Белые шары

Вот и осень! Такая прекрасная и печальная пора! Граф Пётр Петрович Разумовский стоял у окна, задумчиво глядя, как ветер шевелит кроны деревьев, стряхивая с них золотые и багряные листья. Как хорошо, что окна его нового дома выходят на городской сад. Пожалуй, единственная отрада в этом чужом городе – Оренбурге.
А какая красота сейчас, должно быть, в Петербурге, в Летнем Саду! С детства он любил там гулять, шагая по разноцветному ковру из листьев. Осенью особенно хорошо сочинять стихи и мечтать о будущем. О том будущем, когда все люди станут свободными и если кто кому будет прислуживать, то лишь по собственной воле. О том будущем, где нет места тирании, самодержавию, тюрьмам и острогам. Где мысль человеческая и язык вольны, словно птицы, и каждый может сказать то, что сочтёт нужным, не трепеща перед Третьим отделением канцелярии Его Величества. Впрочем, когда не станет крепостного права, самодержавие само уйдёт, как уйдёт рабство духа, ибо, став свободными, люди не пожелают мириться с тиранией, и государю ничего более не останется, как попридержать свои властолюбивые амбиции. И государь не так глуп, чтобы этого не знать. Оттого и держится за крепостничество, как за святыню какую.
Собственно, эти мысли и привели графа Разумовского в Оренбург.
- Ты бы, Пётр, не шибко в речах вольнодумничал, - посоветовал ему как-то его кузен Павел, человек осторожный и рассудительный. – А то ж и в Сибирь могут сослать.
Разумовский и сам понимал, что могут. Однако замолчать, позволив собственному страху сделать себя несвободным, казалось ему ужаснее самой лютой каторги. Правда, стихи о далёких и прекрасных временах, наступления которых он желал всей душой, он подписывал псевдонимом - Петр Свободолюбцев. Только эта малая предосторожность ему не помогла. Что ни говори, а Третье Отделение не зря от государя своё жалование получает. И вот теперь он здесь. Не в Сибири, конечно, но всё же вдали от родных мест, от семьи, от друзей. Впрочем, друзей у него теперь осталось немного. Не всякий захочет знаться со ссыльным вольнодумцем. Высший свет почти весь от него тут же и отвернулся. Бывшие крепостные, а он им дал вольную сразу, как только получил в наследство поместье отца, оказались благороднее. Разумовский помнил, как плакали они, когда расставались с ним, обещали молить Бога о его здравии и скором возвращении. Некоторые и вовсе с ним поехали. Да благословит их Бог за их доброту и верность!
Неожиданный стук в дверь отвлёк Разумовского от мыслей.
- Да, войдите, - отозвался граф.
Дверь открылась, и в кабинет, запыхавшись, вбежал конюх Никита.
- Не извольте гневаться, барин! – начал он с порога. – Ко мне Миколка, братец меньшой приехал, говорит, батюшка совсем плох, помирает, поди, повидать меня перед кончиной хочет. Прошу Вас, отпустите меня на денёк-другой с батюшкой проститься, век буду Бога за Вас молить!
- Да, конечно, Никита, ступай к батюшке.
- Благослови Вас Бог, барин! Батюшка-то мой, как матушку схоронил, хворать частенько стал. Любил он её очень! И ведь, когда матушка хворой лежала, шары белые увидел, просил у них, чтобы поправилась матушка моя. Да только не исполнили они просьбы – всё одно померла.
- Белые шары? – удивился Разумовский. – Совсем, видать, от горя умом повредился.
- Обижаете, барин, - ответил Никита. – С умом-то у батюшки моего всегда всё ладно было. Неужто не слышали про белые шары? Они на речке порой появляются, можно у них попросить, чего желаешь. Коли Вам будет угодно, барин, я Вам опосля про них расскажу, а сейчас, не обессудьте, к батюшке спешить надобно.
- Ступай уж, голубчик. А про шары я и вправду ничего не слышал. Расскажешь тогда, как воротишься.
