Платок Весны

Настя и о других нормах ислама. Оказывается, развязывание войн с целью насаждение ислама - это тоже тяжкий грех. И воровать - а ведь прежде девушка думала, что у чеченцев украсть что-то у неверного - чуть ли не долг чести. Но нет - оказывается, не то что самому без спроса взять чужое, но и купить то, что явно воровано, недостойно мусульманина. По крайней мере, отец Аюба никогда не позволял домашним покупать на рынке подозрительно дешёвую муку - лучше бедствовать, чем краденое приобрести.
  И про кровную месть, которая для чеченца является долгом чести, как оказалось, родственники убитого могут простить убийцу, если тот, как велит обычай, покаялся и изъявил готовность помогать им во искупление своей вины. Так поступил двоюродный дядя Аюба, водитель грузовика. Хотя он был не виноват - не в меру горячий джигит из соседнего села выскочил на встречную полосу и врезался в грузовик. Легковушка всмятку, лихача даже до больницы не довезли. Родственники погибшего претензий не имели, но дядя, как велят обычаи, после этого фактически стал затворником, редко выходит из дома.
  Так чуть ли не до вечера гуляли они по парку, и девушка снова и снова убеждалась, как поверхностны и убоги были её представления об исламе и чеченцах. Аюб, которого она в школе фактически не замечала, всё больше ей нравился. Когда он проводил её до дома, и они распрощались, Настин телефон вдруг настойчиво зазвонил. Олеся?
  - Алло!
  - Насть, привет!
  Голос подруги был не то что грустным - в трубке было слышно, что та плачет навзрыд.
  - Олесь, что случилось?
  - Да полный трындец!
  - Слушай, хочешь, я сейчас к тебе приду? Поболтаем.
  - Приходи, Настюх!
  Жили девушки в соседних домах, и через несколько минут Настя уже стучалась в дверь Олесиной квартиры. Подруга, вся в слезах, открыла ей дверь. Увидев ей, Настя чуть не попятилась. Всё лицо Олеси было усыпано крупными пятнами - как в фильме про переболевших чёрной оспой.
  - Олеська, что это с тобой?
  - Да вот сама не знаю. Утром встала, глянула на себя в зеркало - мама родная! Вчера ещё было всё окей, а тут... Колька меня как увидел, сразу бросил. А говорил, что на всё готов ради меня! Кому я теперь нужна, такая? Зачем мне вообще теперь жить?
  Настя уже даже не помнила, как утешала рыдающую в голос подругу, как уговаривала её не комплексовать: мол, что-нибудь придумаем. Хотя что тут можно было придумать? И что вообще произошло? Неужели бабушка ошиблась, и обтереть лицо платком, что выронила фея весны - это не к добру? Если так, получается, она тоже вот так может проснуться уродиной.
  "Не надо было трогать этот злосчастный платок!" - молотком стучало в её голове запоздалое раскаяние.
 
  На следующее утро Настя подходила к зеркалу с опаской. Однако её ожидания не оправдались - вместо изуродованного оспинами лица она увидела себя такую же, как обычно. Даже напротив, кожа будто стала свежее, и юношеские прыщики, которые портили настроение, почти совсем сошли на нет. Повезло? Или расплата за то, что притронулась к потустороннему, отсрочена на время?
  Не случилось страшного и на следующее утро, и через день Настино лицо не стало рябым. Никогда она ещё с таким нетерпением не ждала приезда бабушки, которая, по обыкновению, навещала внучку и её родителей почти каждую субботу.
  - Что же тут не так, бабушка? - спрашивала она, рассказывая ей историю свою и Олеси. - Мы обе видели фею весны, обе вытерли лица её платком. Почему же у меня лицо с каждым днём всё лучше, а Олеся уже назавтра стала уродиной?
  - А всё потому, Настенька, - ответила бабушка, - что если оботрёшься платочком и в тот же день что-то нехорошее, бесчестное совершишь - фея весны сурово накажет и не только красоты не даст - то, что есть, отнимет. Подруга твоя человека ни за что ни про что оговорила. Ты же поступила честно, сказала правду.
  - Ой, а ведь правда! Я и забыла! - Настя ударила себя по лбу.
  "И подругу не предупредила! Но с другой стороны, откуда я могла знать, что она так себя поведёт?".