ничего не скажешь!
У Сергея возник соблазн освежиться в прохладной водичке, когда проехали мимо песчаного берега, уже облюбованного местной пацанвой и старенькими дядечками в семейных трусах до колен. Но по обыкновению не хватало времени. Да что и говорить, даже принимать пищу Воронов приучился на скорую руку — глотом, как цепной пес или пуще того — изголодавшийся волк.
Быстро, чуть не за десять минут, домчали до командного пункта аэродрома, где и намечена встреча с комполка и тамошним особистом.
Боеготовность авиационных частей, расположенных на этом участке, вызывала нарекания как со стороны местной власти, так и со стороны железнодорожников. Воздушные налеты немцев, участившиеся с приближением фронта, как правило, не вызывали четкой ответной реакции летчиков ПВО. Как правило, фашист уже отбомбился… и только тогда подымались наши истребители. Действовали «красные соколы» крайне вяло, начинали обстреливать стервятника издалека, расстреляв боезапас, уходили обратно, и немецкий ас благополучно возвращался восвояси.
Командовал полком майор Иван Федорович Нестеров, чуть постарше Сергея, выпускник Качинского училища. Воронов по характерному набору наград на гимнастерке сразу определил в комполка «испанца». Тот быстро, по-военному доложил обстановку.
По бумагам полк еще числился в составе Военно-Воздушных сил Приволжского Военного округа, но на самом деле уже состоял в оперативном подчинении Ряжско-Тамбовского дивизионного района ПВО Брянского фронта, что было правильно.
Истребительный полк имел громоздкую (старую) штатную структуру, из пяти толком не укомплектованных эскадрилий: три — из И-16, шесть машин неисправных; две из МИГ-3 — четыре неисправных. Ремонтная база размещалась в области, но из-за бюрократической волокиты не все самолеты быстро становились в строй. В принципе, вооружение полка считалось сносным. Серьезная слабость — к ночным боям основательно подготовлено только семь летчиков. Других старались доучить в полевых условиях.
За период нахождения по этому месту дислокации было сбито два самолета противника: один бомбардировщик и один разведчик, что, собственно, нельзя отнести к весомым заслугам. Собственные потери части не столь ощутимые, сбитых машин нет. Уже достижение!..
Полк располагал тремя аэродромами: два по обе стороны станции, дальний на подлете со стороны Москвы. А немцы, как правило, летали из-под Воронежа по кратчайшему маршруту.
Проблем у летунов, разумеется, имелось много, но как выяснилось — решение ряда из них было не за горами. Но главная и сложная беда: как встретить ночной массированный авианалет фашистов.
— Пойду тогда сам, взлетят замы и комэски, — бодро среагировал майор Нестеров.
— Не горячись, испанец, на кого полк оставишь. Ну, словно как Чапай в кино — «Командир впереди на лихом коне»… Забудь тактику времен гражданской войны. Разумеешь, майор, али нет?
— Ну да... не подумал толком... — сконфузился Нестеров.
— Федорыч, а тому Нестерову случайно не родственником будешь? — уже с улыбкой спросил Воронов, — который первую мертвую петлю сделал... Смотрю, геройский ты мужик.
— Да нет, однофамильцы. Я рабоче-крестьянского происхождения, а тот — офицер царской армии, чай, белая кость.
— А где в Испании воевал?
— Дрался с мятежниками на Мадридском участке Центрального фронта. За Брунете летом тридцать седьмого дали орден Красного Знамени.
— Показательное сражение... кажется, наши сбили сорок самолетов мятежников.
— Если быть точным, то сорок два, — и, подумав, майор добавил. — Я тогда итальяшку «Савойя-Маркети» начисто сбил и крепко «Фиата» подцепил.
— Молодец, что еще сказать! Я тоже был в Испании, — Сергей чуть замялся, — впрочем, этого не говорил... Надеюсь, понимаешь, почему?
— Да, конечно, — кивнул головой Нестеров.
Особист полка (моложавый гэбэшный лейтенант) определенно знал порученное дело. Самоходами летчики полка не баловались, в части практиковали увольнительные в город. Но Сергей, подумав, велел их временно приостановить до лучших времен, когда разберутся с немецкой агентурой.
