меня особо не было. Кличку эту она мне присвоила за то, что мамка купала меня летом во дворе в ванночке и, конечно, без трусов. А у Катьки сразу находились какие-то дела во дворе. Да какие дела – подсматривать за голопузым пацанёнком. Как бесплатное кино...
За ограду строго-настрого запрещалось выходить не только мне, но и этой дылдине, потому что мимо нашего дома, на Селькоровской 20, шла дорога с цыганского посёлка в город.
– Серёжа, запомни адрес, если тебя украдут цыгане или ты заблудишься, это поможет тебе сбежать и вернуться к нам.– предупреждали родители.
Сестра, на которую меня оставляли родители, после техникума работала чертёжницей в каком-то институте, на обед приезжала меня покормить и повоспитывать.
Кота нашего Зина учить побаивалась, еду он принимал, а погладить, «извините», не разрешал. Прижимал уши: «Не вздумай даже»!
Котофей имел своё место на полатях у печки, на которые запрыгивал с пола – р-р-аз и... там. Мне туда совсем не достать, я и не пытался. Изредка он присоседивался ко мне, когда я спал на родительской кровати, (если они ночевали на стройке). И ещё... кот позволял мне гладить его, мурлыча какие-то свои сказки. Мы разговаривали. Он делился своими обидами, вернувшись с улицы, а я жалел его, но это происходило лишь тогда, когда мы оставались дома одни. Больше никто его благосклонности не удостаивался. А однажды он меня спас, при этом сам чуть не поплатился жизнью.
Соседями мы были дружными, часто бывали в гостях друг у друга. Катькина мама приглашала к себе, смотреть телевизор КВН с линзой.
Ей говорили:
– Он у тебя не показывает ни черта.
А она отвечала:
– Я его сейчас по башке напи...зжу, будет казать!
И сильно его стукала. КВН начинал работать, как следует.
От нас через забор жил мой злобный враг – петух. Я, шестилетний мальчуган, его очень боялся, старался не показываться в том дворе. Так он перелетал в наш и норовил исклевать насмерть меня или Катю. Пока не вмешался наш кот. В очередной налёт, петух, увидев меня одного, закукарекал воинственно, налетел и стал клеваться.
Это было последнее в его жизни преступление. Чёрной молнией бросился мой Котофей ему наперерез, вцепился в петушиную шею и задушил. Хозяин этого бойца ещё не знал, что петуху пришёл конец. Услышав его «кукарку» в нашем дворе, явился, чтобы погнать забияку домой. Но, увидев его мёртвым с раной на шее, легко определил убийцу. Забрал петуха и через некоторое время пришёл снова... да с ружьём.
Наши с Катькой доводы в защиту кота отмёл и, не найдя «преступника», (по его мнению) сматерился и вернулся домой. Выстрел прозвучал дня через три, но убить Котофея ему не удалось – раненый он через подпол пролез в сени к Кате, забился в угол и лежал чуть живой. Мы не знали, что делать – родители были на работе. Ждали Зину, хотя не верили, сможет ли она чем-нибудь помочь...
Сестра помогла. Обработала рану на голове, отстригла ножницами обрывок уха и перебинтовала голову. Кот не противился, даже не мявкнул от боли. Зина умела оказывать первую помощь раненым – в школе всех обучали необходимым навыкам. Она знала, что делать дальше, пошла в отдел милиции и написала заявление. Очень грамотно обрисовала ситуацию при составлении протокола, и соседа арестовали на пятнадцать суток, за опасное применение огнестрельного оружия. Ружьё конфисковали.
Пока хозяин мотал свою «пятнашку», мамка рассчиталась за съёмное жильё и выписала всех нас из домовой книги. Отец приехал на лошади, запряжённой в телегу, погрузил пожитки, ножную швейную машину «ZINGER» и кота в корзине. Мы поехали в Гореловский совхоз, а Зина собрала свои вещи в чемодан и уехала пока пожить у подруги. Потом, как дочери погибшего на войне офицера, ей дали место в общежитии, а чуть позднее и квартиру.
