Пока не положили гать и деревянный настил, было опасно ходить напрямик, топко. Родители построили дом на улице Полевой, где-то в 1959 году, а в 1960 я пошёл в школу. Летом бегал на речку по этим деревянным мосткам, мимо колодца.
В детстве излазил там всё. Рыбачил и купался, один в войнушку играл, друзей-то у меня, мелкого, ещё не было. После, когда в школу пошёл, стали появляться не только хорошие друзья, но и неприятности, по прошествии лет кажущиеся мелкими. Но одна, самая большущая, запомнилась мне на всю мою жизнь.
Улица наша растянулась по всей длине. Где-то уже и огороды были посажены, деревья плодоносили, а где-то... даже изгороди не упели поставить. Это создавало соблазн проверить, что растет вкусного у соседей – у нас-то ещё только в проекте были урожаи, в лучшем случае, через год.
И вот я, набравшись смелости, начал проводить инспекцию с другого конца улицы, с дома Лошеньковых, в саду которых заметил какую-то зелень. К моему огорчению... поживиться было нечем.
Лук меня не интересовал, морковка начала только вылезать из земли тонюсенькими оранжевыми карандашиками. Уже собрался, было, уходить восвояси, как вдруг заметил стручки гороха. Это позднее я узнал, что это горох, видеть, как он растёт, раньше не приходилось.
Деловито наполнил стручками единственный карманчик на штанишках с лямками и, озираясь, покинул усадьбу соседей. Прибежал домой, как раз к обеду. Мамка уже разливала по мискам похлёбку, отец мыл в рукомойнике руки и громко втягивал носом запах супа.
А я... гордо выложил на стол с десяток стручков гороха и стал делить его на троих едоков, думая: «Вот сейчас меня папка с мамкой похвалят, как добытчика».
То, что произошло дальше, никак не укладывалось в моей белобрысой голове.
– Сынок! Где ты нарвал горох? – спросил отец тихо.
Мать молча смотрела то на меня, то на отца. Улыбка ещё не сошла с моего лица, а в душе появилась чёрная пустота. Я начал осознавать, что совершил преступление.
– Что молчишь, Сергей? Отвечай!– настаивал отец.
Он отодвинул налитую ему миску с супом. Я подумал тоскливо: «Наверное, меня сейчас будет бить папка...»
До этого дня никто из родителей меня даже не шлёпал. Я на свою задницу старался приключений не искать, а тут... раз... и нашёл.
– Собери весь горох и пойдём. – промолвил отец сурово и отрывисто.
Как команду подал. Я знал, что отец с войны вернулся офицером, лейтенантом.
– Куда пойдём папа? – спросил тихо.
Я почему-то подумал, что в тюрьму.
– Туда, где ты наворовал этот горох.– ответил он.
Я на ватных ногах повёл отца к дому Лошеньковых. Отец постучал в двери, встроенные в ворота.
– О, два Токарёвых пришли, проходите, рад вас видеть. – отозвался хозяин, пожимая отцу руку.
Он ласково взъерошил мои волосёнки на голове.
– Чем могу помочь, Василий? – спросил он.
Отец помолчал немного.
– Выпори при мне этого воришку.
Он показал на меня пальцем.
– Доставай из кармана горох до последней горошинки. – приказал он.
Всхлипывая, я выполнил приказ и выложил всё на скамейку у крыльца дома.
Николай внимательно посмотрел на отца.
– Перегибаешь палку, Вася. Я не судья и бить мальца не буду.
Он достал папиросы и предложил папке. Пока курили, оба думали, что со мной делать. Когда затушили окурки в банке с водой, стоявшей на скамье, хозяин стал говорить, скорее для меня.
– Я ведь дома был, сидел на кухне и видел, как меня «грабят». Если бы хотел, поймал бы и надрал уши. Но ты вспомни, Василий, своё детство. Ты не страдовал по чужим огородам?
Он улыбнулся мне и продолжил: – Для ребятни всегда в чужом огороде яблоки вкуснее будут.
В общем, лупить меня не стали, а мне почему-то от этого не было легче.
Шли домой молча.