Поклонившись, Никита вышел из кабинета, оставив графа в полном недоумении. В Оренбург он приехал недавно, всего несколько месяцев назад. Тогда была поздняя весна, когда деревья уже были покрыты зелёными листьями. Поэтому глубокими познаниями в местных легендах он похвастаться никак не мог. А уж белые шары, у которых можно о чём-то попросить, для него и подавно были новостью.
Вскоре в дверь снова постучали, и граф снова разрешил пришедшему войти. Это была кухарка Алёна.
- Кушать подано, барин!
- Благодарю! – отозвался Разумовский. – Скажи, Алёна, ты родилась на этой земле, видимо, и легенды местные знаешь. Должно быть, слышала что-нибудь про белые шары.
- Разумеется, слыхала, барин. Они порою на речке появляются. Ежели увидишь их, можно о чём хочешь попросить.
- И что же, многим доводилось их увидеть?
- Немногим, барин. И никто не может знать, когда они появятся. Они же своенравные такие – то чуть ли не каждый день по реке плавают, а то по несколько годков их не видать. Когда в следующий раз кому увидеть их посчастливится – никто не ведает. Однако Дарьюшке, подруге моей, повезло. Своими вот глазами видела, вот как Вы меня сейчас. Она тогда как раз Васютку родила. А Васютка захворал тяжко. Дохтур головой качал, говорил: не жилец. Дарьюшка-то совсем отчаялась, на речку побежала, молясь, чтобы шары эти увидеть. И вот чудо – увидала она их. Прямо в речке плавают, самые разные, и большие, с лошадь величиной, и маленькие, с чашку чайную. Прокричала она тогда: желаю, чтоб Васютка мой живёхоньким остался! Что хотите, мол, со мной делайте – хоть убивайте, но дитятко спасите. Говорит потом, шёпот услыхала, будто из самой речки: троекратное да. Вернулась она домой, а у Васютки жар и лихорадка спадать начали. А дня через три на поправку пошёл. Сейчас Васютке уже пятый годок, живёхонек-здоровёхонек и ничем с тех пор и не хворает, слава тебе, Господи! И ведь повезло так повезло! А то могли бы они Дарьюшку-то сгубить, да не сгубили, пожалели.
- Так что же, - удивился Разумовский. – Шары эти и погубить могут?
- Ещё и как могут, барин! Они могут так просто просьбу исполнить, могут исполнить да погубить, а могут и не исполнить. А могут и просьбу не исполнить, и жизнь забрать. Слыхали, что с помещиком Кирилловым сталось?
- Нет, не слыхал, но буду признателен, если расскажешь.
- Ох, барин, история-то была такая, получил он батюшкино наследство, молодой, ветреный, до удовольствий всяческих охочий, да проиграл в карты. Да добро бы только наследство промотал, как ещё и в долги залез такие, что упаси Боже! Ему бы остепениться да за ум взяться, а он всё по кабакам свою печаль стал глушить. И вот возвращался этот Кириллов из кабака, хмельной да отчаянный, через речку в карете ехал да шары белые-то и увидел. Сказал кучеру своему Еремею: «Пожелай, чтобы я денег нашёл да с долгами своими рассчитался». А Еремей-то ему и говорит: «Нет, барин, не посмею. Вдруг эти шары, чего доброго, убьют меня до смерти, а у меня деток малых двое, да ещё жинька третьего ждёт, как я их всех сиротками-то оставлю?». Помещик ему: «Делай, каналья, что велят, а не то выпороть прикажу!». Да только Еремей этот шаров страшится пуще гнева барского. «Хоть до смерти, барин, меня запорите, а просить ни о чём не стану. Шары-то, небось, бесовские, ещё и душу, того гляди, заберут. Коли помирать, то лучше уж как христианин». Понял тогда Кириллов, что ничего ему от кучера не добиться, велел остановиться, вышел из кареты да и прокричал своё желание: разбогатеть, чтобы и с долгами рассчитаться, и опосля жить не тужить. Да только жить-то ему более не суждено было – тотчас же стал воздух ртом хватать, а потом и вовсе замертво упал. Вот Еремей своими глазами видел. Сам насилу разума со страху не лишился. До конца жизни к реке лишний раз подойти боялся.
