этому не возвращались.
В бане мылись по две семейных пары. Дарнику такое не было в новинку, и он хотел посмотреть, как воспримет чужого голого мужика княжна. Впрочем, в маленькой помывочной и в еще более крошечной парной видно почти ничего не было, поэтому сделать какие-то выводы не удалось.
Потом снова было общее застолье, на котором решалось само сватовство.
– Да как же кто выбрать сумеет, если в первый раз только и видит? – недоумевала хозяйка дома. – У нас девки скромные, первые выбирать не станут.
– А очень просто, – непринужденно объясняла Всеслава. – Гридям ведь тоже на них как следует посмотреть надо. Вот пускай девки попоют и потанцуют, а парни свое молодечество покажут. С выбором тоже договоримся. К женихам привяжем мешки с камнями и заставим бегать за своими невестами. Та, которой он понравится, сама постарается, чтобы он ее догнал.
Ответом княжне был хохот всех присутствующих – так им это понравилась.
Невейцы настойчиво предлагали распаренным гостям заночевать в селище, но даже Всеслава была против:
– Наше дело дорожное, потом только еще труднее будет на морозе ночевать.
Укладываясь чуть позже с женой на ночлег в крытом возке, Рыбья Кровь вынужден был признать:
– Я бы в жизни до такого не додумался! Ты сама это придумала, или кто подсказал?
– Просто хорошо подумала, как быть, когда тебя выбирают, и чтобы ты сама тоже могла выбрать, вот и сошлось, – объяснила она, польщенная его похвалой.
Условия предстоящей сватовской игры пришлись по душе не всем «женихам», многие опасались, что над ними будут потешаться как чужие, так и свои. Тем не менее, утром три десятка бойников изъявили готовность погоняться за невестами. Толпа нивейцев высыпавшая на поле, вытолкнула вперед восемнадцать невест. Те всячески отворачивались и смущенно хихикали.
По знаку князя женихи, раздевшись до пояса, выходили в круг и занимались борьбой, сначала просто на снегу, а потом и на конях, стараясь стащить друг друга с седла. Затем запели и затанцевали невесты. Первая скованность быстро прошла и у участников, и у зрителей. В укладывании камней в заплечные мешки больше всех усердствовали будущие тещи. Женихи и невесты уже без всякого стеснения стреляли друг в друга глазами, делая свой выбор.
Когда первый липовец направился к ряду невест, все, раскрыв рты, замерли, стараясь не пропустить самое интересное. От щек выбранной им девушки можно было разжигать костер. Пока жениху вскидывали на плечи тяжеленный мешок с камнями, мать со старшими сестрами подкашивали невесте юбку. Удар клевца о медное блюдо – и пара бросилась вперед. Казалось легкой невесте ничего не стоит убежать от неповоротливого тяжеловеса, но шагов через тридцать ноги невесты запутались в юбке, и она в полный рост растянулась. Тут же вскочила, но оказалась в руках жениха. Ее пример для других невест послужил хорошим уроком, как действовать. Теперь уже ни один бойник не мог догнать свою суженную с первого раза, если только она сама не падала. Пробежав один круг, неудачник отходил в сторону, предоставляя очередь своему товарищу, чтобы, отдышавшись, чуть позже повторить погоню за другой невестой к полному восторгу зрителей. Когда девицы закончились на беговую тропу вышли шесть молодых вдовиц. За ними тоже нашлось немало охотников побегать.
Никогда прежде нивейский луг не видел подобного веселья и радостного возбуждения. Чтобы лучше закрепить сватовство, состоялся обмен подарками. Родичам невест вручали заморские ткани и украшения, чугунную посуду и плотничий инструмент. Те также не остались в долгу, снабжая невест помимо подушек и одеял, мехами и домоткаными тканями, прялками и корытами, мешками с пшеницей и жбанами меда. Свою первую брачную ночь все молодые провели в натопленных избах селища.
Выйдя на следующий день к реке, жениховское войско разделилось: молодожены, нагруженные приданным, направились восвояси вниз по течению на Липов, остальные продолжили свой путь вверх по реке.
Еще больший успех ждал дарникцев в городище Козодой, вотчине арсов. Здесь много слышали о липовском князе и не прочь были даже перейти под его руку. Но Молодой Хозяин воздержался принимать их предложение, согласен был на него только после полюбовного договора с Арсом. Зато невест с теми же играми в догонялки в городище добыли под четыре десятка.
В пору было разворачиваться назад, но тридцать оставшихся без жен бойников, раззадорившись, требовали продолжения похода. Оставив новых молодоженов на время в гостеприимном Козодое, Дарник с остальными воинами, тремя возками и четырьмя санями поскакал дальше.
Селище Затеси находилось в самом сердце большого буреломного леса. Повинуясь нехорошему предчувствию, князь хотел прервать попытки пробраться сквозь густо наваленные и людьми, и ветром деревья, но бойники твердили свое:
– Ну еще чуть-чуть пройдем, ну еще.
Обнесенное старым покосившимся тыном селище появилось внезапно сбоку, так что колонна липовцев проследовала сначала мимо него, а уж потом, обогнув, оказалось на небольшой вырубке перед его воротами. В Козодое, когда пятеро гридей с женами лихо подскакали к воротам, ссадили на землю мамок и ускакали обратно это встретило самый благоприятный прием. То же самое проделали и у ворот Затесей. Но едва пятеро жен остались одни перед воротами селища, как из-за тына в них тотчас без всякого предупреждения полетели стрелы. Мужья бросились на выручку и получили порцию стрел себе и лошадям.
Дарник не верил своим глазам. Две мамки убиты были сразу, третья умерла чуть погодя. Еще две жены, четверо мужчин и пятеро коней получили ранения.