– Сына, замарать своё имя легко, а вот потом веры тебе не будет. Никогда не зарься на чужое, даже по мелочи, по такой, как сегодняшний горох.– сказал отец, подходя к дому.
***
Первой моей учительницей была Стерхова Елизавета Семёновна. У неё на правой руке отсутствовали пальцы, но она умудрялась писать левой и исправлять ошибки в наших тетрадках.
Много беженцев и раненных принял Урал, скорее всего, в этом виновата война. Может попала под бомбёжку, она не рассказывала, а мы стеснялись спросить про увечье.
– Токарев Серёжа, ты зачем меняешь почерк? У тебя свой красивый. Не копируй, пожалуйста, Иру Ерёмину, у неё такой стиль.– говорила она, глядя поверх очков.
У Иры ещё и стиль какой-то есть, оказывается. А почерк, мне нравилось изменять – то с левым наклоном, то с правым... размер букв менял. Экспериментировал. Чистописание-то мы уже давно прошли – там, конечно, были жёсткие требования. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.
Учительница меня привечала за хорошую учёбу, которая мне давалась легко, вот только вслух читать я не любил или что-то отвечать – стеснялся своего писклявого голоса. Сказалась хроническая ангина. Начальную школу закончил без троек, но на этом мои школьные успехи закончились.
***
Ирина была самой шустрой в классе, училась хорошо, но в отличницы не рвалась, спокойно относилась к тому, что некоторые девчата учились лучше. Однажды взбрело ей в голову взять шефство надо мной. Вопреки учительской рассадке, кому и с кем сидеть в классе, безапелляционно выдворила своего соседа по парте, Сашу Яргина, и тоном, не допускающим возражений, указала мне на место рядом, за третьей партой у окна.
Я ещё не забыл Катино верховенство над собой, а тут новая командирша нарисовалась. И не рыпнешся, Елизавета Семёновна одобрила её выбор. К моему удивлению, Иркина опёка оказалась вполне приемлемой. Убедившись, что я не тормоз и даже умею считать и читать, она быстро смирилась с тем, что её помощь в учёбе не пригодится. Наоборот, я ей иногда мог помочь в чём-то, хотя бы в том, что без её просьбы нарезал ровные палочки для изучения счёта из веточек ивы, растущей на болоте. И преподнёс ей свой первый в жизни презент.
Дома Ира похвасталась своей маме и сестре Свете моим скромным подарком.
– Это любовь. – заявила сестра и звонко засмеялась вместе с матерью.
Такая наша любовь мирно жила до пятого класса. Придя с летних каникул, я неодобрительно хмыкнул, встал рядом с ней и попросил Лемберову Лену сравнить нас в росте.
– На пол головы разница. Переросла тебя Ирка. – сказала Лена.
И сочувственно на нас посмотрела.
– На вашей свадьбе нам гулять не придётся.– подытожила она
– Не судьба. – почесал я затылок и ответил за нас обоих.
Но верными друзьями мы остались до окончания восьмого класса. А после выпускного вечера я заслужил первый поцелуй от своей одноклашки Иры Ерёминой. С группой одноклассников мы пешком отправились на площадь 1905 год да с песнями, такой был обычай у выпускников всех школ города. На площади поорали, что взбредёт в голову, потолкались с другими школьниками и потопали восвояси. Только вот Иринка что-то сникла и захромала.
– Не могу больше идти. – пожаловалась она вслух.
Оказывается, она намозолила в кровь ноги новыми туфлями.
– Давай мы тебя понесём? – предложили парни.
Ирка засмеялась.
– Изомнёте меня всю, пока дотащите до дома.– ответила сквозь слезы.
– Разувайся, дорогуша, одевай мои туфли, а я в твоих лодочках потопаю. – предложил я Ирине.
Я знал, что размер обуви у нас одинаковый, но мои башмаки уже растоптаны. Она их одела и повеселела сразу.
– Теперь я дойду сама, Сергуня, дай я тебя расцелую. - сказала она и при всех меня поцеловала, «куда придётся».
