отдельное место, и после сожжения возвели над ним пятисаженный курган.
– А вот здесь с деревянным мечом будете сжигать меня, – указал приближенным князь на соседнюю лесную поляну. – Курган можете возвести на одну сажень выше.
Стоявшая рядом Всеслава испуганно посмотрела на мужа. Вечером в опочивальне Дарник не удержался от новой мрачной шутки:
– Пора обучать тебя быть хорошей княжеской вдовой.
– Не смей даже говорить об этом! – обиженно воскликнула жена.
Смерть воеводы явилась для князя некой поворотной точкой, позволившей взглянуть иначе на многое вокруг. Кстати пришелся и случай, произошедший на торжище сразу после похорон. Дарник с Корнеем и двумя арсами шел между торговых рядов, чтобы увидеть какие-либо заморские редкости, которые все чаще появлялись там, как вдруг непонятно откуда выскочившая девица со всего маха врезалась в него. Повезло еще, что он успел подставить плечо, и столкновение ушибло больше девицу, чем его. Поразило другое: живое, розовощекое создание в нарядной шубке в остолбенении разинуло рот и издало несколько нечленораздельных звуков. В ответ князь лишь коротко хохотнул и как ни в чем не бывало прошел дальше.
Этот животный ужас, застывший в глазах девицы, потом долго преследовал его и не давал успокоиться. Одно дело был страх перед ним, Дарником, чужих воинов, а совсем другое – вот такое неподдельное выражение этого страха у свободной молодой липовки, будто она ни мгновения не сомневалась, что за подобный проступок ее сейчас схватят и предадут самой мучительной смерти. Да, к нему на суд приводили даже из дальних селищ преступников достойных смертной казни. Но все же знают, почему так происходит. Если преступника не убили самосудом в момент преступления, то предать его смерти на следующий день на холодную голову мало кто может решиться – боги за такое наказывают! Даже Быстрян не решался на такие казни – ждал князя. Впрочем, и он Дарник неплохо еще в самом начале липовского воеводства выкрутился из этой западни со своим долговременным чурбачком под ногами человека с петлей на шее. Но выходит, зря он так в душе кичился своим великодушием к простым смердам, если они его все равно считают убийцей и мучителем.
Такое открытие заставило князя на некоторое время слегка затаиться и как следует приглядеться к окружающей обстановке. С удивлением отметил новые изменения в жизни Липова. Большие войсковые щедро оплаченные заказы и пропиваемое гридями жалованье не просто породили целое сословие богатых и деятельных людей, которым уже были не страшны даже пожары и неурожаи, а и сделали этих людей самоуверенными и предприимчивыми. Более того, многие из них теперь искали нового применения своим возросшим возможностям.
Едва были насыпаны последние корзины земли над курганом Быстряна, как на Войсковом Дворище начались самые активные происки и козни приближенных вокруг тех, кто желал занять освободившееся второе место в княжестве. Дарник воспринял это спокойно: все правильно, людям свойственно примыкать к тому или иному вожаку и стремиться вместе с ним подняться как можно выше. Все войско и богатые горожане быстро разделились на три группы, ратуя каждая за своего негласного предводителя.
Одну группу составляли сторонники воеводы-тиуна Кривоноса, который уже однажды был наместником Липова, да и вообще считал себя еще в их первой бойникской ватаге, если не вторым, то уж точно третьим человеком. В его пользу говорила и дорога, проложенная им в Северск, и полутайная верфь, заложенная в Северном Булгаре, где перегудские мастера заложили сразу десять двадцативесельных лодий. За него горой стояли купцы и ремесленники.
Вторым шел Лисич. Послужив наместником в городище Запруде и становым сотским, он слыл человеком, умеющим найти выход в любой ситуации, кроме того научился хорошо себя подавать и в мирной жизни: носил изысканную одежду, устраивал богатые пиры, держал самых резвых лошадей. Его обожали воины собственной хоругви, да и для прочей молодежи Липова он был предметом для подражания, что порой неприятно кололо Дарника – ему самому хотелось быть таким предметом. Корнею невзначай однажды удалось раскрыть князю глаза на эту «странную» ситуацию:
– Подражать можно человеку, а ты ведь у нас не человек, а явление злой природы.
Третью партию составляли отцы города, усиленно выдвигавшие в наместники Липова старосту Окулу, мол, доколе нам терпеть засилье пришлых людей! Их поддерживали не только все коренные липовцы и их сыновья, перебравшиеся в пригородные селища, но и зятья-гриди из ранних войсковых наборов.
Раздавались также отдельные голоса в пользу княжны, ведь прошлое лето она правила со своим дядей и у нее это неплохо получалось. Однако сторонников у нее было немного.
– Матереют твои липовцы потихоньку, – отметил это соперничество Фемел. – Сначала из городища превратились в город своей мошной, а теперь и умом превращаются.
– Сразу у всех количество ума прибавилось! – насмешничал Молодой Хозяин.
– Не количество ума, а его суть, – поправил ромей. – Из смердов горожанами становятся.
– Это как же?
– Меньше шкурных интересов, а больше общих. Начинают любить и ценить свое собственное мнение. Еще немного и за правду на мечи полезут. Пора уже думать, как им укорот найти.
Дарник ромею не поверил, думал: лишнее сочиняет. Но буквально через несколько дней к нему в малую трапезную влетел испуганный полусотский:
– На торжище резня! Купцов бьют!
