арсов мимо. Из любопытства заглянул внутрь и обнаружил кроме топчана и стола сложенную из камней печь. Много раз потом собирался приплыть сюда летом на лодке-дубице и побездельничать два-три денька.
– Что это? – опасливо поинтересовалась Всеслава, не решаясь подойти к избушке.
– Мое злодейское колдовское место, – серьезным голосом произнес он. – Где я приношу жертвы моим страшным богам.
Освобожденный от сбруи Пятнаш радостно носился взад и вперед, бесстрашно обнюхивая давно не посещаемое людьми жилище. Князь освободил дверцу и с кинжалом в руке всунулся в темный проем. Предосторожность была излишней – в избушке не оказалось никакой живности. Сверток с кресалом, кремнем, трутом он хранил на груди и прежде всего добыл нужный огонь и свет. С печью вышло канительней, сложенные у входа замерзшие поленья долго не хотели разгораться, наконец весело затрещали в языках пламени. От пятой зажженной свечи внутри стало совсем светло.
– Ты сам, наверное, здесь впервые, – заметила княжна, наблюдая за его действиями и для смелости держась за ошейник могучего Пятнаша.
– Давай, давай, работай, – скомандовал Дарник, скидывая в зарождающемся тепле полушубок. – А то никакого колдовства не получится.
Рассмеявшись, она тоже сняла свою кунью шубку и принялась ему помогать.
Несмотря на всю неказистость, времянка оказалась вполне сносным зимним жилищем, даже дверцу изнутри украшал прямоугольник из оленьей шкуры мехом наружу, не пропускающий холода из щелей. Через час их бревенчатую берлогу вообще было не узнать. На огне грелся чугунок с водой, топчан застелен был одеялами, под ногами лежала волчья шкура, на столе выставлена еда и фляга с ромейским вином.
– А подарок? – спохватилась Всеслава.
– Годовщина завтра, не сегодня, – покачал головой муж.
– Уже ночь прошла, вот-вот солнце встанет, – княжна пытливо оглядела его висящий на стене полушубок и наполовину опорожненную котомку.
Они бросились к котомке одновременно. Случилась именно та шутливая свалка-игра, которой ему всегда так не хватало в чересчур правильной жене. Разумеется, он поддался и дал ей овладеть золотым ожерельем, усыпанным красными и зелеными камнями.
– Какая красота! – воскликнула она, примеривая ожерелье и в отчаянье не находя зеркала.
Дарник и это предусмотрел, непонятно откуда извлек плоский предмет, столь дорогой женскому сердцу. И опять веселая возня за овладение зеркальцем.
Спать действительно уже не имело смысла и их бесконечное баловство продолжалось дальше. Просто пили, ели, целовались, прятались под одеяло, подбрасывали в очаг поленья и снова утоляли жажду, грызли орехи, обнимались.
В разгар веселья яростно зарычал на дверь Пятнаш, замерев, они услышали позади времянки скрип снега под тяжелыми шагами. Из оружия при Дарнике, кроме кинжала были лишь топор. Вскочив на земляной пол, он вооружился найденной в избушке пешней и кинжалом. Но шаги стихли, и он вернулся на топчан.
– Леший? – заробела Всеслава.
– Если бы. – Князь и хотел, и боялся нападения лесного гостя. Когда-то его мать в похожей ситуации убила такого вот медведя-шатуна, и ему всегда хотелось повторить ее выдающуюся схватку.
Утром следы подтвердили: вокруг времянки бродил именно разбуженный голодом медведь.
– Зря ты, мишка, это затеял, тут тебе и каюк придет! – пообещал Дарник.
– Только не вздумай с ним сражаться! – сильно обеспокоилась жена.
– Ну вот еще, буду я с ним сражаться, не княжеское это дело, – отшутился он. – Но шкуру мы ему попортим, это точно.