Воронов мало знаком с ПВОшной тактикой. Во время учебы в Егорьевской теоретической школе такие тонкости не входили в учебный курс, упор делался только на обучение пилота приемам ближнего боя. И техника на вооружении состояла иная: маломаневренные бипланы-этажерки, а уж бомбовозы без преувеличения — летающие рояли. Ночное пилотирование заведомо не изучалось, в теории одно, а на практике — никто не позволит гробить дорогостоящие аппараты.
А вот сегодня… что сильно волновало, так это неминуемый под покровом тьмы налет противника… Воронов ничего не знал о зонах ночного боя, о дальности от границы огня зенитной артиллерии и как эти зоны обозначались световыми лучами прожекторов. Да и каким образом действовать без ориентиров на местности... Сергею было неведомо, как летчики-истребители могли в полной мгле отыскать вражеский самолет, сбить его до входа в сектор огня зенитчиков, не подставив самих себя.
Увы, не искушенному гэбэшнику наставлять опытных летунов... говорить пустые слова, выказывая собственное невежество. Капитан согласился с доводами командира полка и поддержал намерение Нестерова ускоренными темпами учить молодых пилотов тактике ночного боя.
По молодости Воронов сам хотел стать военным летчиком. В нем проснулся былой ностальгический азарт при виде боевых машин. Пожалуй, Сергей смог бы взлететь, сделать круг, другой над аэродромом — но посадить скоростной самолет на узкую ленту взлетной полосы, разумеется, не сумел бы. Да о чем говорить... его время безвозвратно ушло. А если быть честным перед самим собой, то Воронов и не жалел, что не стал летчиком. Коли поглубже вдуматься, то по сути — это однообразная профессия. Полеты, изучение матчасти и тактики боя — каждый день одно и то же. Даже став большим авиационным начальником, мало что изменится в монотонном распорядке дня. То ли дело теперь, каждый раз новое и новое задание... Опасный враг вынуждает к мозговому штурму, погони, стрельба, нервы на пределе, ходишь как по лезвию ножа. Да… выглядит как сказочка для наивных мальчиков, мечтающих о чекистской романтике. Но это его жизнь, и он сам осознанно сделал этот выбор.
Впрочем, хватит лирики и бесплодных рассуждений об утраченных надеждах и несбыточных мечтах. Не лучше ли подумать об обычных людях: не летчиках, не чекистах, даже и не о бойцах красноармейцах: «А вот, каково мирному жителю в горниле войны? Каково тем, кто живет и работает без затей — звезд с неба не хватает. Кого бомбят и поливают пулеметным огнем фашистские стервятники. Кого калечат и уничтожают попросту потому. что здесь отчий дом, потому что мать родила как раз тут, на станции Кречетовка.
Вот сволочи фашисты, ни дна гадам, ни покрышки! Какая там, черт, культурная нация — прирожденные садисты и изуверы. А уж как горазды фрицы на психологические эффекты — философы и моралисты ети ихнюю мать...»
Да, Сергей на себе испытал... на собственной шкуре, как при ночных налетах немцы сбрасывают осветительные снаряды на парашютах. Которые неподвижно висят в воздухе и как тысячеваттные лампы освещают территории, обреченные на заклание. А вой ревунов на стабилизаторах зажигалок или намеренно сброшенных дырявых болванок — визжат так, что рвутся перепонки. Помножим этот ужас на громовой грохот бомб, крошащих живое и неживое в куски и ошметки, на вулканические столпы пламени рвущихся цистерн с горючим. И на бурлящее пекло пожарищ, сжирающее все сущее. Одним словом, ночной авианалет — это ад наяву!
«Короче, немца требуется остановить на подлете к станции. Поэтому стоит произвести полное доукомплектование авиационного полка ПВО на подступах к Кречетовке, усилив скоростными МИГами и ЯКами, а не фанерными «ишаками». Только где взять — оторвать с фронта?.. А главное, летные кадры...
Ясное дело, начальник Главного транспортного управления Синегубов не отважится пойти к Наркому. Выходит, нужно самому...
Как, когда, где, каким образом?!.»