Кот постепенно выкарабкался из полумертвого состояния и пришёл в себя, начиная проявлять интерес к новому жилищу. Обследовал владения снаружи дома, побывал в пОдполе и устроился на пальтушках, на русской печи.
Лето заканчивалось, и родители спешили обустроить жильё до холодов. Окна уже поблёскивали стёклами, двери были везде навешаны, и две печки, сложенные отцом, исправно обогревали нас холодными ночами. Урал. Наступил школьный месяц сентябрь, а меня в школу не отдали – не хватало одного месяца до семи лет.
– Да и где ты, Серёженька, будешь выполнять домашние задания? Видишь ведь сам, какая стройка идёт... – успокаивала мама.
Вы заметили, наверное, что нигде не упомянуто, как зовут моего друга-кота. А вот не было у него имени, так и звали – Котофей. Достался он нам на Вторчермете, как приданое к жилью. Прежние хозяева переехали и забрали его с собой, а он через неделю вернулся на свой «шесток» у печки, обвёл нас своими жёлтыми глазищами, как бы говоря: «Я часть этого дома, и с этим вам придётся примириться».
Мы не возражали. Только, уже переехав в совхоз, боялись, что котяха опять уплетётся жить на Селькоровскую 20. Котофей никуда не сбежал, стал жить в новом для него месте, наводя ужас на местную кошачью компанию. И ещё года четыре или пять прожил с нами, а потом исчез.
Как я его звал, искал...... обошёл все соседние улицы, съездил на автобусе на нашу старую съёмную квартиру и к его старым хозяевам... Нигде моего друга не было. Его войлочную лежанку на печи мы долго не убирали, надеялись... вдруг вернётся, когда-нибудь.
Горький мёд
Наступившая холодная зима не застала нашу семью врасплох – даже в сильные морозы хватало протопить «голландку» раз в сутки. Испытание на прочность и живучесть дом выдержал с большим запасом, нигде ничего не промерзало, в подполе температура стояла в самый раз для хранения картофеля и овощей. Благодаря добросовестной службе Котофея, мыши завестись не успели.
В большой комнате и спальне родителей было тепло, а на кухне – прохладно, но если русскую печь затапливали, тепло расходилось по всему дому. Мамка готовила вечерами после работы и не могла нарадоваться. По сравнению с плиткой, печь не шла ни в какое сравнение... «Это небо и земля». – говорила она отцу.
Морозы спали, можно было побегать на улице, я подрос, и свободу мою уже не ограничивали двором. А на улице появлялось полно всякой разношёрстной ребятни. Кто постарше, те занимались делом – вывозили снег за ограду, вываливая так, чтобы немного подправив кучу, попутно получилась горка для нас, мелюзги. Но сразу не давали на неё карабкаться.
– Ещё успеете, зима длинная, накатаетесь. – смеялись парни над нашим нетерпением.
Горка выстаивалась, замерзала, её поливали несколько раз и «торжественно» сдавали в эксплуатацию своим младшим сестричкам и братишкам. Да и сами разок-другой скатывались с неё... кто на заднице, кто на фанерке, кто на валенках.
Темнело рано. Досыта наигравшись, ребята разбегались по домам. Старшим надо было делать домашние задания, а я устраивался на полатях и читал свою любимую книжку: «Тысяча и одна ночь». Мне-то в школу только через год идти.
Читать меня научила старшая сестра Зина, а считать научился ещё летом, играя в «Магазин» со своей соседкой Катей. Хорошая, в общем, девчонка, хоть и выпендрюля, но ей-то в четвёртый класс, а мне... в первый.
До занятий в школе, задумал папка свозить меня на смотрины к своей родне, в деревню Сухановку. Мне тоже хотелось, интересно было на родных посмотреть, только ждать того ещё долго пришлось. Отцу отпуск выпадал на июнь и маме – тоже. Домашнее хозяйство она бросать не хотела, да и весной собирались купить поросёнка. И так дел полно – огород и дом не бросишь без присмотра.