- Так этот Еремей, может, сам же и задушил барина, - предположил Разумовский. – А потом и про шары рассказывал, чтоб отвертеться.
- Да не мог он барина-то удушить, - возразила Алёна. – Всяк, кто знал его, говорил, тихий был, смирный, мухи не обидит. А уж человека-то погубить, пускай и такого никчёмного, рука бы не поднялась. Не таков был Еремей!
- Стало быть, если желание благородное, то шары и не убьют?
- Не скажите, барин! Вот у моей подруги Настасьи прабабка – её тоже Настасьей звали – по молодости с офицером согрешила. Давно это было, тогда ещё Емелька Пугачёв был жив. Заморочил он девке голову, наплёл ей с три короба про вечную любовь, обещал жениться да в Петербург увезти. Натешился с нею вволю да и пропал – только его и видели. А девка-то забрюхатела. Батюшка её как узнал, разгневался шибко, выпорол. Да только сделанного-то уже не исправишь. И выгнать жалко. Одно и оставалось, что о чуде молиться – чтоб дочку его, хоть и порченую, хоть и с дитём, а кто-то замуж взял. А однажды батюшку её возле речки бездыханным нашли. Отчего помер – Бог ведает. Вроде бы задохся. Да только Настасья через годок замуж вышла – за Дмитрия, прадеда моей подружки. Любил он её очень и ребёночка как своего принял.
- А шары-то тут причём?
- Да говорят, в тот день, когда его тело нашли, люди эти шары на реке видели. Чай, и батюшка Настасьин их увидел да попросил, чтобы замуж его дочь вышла. А они просьбу-то исполнили, а самого загубили.
- Любопытные у вас легенды! – заметил Разумовский.
- Ступайте обедать, барин, а то ж ведь всё остынет.
- Ах, да, с этими шарами я уже было и про обед забыл. Спасибо тебе, Алёна!
- Рада стараться, барин.

После обеда Разумовский любил прогуляться. В Петербурге излюбленным местом прогулок был Летний Сад. Здесь же душа поэта выбирала реку, переименованную волей императрицы Екатерины из Яика в Урал. Медленно текущая вода успокаивала взбудораженный ум, заставляла на время забыть о горестях и несправедливостях этого мира.
«Интересно было бы посмотреть на эти шары», - думал граф, неспешно прохаживаясь по дорожке городского сада.
Листья шуршали под ногами. Разумовскому вдруг подумалось, что когда придёт его смерть, похоронят его на этой земле, и листья так же нападают на его могилу, укрывая его пёстрым одеялом.
«Но отчего же я думаю о смерти сейчас, когда мне ещё нет и тридцати?» – испугался он вдруг собственных мыслей.
Конечно, участь изгнанника и тоска по родным местам тяготила его душу, но ведь и в ссылке люди живут и порой даже довольно долго. И немало тех, кто, в конце концов, привыкают к тому месту, где оказались пусть и против своей воли, привязываются к людям, которые там живут. Оно становится если не родным, то, по крайней мере, частью их жизни.
«Это Вы, Пётр Петрович, бросьте!», - так говорил покойный отец, строго сдвинув брови, когда маленький Петруша начинал шалить.
«Вы правы, отец! – ответил Разумовский мысленно, словно говорил с его душой. – Не дело это – думать о смерти раньше, чем она за тобой придёт. Но если мой век не такой уж и долгий, я приму это со смирением. На всё воля Божья».
Однако мысли о том, что его смерть, возможно, придёт за ним очень скоро, почему-то не оставляли графа. И он, сам не зная, что с ним происходит, старался надолго задержать взгляд на покрытых золотом и красным бархатом деревьях, словно завтра он может уже не увидеть этой красоты.
Чтобы не думать лишний раз о смерти, он решил сосредоточиться на загадочных белых шарах. Сам он их, естественно, ни разу не видел. Да и существуют ли они на самом деле? Вряд ли. Скорее, придумал кто-то для красного словца, и теперь легенда о них передаётся из уст в уста. Тем паче, если уста, как у Алёны. Уж она большая охотница до всяких сказок. Что-то услышит, что-то от себя добавит – и получится такая история, что