И радуясь, что кроме любовных утех есть еще конкретное стоящее занятие, князь взялся за изготовление медвежьей толкачки. Среди поваленных деревьев отыскал два толстых сукастых ствола, обтесал их как нужно топором, оставляя заостренные сучки, и неподалеку от времянки подвесил их стоймя на ветвь старого дуба. Княжна ходила хвостиком и все пыталась разгадать секрет будущей ловушки.
– Теперь пойдем за приманкой, – сообщил ей муж.
Из кусков гниющей древесины он наковырял зимующих личинок, рыбная снасть тоже отыскалась в избушке. Вскоре оставалось лишь выбрасывать из проруби на лед разнообразных рыбин: мелкие для ухи, крупные для приманки. Время словно повернулось вспять – Дарник снова был в родной землянке за пределами изгнавшей их с матерью Бежети, снова, чтобы выжить и победить, призывал весь свой ум и умение. И рядом находилась пусть не совсем еще помощница, но благодарная зрительница, поощряющая его на любые подвиги одним своим присутствием.
К исходу дня князь начал все чаще да поглядывать вниз по реке, ожидая прибытия арсов. Среди них имелись такие охотники-следопыты, что могли взять след даже летом на речной гальке, не то, что зимой на снегу. Неужели их побег из посада или Островца не видала ни одна живая душа?
Пешней он выдолбил небольшую ямку под висящими бревнами и закопал в них пять рыбин так, что снаружи торчали одни хвосты, залил яму для прочности речной водой, а от времянки до рыбьих хвостов проложил дорожку из рыбьих внутренностей.
Едва наступила ночь, опять зарычал и стал бросаться на дверь Пятнаш, но все оружие лежало перед Дарником на изготовке: пешня, топор и кинжал, так что он сам мог спокойно откушивать наваристой ушицы. Приступа опять не случилось, а чуть погодя со стороны старого дуба раздался громкий медвежий рык, быстро перешедший в неистовый с малыми паузами рев.
– Я все равно ничего не понимаю, – призналась княжна. – Он что там, с другим медведем дерется?
– Лишь бы не с нами, слабосильными, – посмеивался муж.
Впрочем, и эту вторую ночь они не спали вовсе не из-за медведя. И в княжеском доме, и в походном шатре Дарник всегда стеснялся много заниматься любовью, все казалось, что снаружи стоит кто-то и ведет подсчет его постельной доблести, да и самому не очень хотелось выходить к посторонним нетвердой походкой. Сейчас же все не использованные запасы любовного пыла без остатка выплеснулись наружу. Время от времени Всеслава пыталась его хоть немного остановить, но это лишь добавляло масла в огонь. Какие там усталости, какие опустошения! Не умея произносить ласковых нежных слов, он мог доказывать свою любовь только таким образом.
Под утро они все же немного забылись в полудреме-полуяви. Серое рассветное пятно в дымоходном отверстие и мирно посапывающий под топчаном Пятнаш напомнили им о некоем незаконченном деле. Стоило Дарнику спустить ноги на волчью шкуру, и княжна тоже была тут как тут:
– Я с тобой.
Выйдя из времянки, они направились к толкачке. Снег вокруг рыбин и нижние части сукастых стволов были в крови и медвежьей шерсти. Кровавые следы вели и дальше в лес. А три из пяти рыбин по-прежнему сидели в земле.
– Объясни наконец, – почти жалобно попросила жена.
Вместо ответа он толкнул кинжалом один из стволов, потом второй, те, откачнувшись, вернулись назад, ударив друг друга. Еще несколько тычков кинжалом и стволы стали раскачиваться так, что Дарнику с княжной пришлось отступить на безопасное расстояние.
– Как просто! – изумилась она.
Пройдя по кровавому следу, они нашли издохшего от ран молодого медведя.
– Был бы он старый и опытный, сразу бы ушел, а этот все хотел наказать своих обидчиков, – с сожалением определил Рыбья Кровь.
Шкура у медведя была настолько испорчена, что не стоило ее снимать даже на половую подстилку. Князь, правда, хотел вырубить часть медвежатины на еду, но жена воспротивилась. Так и оставили властелина леса на растерзание воронам и куницам.