– Как же так? Что же это? – растерянно повторяла Всеслава.
Князю не потребовалось ничего говорить, легкое движение руки – и четверо саней со своими камнеметами развернулись перед воротами Затесей. С собой камнеметчики имели лишь малый запас железных орехов, поэтому стреляли кругляшами из стволов деревьев завернутыми в паклю, которую поджигали и в таком виде посылали через ограду на крыши домов. Вскоре ворота селища распахнулись, и из них высыпало тридцать или сорок мужиков с топорами и вилами. Один залп камнеметов железными орехами и шестьдесят стрел из двадцати луков полностью смели нападавших.
Врываться в селище не посчитали нужным – над домами занималось непогасимое пламя, и вместе с убитыми мужчинами этого для хорошей кары было вполне достаточно. Всеслава хлопотала около раненых жен, вымаливая у них прощение. Все бойники чувствовали себя глубоко подавленными, не принесла облегчения даже столь основательная месть.
2
Дарник удивлялся собственной жене. В любом своем проступке у женщин всегда виноват кто угодно, только не они сами. А Всеслава взяла и во всем происшедшем обвинила одну себя.
– Это мне по заслугам. Чтобы не была такой самоуверенной. Чтобы не была такой самонадеянной. Чтобы не считала себя самой умной, – снова и снова повторяла она по дороге в Липов.
– Да ладно, – говорил ей в утешение муж. – Похода без убитых не бывает.
– Если бы мы чуть-чуть подождали, чуть-чуть остереглись, ничего не случилось бы.
– Если все делать правильно, то тогда и жить не захочется.
– Это знак мне с небес, что я взялась не за свое дело.
– За свое, за свое, – не соглашался князь. – Просто в следующий раз поумней будем.
В Козодое, присоединив к себе счастливых молодоженов, бойники неохотно отвечали на их расспросы:
– Ну не захотели в этих проклятых Затесях отдавать нам своих девок. Как дурные с топорами бросились. Помяли их конечно, не без этого.
Скачке по гладкому льду уже ничто не мешало и в три дня домчались до Липова. Хоть Дарник и утешал жену, что шестьдесят добытых жен тоже хороший результат, но самого грызло крайнее недовольство: в таком нехитром деле и такая незадача с убитыми мамками. Его досада стала еще сильней, когда вспомнил про гораздо лучший способ поиска невест: надо всех холостых гридей и бойников направить в Перегуд, где гораздо сподручней найти невесту среди окружающих лесных селений, а равное количество женатых воинов забрать в Липов. Больше всего его бесила невозможность кому-либо доказать, что он был в этом дурацком походе лишь наблюдателем, а не воеводой.
Однако оправдываться ни перед кем не пришлось. Встретивший их дозорный разъезд сообщил, что воеводу-наместника на охоте сильно поранил вепрь. Оставив на княжну жениховский поезд, Дарник пересел на коня и наметом помчался в город. Быстряна он застал уже при последнем издыхании.
– Ну вот, не повезло, – чуть слышно прошептал воевода Молодому Хозяину и спустя полчаса навсегда закрыл глаза.
На Дарника смерть старого боевого соратника подействовала крайне угнетающе. Кривонос с Лисичем и Бортем были с ним еще раньше старого руса, но именно поединок с Быстряном, и дальнейшее все его поведение вывели бежецкого подростка на понимание того, что есть настоящий воин и войсковой вожак. Он и не брал последнее время Быстряна с собой именно потому, что не хотел его подвергать лишним опасностям. Сверхнадежный воевода нужен был ему в Липове, ведь тогда он мог о своей столице совсем не тревожиться. И вот такая нелепая смерть!
Собрав думный совет Рыбья Кровь распорядился запретить хорунжим и сотским охотиться на медведя, вепря и тура.
– А не подумают, что мы просто боимся? – возразил Борть.
– Вы слишком дорого стоите, чтобы достаться вепрю, – Дарник был непреклонен.
– Лось тоже пробивает копытом человека насквозь, – обронил Сечень.
– На лося охотьтесь, сколько влезет. Если еще и лось вас прибьет, я буду три дня смеяться вместе со всеми, – мрачно произнес князь.
При погребении главного воеводы он приказал на погребальный костер вместо настоящего оружия положить меч, кинжал и клевец сделанные из дерева. Войско недоумевало: оружейницы ломятся от нового и трофейного оружия – как можно так скопидомничать?
– Кладите только то, что может сгореть. Если его боевой меч не может со своим хозяином подняться к небу, то нечего ему быть приманкой для грабителей могил, – настоял на своем Дарник.
Вместе с воеводой на добровольное сожжение согласилась его наложница Вета, чем сильно переполошила весь город – о таком липовцы много слышали, но никогда не видели. Поступок наложницы всеми воспринимался как высшее проявление верности и любви. Один лишь Дарник думал иначе. Кому как не ему было знать эту глупую ленивую деваху, которую он сам четыре года назад подарил Быстряну. Какие-то нежные чувства за Ветой к старому русу он готов был признать, но помнил и другое: за все время она так и не сумела завести себе подруг, или заслужить чье-либо уважение. А собачья привязанность к своему господину у нее возникла просто потому, что он был единственный, кто никогда не смеялся над ней. Не особо удивило и ее желание взойти на погребальный костер: лучше так, чем снова оказаться никому не нужным человечком. И все же, когда Вета, выпив сонного зелья, без колебаний взобралась на сложенные колодцем бревна и легла рядом с воеводой-наместником на дощатый помост, у Дарника по спине пробежал легкий озноб – своевольный обрыв собственной жизни внушил ему такое же почтение, как и всем собравшимся вокруг липовцам.
Погребальному костру Быстряна отвели
