заездом прибыла полусотня гурганцев со своими скакунами. Сухощавые, чернолицые, они с любопытством и почтением поглядывали на липовского князя.
– Среди них есть и те, кого ты разбил у Калача, – шепнул Дарнику приплывший с ними сотский арсов Копыл.
Теперь лодии перевозили лошадей и конников без всякой скрытности. К ночи на левом берегу собралось две тысячи воинов. Рыбья Кровь уже сожалел, что отказался перевозить повозки – под прикрытием одной засеки из срубленных кустов все чувствовали себя не столь защищенными. Едва стало смеркаться, как вдали раздался страшный шум: по железу стучали сотни обухов, затем на стан навесом полетели стрелы, послышался топот сотен копыт, бой барабанов и рев медных труб. Все воины были в доспехах, поэтому стрелы на излете не причинили особого вреда. Выстроившись у засеки, все ждали нападения. Однако его не последовало, с разными промежутками шум то нарастал, то стихал. Дарник понял в чем дело: его высадившемуся отряду хотят устроить бессонную ночь. Основные силы кутигур где-то далеко в своих юртах безмятежно спят, а три или четыре сотни изображают, что вот-вот готовы пойти на ночной приступ. Хотел было послать лазутчиков-арсов, чтобы они добыли языка, но передумал – нет смысла в каких-либо сведеньях, в любом случае придется сражаться чем есть у него и у них. Да и судя по собачьему лаю, кутигурские псы вряд ли подпустят к своим кострам чужаков.
Оставив у засеки половину воинов, князь велел другой половине спать. Подавая пример, сам, завернувшись в плащ, улегся возле одного из костров. Многие тоже легли, хотя вряд ли кому в эту ночь пришлось толком выспаться. Дарник тоже полночи пролежал без сна, удивляясь не столько своему безрассудству, которое он теперь совершал, сколько безмерной вере в него окружающих людей. Ведь и слепому ясно, что легкими потерями здесь не отделаешься, хорошо, если хотя бы треть останется жива.
На рассвете камнеметчики привезли на лодии четыре разобранных больших пращницы. Их быстро собрали, зарядили мелкими камнями и с расстояния в двести сажен начали стрельбу по пасущимся вдали коням степняков. Это сразу же принесло результат. Сторожевая кутигурская сотня быстро подхватилась и отступила на безопасное место.
В Черном Яре, между тем, убедившись, что дерзких липовцев никто за ночь не уничтожил, началась настоящая погрузка на лодии всех наемных отрядов с лошадьми и повозками. Иначе повели себя и кутигуры. Полоса зарослей вдоль реки была шириной в сто саженей, резко переходя в ровную степь с высокой пожухлой травой. Липовцы вырубили вглубь берега последние деревья и кусты, и теперь их стан уже ничто не отделяло от открытого места. И напротив вырубки стали накапливаться целые тучи всадников, вооруженных копьями и луками.
Дарник не заставил себя ждать с ответными мерами. На краю зарослей он тонкой выгнутой вперед дугой выстроил шестьсот пешцев, вплотную к ним камнеметными задами стали сорок колесниц, чтобы стрелять поверх их голов. Во второй линии, держа в поводу коней, стояли катафракты, жураньцы и гурганцы. Все вновь прибывающие воины, тут же присоединялись к общему строю.
Кутигуры не спешили, давая черноярскому войску как следует рассмотреть свою силу. В ширину виден был не менее чем двухтысячный ряд всадников, а сколько в глубину этих рядов приходилось лишь догадываться, но не меньше пяти-шести так точно. Наверняка по бокам укрыты были и их засадные конные полки.
Рыбья Кровь подал знак, и его пешцы под звуки труб медленно, соблюдая строй и катя на руках колесницы, двинулись вперед. Отмашка сигнальщика – и в кутигур полетели стрелы из малых охотничьих луков, многие из них просто не долетали до противника. Уловка удалась – навстречу выбежали две или три сотни спешенных кутигурских лучников-застрельщиков, выпустив по две-три стрелы, они тут же вернулись назад. Строй липовцев продолжал медленно наступать. Вот в атаку поскакала первая линия панцирных кутигурских лучников. Как только расстояние сократилось до пятнадцати сажен, одновременно ударили каменными яблоками камнеметы, дальнобойные луки и самострелы. И линии кутигурских лучников не стало – кожаные панцири оказались плохой защитой – перед строем липовцев лежали и бились в агонии триста поверженных людей и коней, а оставшиеся в живых в панике скакали назад. Дарник, стоя на колеснице у кромки леса, внимательно за всем наблюдал и отдавал нужные распоряжения.
По его знаку липовцы стали пятиться назад, приглашая на себя нападать. Кутигуры не двигались.
– Давай я их расшевелю, – предложил Сечень, в отсутствие Быстряна ставший старшим воеводой.
С пятидесятью катафрактами он выскочил с правого фланга пешцев и помчался к убитым и раненым кутигурам. Не останавливаясь и, благодаря своим панцирным коням, неуязвимые для летящих вражеских стрел, они крюками-кошками зацепили три десятка раненых и убитых тел противника и поволокли их по дуге к левому флангу своего войска. Стерпеть такое было невозможно и не меньше полутысячи кутигур, похоже, даже без команды пустилось во весь опор за