Арсов по-прежнему не было, и это уже вызывало тревогу. Дарник вспомнил про бесчисленные санные следы оставленные на льду реки близ Липова и подумал, что никому в голову просто могло не прийти проследить след полозьев детских санок. Но хоть дальние конные разъезды во все стороны они могли послать? Быстрян, наверняка сообразил бы. Не посвящая жену в свои досадливые мысли, он продолжал делать вид, что все в порядке – несколько дней праздного отдыха им рассчитаны как надо. Взятые с собой окорок, сыр, хлеб и крупа, между тем, подходили к концу. Поставленные на зайцев петли результата не дали. Одна уха уже порядком надоела. Всеславу возникшие трудности только развлекали, и как перемена обстановки, и как новая ступень отношений с мужем.
– А я знаю, почему ты меня привел сюда, – заявила она ему. – Примериваешься, как придется жить без княжения.
– Пускай даже и так, – не отпирался он. – Ты со мной, или к отцу подашься?
– А как бы ты хотел?
– Конечно, чтобы к отцу подалась.
– Ну, пожалуйста! – Всеслава обиженно толкнула его в бок. – Скажи, что хочешь со мной.
– С тобой, с тобой, – подтвердил муж, хотя если честно такое будущее отнюдь не прельщало его. Находиться в изгойстве рядом с человеком, который видел твой наивысший расцвет – да ни за что на свете!! Уж лучше совсем одному, или украсть наложницу, которая бы не знала кто ты такой.
Когда подошел к концу третий день их уединения, Рыбья Кровь уже места не находил себе от беспокойства – детская шалость оборачивалась изрядным конфузом. Как теперь вообще возвращаться с достоинством в Липов, что сказать, как объяснить? Сослаться на проверку крепостных сторожевых постов? Но тогда нужны хотя бы верховые кони, на которых они с княжной разъезжали бы по дальним вежам. Не детские же санки предъявлять своим подданным? Всеслава, уловив его озабоченность, спросила, в чем дело. Он без прикрас ей все выложил.
– И никто, никто не знает про нас?! – не могла поверить жена. – Даже твой пройдоха Корней?
– Никто.
– А если мы так же тайком вернемся?
– Это было бы лучше всего, но даже и пытаться не стоит.
Княжна призадумалась.
– Помнишь, ты говорил, что когда ехал на побывку в Бежеть, всем сказал, что тебе нужно взять свой удачливый талисман, – заговорила она чуть погодя. – Давай и сейчас скажем, что нам нужно было справить тайные колдовские обряды.
– Ну да, на детских санках, – скривился князь.
– Забудь про санки, – Всеслава оживилась от своей новой мысли. – Давай сюда свой полушубок и шапку.
Быстро вывернув наизнанку не только одежду мужа, но и собственную шубку она скомандовала:
– Надевай! – И сама оделась быстрей его. – Кто скажет, что мы не приобщились к своим особым таинствам?
Дарник усмехнулся: вот она истинная цена всем суевериям жены. Ее затея была не самой убедительной, но ничего лучше он сам придумать не мог. К тому же, если она не боится явных и скрытых насмешек, то ему тем более не след их опасаться.
Проведя еще одну полубессонную пылкую ночь, они стали собираться в обратный путь. Детские санки забросили подальше в чащу, чугунок и одеяла оставили рыбакам, запасную одежду и лишние вещи утопили в проруби. Взявшись за руки в вывернутых наизнанку одеждах и шапках, они зашагали по льду к Липову. Чтобы не остаться в долгу, князь в последний момент нанес сажей на вывернутую одежду и шапки загадочные знаки – колдовство так колдовство! Шли и по пути азартно сочиняли историю своего тайного колдовского обряда, чтобы потом дуть в одну дуду.
Первыми их углядели рубщики леса. Дарник заметил, как один из них выпряг из саней лошадь и помчался верховой дорогой в ближнюю вежу, а то и в сам Липов. Не дойдя двух стрелищ до засечной вежи, они услышали сторожевое било, и навстречу им высыпала добрая
