преследовали липовцев – подбирали плавающих соратников и пытались спасти горящее судно.
Отойдя на два стрелища, лодии вошли в неприметную протоку и чуть погодя, ткнувшись носами в песчаную полоску берега, остановились. Рядом находился невысокий глиняный взгорок. На него послали дозорных, чтобы наблюдать за всеми перемещениями ромеев. Вероятность того, что они попробуют атаковать, была очень мала, тем не менее, князь приказал ратникам вместе с оружием и припасами перейти на берег и устраиваться на ночлег, не разжигая костров.
Потери на обеих лодиях составляли девять человек, еще столько же было ранено. Горшков с горючей смесью удалось заполучить добрых два десятка. Пленные рассказали, что они вовсе не собирались сражаться с липовцами, а просто хотели направить воинственного князя в нужном им направлении, для чего именно на их биреме находились две тысячи золотых солидов. Разумеется, липовцам они так и не достались. Но и без этого они считали себя истинными победителями, которым есть чем гордиться. Кто-то сумел раздобыть ромейский шлем с высоким султаном, кто-то щит, меч или лук и радовался им больше чем шкатулке с золотом. Трусоватого осторожного Корнея было не узнать.
– Я читал один свиток, там говорилось, что война богомерзкое и человекопротивное дело, – болтливой сорокой рассыпался он. – А выходит, видеть чужую кровожадность и самому быть кровожадным еще лучше, чем с девками любовь крутить!
– Ну так выбирай себе ватагу – и вперед за кровожадностью! – поощрил князь.
– А как же ты без меня? Не пропадешь? – Корней лихорадочно соображал: не прогадать бы.
На рассвете дозорные разбудили князя, чтобы сообщить: ромеи уходят. Поднявшись на взгорок, Рыбья Кровь увидел, как биремы, загребая двумя рядами весел, ходко идут вниз по течению, к одной из них на длинном тросе был привязан обгоревший остов запасной биремы. А как же погребение убитых? – вертелось у него на языке. Но ромеи просто уплывали прочь, желая побыстрей доставить своих убитых и раненых в Урган.
Просыпающийся стан наполнялся веселыми возгласами и смехом, узнавая, что противник позорно бежал, воины еще сильней, чем ночью, ощущали себя героями. Каждый хвастал своими подвигами, без смущения признаваясь в собственном промахе или неловкости – ведь у ромеев таких промахов было в десяток раз больше.
– Это я поджег бирему! Неужели даже фалеры не заслужил? – убеждал князя Корней.
– Пока только четверть фалеры. Еще три подвига с тебя, – подтрунивал над ним Дарник.
Послав берегом гонцов в основной стан, он велел готовить костер для своих убитых. Полусотские лодий спрашивали о дальнейших действиях:
– Будем ли преследовать биремы, или нет?
– Мы же торговать пришли, не воевать, – отвечал им с улыбкой князь.
Вскоре прибыли основные силы флотилии. На пленных ромеев все посматривали как на диковинных зверьков: так вот как выглядят прославленные мореходы, не дающие никому спуску в южных морях! Дарник был доволен: страха перед огнедышащими биремами у липовцев значительно поубавилось.
– Ты забыл, что урганцы ждут еще три биремы из Таврики, – напомнил князю Сечень, в отсутствие Быстряна и Бортя ставший главным воеводой. – На открытой воде они нас быстро догонят.
– Попробуем, чтобы не стали догонять, – решил Рыбья Кровь и сел писать покаянное послание урганскому стратигу. Мол, приняли в темноте их суда за хазарские биремы и вообще собираемся идти в мятежную Лазику, а не в Урган. Лазикское царство на восточном побережье Русского моря то становилось союзником Романии, то отпадало от нее, поэтому любой набег на него был ромеям только на руку.
Дождавшись на основном русле реки два купеческих каравана идущих в разные направления, Дарник с караваном в Урган направил одного из пленных ромеев с посланием стратигу, а с караваном в Корояк – нескольких раненых и второго пленного – пусть прибудут в Липов с вестью об их первой победе.