Случилось следующее. Один липовец с семьей отправился на посадское торжище сделать ряд мелких покупок. Днем раньше он расплатился за покупки золотым ромейским солидом, с которого ему дали сдачу серебряными дирхемами. Теперь хотел купить заморского бисера, но торговец наотрез отказался принимать в оплату эти дирхемы, заявив, что они сильно истерты и настоящей цены не имеют. Тот, кто давал липовцу сдачу, с торжища уже уехал, поэтому торговец бисером лишь пожимал плечами: надо было лучше на дирхемы смотреть. Слово за слово, кто-то кого-то толкнул, другой толкнул в ответ, из рассеченной губы полилась кровь, женщины закричали: «Убивают!», к липовцу пришли на помощь соседи-родичи, к торговцу – его напарники по торговому обозу, и завязалась большая драка. В этот момент на торжище как раз выезжал новый торговый обоз, чьи охранники, обороняясь, взялись за мечи, немедленно схватились за колья с ножами и липовцы. Скучающие без службы бойники с восторгом принялись крушить повозки и прилавки. Досталось и княжеским лавкам. Побоище стало всеобщим. Прибежавшие стражники могли защитить разве что себя самих. Торговцы, оказавшись в меньшинстве, отступили и закрылись на ближнем гостином дворе.
Князь с арсами застал уже итог посадского сражения: девять убитых торговцев и четыре трупа у липовцев. Резаных ран, выбитых зубов, сломанных носов, ребер и рук никто даже не считал.
– Взять зачинщиков! – приказал Дарник.
Арсы похватали два десятка липовцев со следами драки на лицах. Темницу-поруб набили под завязку.
Посчитав дело на время улаженым, Рыбья Кровь вернуться к своей прерванной трапезе, как вдруг ударил вечевой колокол. Делать нечего – князь с арсами вновь отправился в посад, а Сеченю велел выводить туда сотню конных жураньцев с плетками в руках. На вечевой площади собралась половина города, требовали освободить схваченных людинов, так теперь называли себя липовцы в противоположность смердам из селищ. С прибытием князя крики еще больше усилились:
– Не зачинщики они!
– Тогда и купцов хватай!
– Сколько можно терпеть торгашей-кровопийц!
– Сначала освободи людинов, а потом суди!
Дарник с коня перешагнул на помост вечевого колокола, встал в самом центре и, утвердив руку на клевце за поясом, зло и невозмутимо рассматривал толпу. Волнение и раздражение двух тысяч людей скорее успокаивали его, чем горячили, зато ужасно хотелось сделать что-то такое, что послужило бы им на будущее хорошим уроком. Но все правильные и сильные слова, что приходили ему сейчас на ум, казались пустыми и совсем здесь не подходящими. Толпа, между тем, слегка успокоилась, опасливо поглядывая на вооруженных плетками всадников, окруживших помост.
Князь поднял руку, призывая к полной тишине.
– Вы все сделали правильно, – неторопливо начал он. – Я не буду узнавать, кто был прав, кто виноват. Схваченных людинов сегодня же освободят. Но я хочу спросить вас: надо или не надо, чтобы купцы приезжали в Липов?
Горожане лишь переглядывались между собой, сбитые с толку его неожиданной уступчивостью.
– Если не надо, то завтра здесь не будет ни одного торговца.
– А где ты сам для Всеславы серьги возьмешь? – раздался молодой дерзкий голос.
– Не боись. Князь уже набрал ей всего на десять лет вперед, – тотчас отозвался из толпы другой голос.
Легкий смех пробежал по рядам липовцев.
– Да нам бы пускай купцы были, только без лукавства и обмана, – за всех обратился к Дарнику старик со сморщенным лицом.
– Где ты видел купцов без обмана! – высказал свое стоящий рядом молодец. – Пусть князь их и наказывает.
Толпа одобрительно загудела. Рыбья Кровь вздрогнул от радости – ему в голову пришла замечательная мысль.
– Так вы хотите, чтобы я судил купцов за обман? – как воинский клич выкрикнул он.
– Хоти-им! – был ему дружный общий ответ.
– Только купцов или всех?
– Всех! – снова дружно выдохнула толпа, не очень вдумываясь в смысл собственного ответа.
– Клянитесь на ноже!
– Клянемся! – вверх взметнулись лезвия сотен ножей.
Дарник оглянулся на арсов-охранников:
– Где писарь?
Тот появился на площади вместе с воеводами и через минуту уже стоял возле князя с чистым пергаментом и непременной чернильницей. Дарник стал ему что-то тихо диктовать, а писарь быстро писал, положив пергамент на подставленный арсом щит. Толпа напряженно ждала, не понимая, что Молодой Хозяин задумал. Наконец запись была составлена, и по знаку князя на помост поднялся арс, обладатель зычного голоса.
– «Людины города Липова имеют право требовать суда над любыми своими обидчиками, а также обязуются выполнять все обязанности по сохранению должного порядка в городе Липове. Порядок устанавливается княжеской думой с участием старейшин города», – прочитал арс-глашатай.
Толпа молчала, переваривая услышанное. Вроде бы, все было верно и правильно. Не давая им времени лучше подумать, Рыбья Кровь вынес свое решение по драке:
– За четырех убитых людинов с купцов будет взята вира по пятьдесят дирхемов на каждого убитого. За девятерых убитых купцов вира четыреста пятьдесят дирхемов, половину заплатит Городец, половину посад. Согласны?
– Согласны, – раздались облегченные голоса.
Дарник сошел с помоста и вскочил на подведенного коня, успев заметить, что все три претендента на наместничество и Фемел с княжной тоже были свидетелями его слов. Не откладывая дела в долгий ящик, он по очереди с глазу на глаз решил встретиться с ними.
Но первым в приемный покой явился дворский тиун.
– Блестяще! Лучше не бывает! Наконец-то полную власть получил над Липовым! – запел ромей похвалы князю прямо с порога. – Только смотри сразу шпоры в бока не всаживай, голыми пятками пока действуй. Но теперь твоим наместникам еще труднее без тебя