Одна комната, рядом с кухней, была временно отдана папке под столярную мастерскую – руки у него были золотые, (так считала мама). Вот он и мастерил там домашнюю мебель: стол с красивыми точеными на токарном станке ножками, в большую комнату – скамейки и табуретки, шкафчик маме для посуды. Стенок раньше не было импортных и советских... тоже.
Мне, как будущему школяру, сделал этажерку под книги и учебники, и ещё смастерил мне детскую лопатку фанерную, чтобы я помогал снег с тротуара счищать и многое другое.
Я с полатей наблюдал за отцом, будто перенимал мастерство у него таким образом, под ногами шибко не крутился.
А Котофей, примостившись у меня в ногах, дремал, чуть поводя одним ухом, другое же было отстрелено недавно. Мама в другой комнате на швейной машинке строчила красивые узорчатые занавески на окна и всегда успевала приготовить еду. Иногда помогала отцу покрывать новую мебель самодельной морилкой под красное дерево.
– Вот с делами большими управимся, весной огород вспашем-посадим, дровами запасемся на зиму вперёд, ворота и забор с фасада покрасим, наличники с фронтоном, и... я беру отпуск. Повезу, Серёжка, тебя в гости к своим родным на недельку. – напоминал папка.
Мать не протестовала.
– Вася, только с моих отпускных нужно сначала телевизор купить, форму Серёже и портфель.– сказала она
– Портфель мне не надо!– заявил я сразу – Мне нужна сумка, как у командиров. У Вовки Попова такая есть и у Дубинина Юрки есть.
Родители улыбались, переглядываясь, отец не выдержал.
– Давно приготовили тебе сумку «командирскую», Серёжа. Тая, покажи сыну-то.
Мать достала и подала. Да, это был планшет – настоящая мечта моя, только из кирзухи, как сапоги у отца. Такие же были и у друзей. Первым делом, надел планшет на плечо и покрасовался перед родителями, пройдясь туда-сюда. Тут вспомнил, что у меня есть пара книг, расстегнул и сложил в него. До самой школы там лежали.
Зима закончилась. Вот она была и... нету. Погода сменилась бурной весной, прибавившей опасений, что водой от талого снега затопит подпол. Она подошла чуть-чуть выше приямка, и это было ещё хорошо, у некоторых соседей картошка утонула.
– Если вовремя откачивать воду с приямка, всегда сухо будет. Вода промочит грунт и уйдёт, он чуть просядет, спрессуется и больше не пустит воду в подпол. – объяснил мне отец.
Так оно и вышло, в дальнейшем, в подполе всегда было сухо. И на улице подсохло, и земля в огороде. Вспахали её на лошади – спасибо родственнику нашему с Полковой, дяде Ване Политову. Посадили картошку, добавляя в каждую лунку ещё и навозу с пол лопаты.
Дрова отец купил, распилил на чурки, а колоть отказался.
– Колоть надо замёрзшими, в разы легче колются. – сказал он.
Я мотал на ус науку. Родители покрасили зелёной краской резные наличники, фронтон с окошечком и ворота с изгородью от палисадника, а торцы сруба и печные трубы – гашёной известью. Получился не дом, а терем сказочный. Мне он очень нравился.
В палисаднике посадили два кустика сирени, которые позже выросли в большие кустищи, выше окошек, и красиво цвели по весне. В саду-огороде мамка сама командовала, где-чего сажать.
Отец сколотил небольшой парник под огурцы да кадушку просмолёную под водосток поставил. На этом большие дела закончились, если не считать, что поросёночка в новую конюшню купили, да телевизор с мамкиных отпускных взяли. Нормальный телик, безо всяких линз показывал хорошо с комнатной антенной.
Форму мне решили купить ближе к школе, вдруг я за лето вымахаю, а букварь и учебники обещали в школе дать бесплатно. Да мне и не нужен был букварь этот, читал я уже не по