По протокам дельты Танаиса продвигались прежним порядком: впереди дозорный отряд, позади остальные лодии. Наконец река кончилась, и вся водная гладь безбрежно распахнулась вокруг на десятки верст. Качка и та пошла совсем другая. Ромейских бирем видно не было, но и без них в сердце Дарника закралась непривычная робость. Ему много приходилось слышать, что суда на море беспрестанно тонут, но в сознание это как-то особенно не проникало: кто-то тонет, а кто-то нет, и уж он точно никогда не потонет. Сейчас этой уверенности вдруг сильно поубавилось. Прежде суеверных людей Дарнику понять до конца не удавалось, все казалось, что те просто придумали себе какую-то игру и играются в детские страхи и приметы. Самолюбие не позволяло считать себя ничтожной песчинкой на ветру, и лишь здесь на еще совсем гладкой морской поверхности он ощутил в полной мере всю свою малость и беззащитность. Равнодушной и безжалостной выглядела простиравшаяся вокруг бездонная толща воды, от которой его отделяли несколько тонких досок обшивки лодии.
– Что, ты тоже забоялся? – сунулся к князю догадливый Корней. – То ли будет, когда ветерок поднимется? Это Сурожское море еще самое тихое, а на Русском такие бури бывают, только держись.
Рыбья Кровь молчал. Едва ему напомнили о собственном страхе, как он тут же усилием воли перевел его на другое: я боюсь, потому что не знаю, как управлять на море своими лодиями. На ромейских дромонах и биремах управление велось с помощью разноцветных флажков. Их сигналы князь предусмотрительно еще два года назад выписал в отдельный свиток. Но тогда на реке использовал их малую часть. Теперь настала пора ознакомить воевод с их полным списком.
Отплыв от устья реки вдоль морского побережья с десяток верст на юг, Дарник со всеми лодиями причалил к берегу. Писари взялись за перья и живо переписали ромейские морские сигналы на двадцать свитков для всех судов. Договорились с воеводами и о главном способе действий пятью звеньями: два начинают сражение, два чуть позже помогают, а пятое прикрывает отход или наносит завершающий удар. Командовать первыми двумя звеньями будет Сечень, вторыми двумя сотский арсов Копыл, а пятым сам Дарник. Во время походного строя впереди идет звено князя, при столкновении с большими силами неприятеля он остается на месте, а его с двух сторон обтекают звенья Сеченя и Копыла. Все трофейные горшки с ромейским огнем сосредоточили на двух дракарах Копыла, чтобы весомей была вторая волна нападения.
Получив столь ясные и четкие распоряжения липовские воеводы заметно приободрились: значит, их князь и на море знает, как надо действовать.
– А если какая лодия начнет тонуть, что лучше: ее спасать или продолжать бой? – спросил один из полусотских.
– Продолжать. Я пошлю ее спасать из своего звена, – отвечал ему Дарник.
Снова перейдя на головной дракар, он почувствовал себя чуть уверенней и, дабы еще сильнее отвлечься, время от времени поднимал всевозможные сигналы на своей мачте, чтобы хоть чуть-чуть приучить флотилию к походным перестроениям. Плыли на юго-запад, все время держась вблизи суши. Обильная растительность речного берега сменилась куцыми лесными островками приморской степи. Часто невольно оглядывались назад: нет ли преследующих бирем?
Бывалый арс-кормщик рассказывал князю про Таматарху – город у пролива в Русское море. Сколько раз ромеи, хазары и аланы захватывали его и всякий раз отпускали на вольное правление – не в силах были справиться с ежедневными десятками судебных тяжб между собой торговых людей. Хлебнув уже, как следует судебной власти в Липове, Рыбья Кровь понятливо усмехался: кому охота сильно вникать в обвесы и обсчеты. Да и при получении податей с такого жулья всегда сам будешь чувствовать себя внакладе.
– Зато вольное положение Таматархи сделали ее лучшим пристанищем всего сброда обоих морей, – добавлял арс, – и местом, где заключались предварительные договора между близлежащими странами и княжествами.
– Почему предварительные? – спросил Дарник.
– Чтобы была уверенность, что основное посольство примут как надо.
– Но это же большая затяжка времени переговоров?
– Вовсе нет. В Таматархе есть постоянные посольства ромеев, хазар и арабов, они все выспрашивают и посылают с чужими посольствами своих сопровождающих.
– А есть ли посольство русского кагана? – захотел уточнить князь.
– Нет. Хазары сами говорят за русского кагана, – последовал малоприятный ответ.
Опять хазары! И все русско-словенские княжества своими данниками считают, и переговоры за них ведут!