А пришлось... в губы. Мы благополучно вернулись в посёлок, и я проводил Иру до дома. Надел свои туфли и пошёл к себе, на Полевую.
На этом школьная пора закончилась, а пути дороги наши разошлись в разные стороны.
***
Василий Андреевич Токарев демобилизовался по ранению. Вернулся, но одна рука у него сантиметра на четыре стала короче – много осколков вынули вместе с косточками, так срослась. Начал встречаться с моей будующей мамой, Таисьей Васильевной, она красивая была женщина, хоть и с ребёнком. Поженились, появился я, Серёжка, Сергей Васильевич. У мамы была дочь от первого брака, Зиночка, Зинаида Степановна. Моего отца сестрёнка звала дядей Васей и не любила. Её папка погиб в первые дни войны, воевал офицером-пограничником.
Зина была на пятнадцать лет старше меня. Подросла и уехала в город, училась в техникуме, жила в общежитии, затем заочно закончила Уральский Политехнический институт.
Отец всё делал сам своими покалеченными руками. Единственная помощь была оказана ему от совхоза при постройке дома – дали работяг катать брёвна. Он ещё успевал на работу ходить, как все мужики, хорошо – недалеко, столярка и кузня находились около тепличного комбината. Папка работал в столярке, делали там телеги, колёса к ним, сани... да всё что надо. У отца руки были золотые, он и всю мебель в новый дом своими руками урывками сделал.
Когда я подрос, помогал родителям по хозяйству. Эх, жить, бы да жить... да отец начал пить. Ругань из-за этого каждый день в доме стояла, и родители развелись. Отец уехал на Украину, туда, где воевал, лежал в госпитале. Там и завёл себе хохлушечку, очевидно.
И всё. В двенадцать лет я стал главой семьи. На двоих с мамкой десять соток огорода надо было вскопать землю, посадить картошку, два раза окучить, выкопать, высушить и перетаскать в подпол. И другие овощи, тоже. Да дрова напилить-наколоть и в поленницу сложить. Зимой снег из ограды вытаскать, тротуар очистить, воды натаскать. Ну что ещё?
Ах, да!!! Уроки надо было учить. Да пошли они на...
Переходный возраст? Мы о таком не знали. В четырнадцать лет мать разрешила мне курить папиросы дома в открытую, чтобы не заронить огонь от спрятанного окурка. Ну и чарку настойки после тяжёлой работы не грех выпить, чтобы можно было спину разогнуть.
Да чуть не забыл, надо было ещё всей школой помочь совхозу в поле на уборочной. А там чего только не убирали – капусту и картошку, морковь и свёклу, редьку и турнепс... Ох, и уставал же я! Спал «без задних ног» – не до танцулек было.
– Мам! Дай ещё минуточку посплю... – просил утром, когда мамка пыталась добудиться.
Конечно, этой минуточки было мало.
Мой друг - Котофей
На Полевой двадцать семь строился наш дом. Уже стоял сруб с шиферной крышей, обрисовывался контур усадьбы, и огород в десять соток, вспаханный лошадью с плугом, был настоящим богатством. Сажать картошку в перевёрнутый дёрн нельзя, и земля отдыхала.
Отец обустраивал наше первое жилище в выходной, после работы в столярке. Иногда ночевали папка с мамкой в ещё не готовых хоромах, так как бегать в совхоз со Вторчермета каждый день родителям было внапряг. Да и меня, обузу непоседливую, брать с собой было в тягость. Вот и оставляли меня с Зиной, старшей сестрой и нашим котом, в большом частном доме на трёх хозяев. Мы его снимали на окраине города Свердловска.
Хозяева имели половину дома, отдельный вход в свой двор и даже кур держали и кроликов. Другую половину занимала наша семья, а рядом с нами комнату снимала вдова с девочкой лет десяти. Звали её Катька, препротивная соседка, постоянно дразнившая меня – «бесштанная команда».
– Бесштанная команда, пойдём играть в магазин (или... в швейное ателье)! – кричала она.
Не упускала момента поучить меня уму-разуму, и я шёл с ней играть – выбора у
На фото - Сергей Токарев и жена, Галина.