Вы хотите, чтобы я его впустила? Вам нужна такая жизнь? Они замахали головками и вместе ответили: "Нет!" Алине было четыре годика, Руслану - шесть, Маше - десять лет. Валя отправила их в спальню и обратилась к мужу, буянившему на площадке: - Всё, Роман, я больше этого не могу терпеть и дети тоже. Я тебя предупреждаю, что вызываю полицию! Роман стал ещё громче кричать и пьяно смеялся над её словами. Он знал, что сам обрезал телефонный провод. Валя постучала соседке условившимся стуком. Римма вызвала полицию. Через несколько минут приехала опергруппа. Его срутили, одели наручники и увезли.
Утром дети спрашивали маму, где их папа, придёт ли он ещё. Валя сказала, что его забрала полиция за плохие дела. Руслан, как маленький мужчина, отреагировал спокойно. Больше всех переживала Маша. Валя успокаивала дочку, говорила, что так, без папы, будет всем им хорошо. Девочка верила маме и не плакала больше. Сложнее было с младшей Алиной. Каждый раз, подходя к двери, она начинала трястись и жаловалась маме: - Мне так страшно. Кажется, что папа идёт и сейчас будет снова бить в дверь и ругаться на нас. - Не бойся, маленькая моя, папа больше не придёт.- успокаивала Валя дочку, - Никто не будет больше на нас кричать. В воскресенье после собрания к Вале подошёл дъякон Юрий Тучин. Он поинтересовался её здоровьем и расспросил о детях. Валя поведала ему о том, что творил Роман, как угрожал сжечь квартиру. Рассказала, что вызвала полицию, и его арестовали. Теперь ему грозит суд. - Печально, конечно. Он ведь обращался к Богу. Покаялся. Надо надеяться, что образумится. - проговорил Юрий, - Всё-таки у вас трое детей. Им нужен отец. Валя разнервничалась: - О чём ты говоришь, Юра?! Какой он отец? Он всех нас держал в страхе. Сколько мы от него натерпелись. Больше никакой силушки нет, терпеть и надеяться! Тюрьма, возвращение, пьянки, побои, снова тюрьма, передачи, когда самим нечего есть...
- Ну, Валя, как же ты собираешься жить дальше? Тебе одной поднимать детей под силу ли? Или ты думаешь, что кто-то из братьев возложит на себя такую обузу - воспитывать твоих детей? - высказал Юрий своё мнение, - Не думаю! Не торопись всё обрезать! Валя посмотрела на дъякона и, больше ничего не сказав, повернулась и пошла. Слёзы душили её. Хорошо всем рассуждать со стороны. Если бы ты, Юра изо дня в день недоедал, оставляя крохи детям, работал бы по ночам, выбиваясь из сил, чтобы купить следующую булку хлеба... Если бы ты видёл глаза детей, которые трясутся от страха, когда их папочка подставляет нож к животу беременной матери, угрожая его вспороть... Если бы ты переживал домашние пожары и наводнения, когда всё нужно восстанавливать почти с нуля... Сколько таких "если" ещё я могу тебе перечислить! Нет, дорогой брат дъякон, не можешь ты понять меня, женщину-мать, с болью смотрящую на детей, от которых нужно взять очередной продуктовый паёк, чтобы отнести его в тюрьму к требующему передачи мужу. Твои советы я не принимаю. Где-то я читала, "прежде чем осуждать кого-то возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы, почувствуй его боли. Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся. И только после этого говори, что ты знаешь - как правильно жить". А я больше не хочу знать Рамазана Махмудовича никогда...
Чтобы не было больше никаких пересудов, Валя решила сходить к превитеру церкви. Она рассказала ему, о своей немыслимо тяжёлой жизни с Романом. О том, какие дикие скандалы он устраивал в семье. И о последнем его пьяном кураже ночью, когда она вызвала полицию. - Я больше не могу так жить, Владимир Ильич. Мои дети, словно загнанные лошадки, трясутся от любого стука в дверь. Не знаю, как правильно, по Библии, но я поступила так, как поступила. Пресвитер помолчал и после недолгой паузы печально заключил: - Да, сестра, действительно...я понимаю тебя. Тоже считаю, что он не может называться мужем и отцом семейства, если так относится к своей семье. Неправильно жить с человеком, от которого страдают дети. Господь такого не требует.
