возвращаясь все в новом виде. Адам был один, а теперь как много этих несчастных людей, далеких от спасения их «я». Большинство живет в состоянии не самосознания, а бессознательной стихийности. Лишь некоторые из них выходят с помощью экзистенции на уровень сознания реальности. Что уж говорить о самосознании. Самосознание должно быть не только фактом самосознания, событием узнавания себя в качестве самосознания, но и сутью личной жизни, что возможно только в состоянии постоянной инзистенции. А это, согласись, буржуазный читатель, как до этого был советским (какая, в принципе, разница?), почти невозможно в этой «падшей жизни», где есть место для выживания наиболее приспособленных к ней, как утверждал твой пресловутый Дарвин. Ведь ты с ним сверяешь свои часы жизни?
Миф, богословие, философия, наука, идеология. Если философия есть рационализация, осмысление мифа как мифология, то она же, философия, есть предпосылка богословия как возможность не верить, но думать о смысле веры. Но философия является и предпосылкой возможности научного познания и знания. В то же время она, эта философия, при инструментальном использовании государственной и иной властью, как это уже было в случае с богословием в лице теократии, превращается уже не в служанку богословия, а в служанку сугубой политики в качестве идеологии как власти идей, вернее и точнее, идеи власти или власти над идеями ради господства или экономической прибыли, материального благополучия. Прочие идеи в идеологии используются в качестве ширмы, маскировки идеи идей – идеи власти. В результате власть в идее подменяет саму идею, представляет власть в идеальном виде как народную власть.
Незрелая демократия и зрелая автократия (деспотия). Неевропейские страны, а они расположены на политической карте восточнее Германии переживают в своей истории следующий ритм своей государственной жизни: вдох-выдох. Их вдохновляет сама власть. На вдохе они становятся авторитарными, самодержавными, самоуправляемыми («сам управлюсь», «ручное управление»), Правление авторитета, личности правителя, его культ, век, долог, около двадцати-двадцати пяти лет и больше. Поэтому со временем перегружается, он выдыхается, политический режим ослабляется и начинается демократия как власть толпы (охлоса). Но стихийная, незрелая демократия ненадежна, она сама себе противоречит и после перезагрузки политического режима опять возвращается к своей устоявшейся форме, когда власть набирается новых сил.
На Западе дело обстоит иначе. Так как там развитая демократия, то тирания недолговечна. Там правит, конечно, не народ, а класс, сейчас буржуазии. Это буржуазная демократия. Она представлена системой развитых институтов, обеспечивающих наилучшие условия не для правителя, а для тех людей, которые находятся в борьбе (конкуренции) друг с другом. В результате выживают и дают плодовитое потомство наиболее приспособленные из них. Там царствует эволюционная демократия в духе Дарвина (социал-дарвинизм). Для нее характерен невротический, стрессовый характер. Требуется снять стресс. Он снимается вообще инструментами массовой культуры с культом грубой силы и сексуальной распущенности, а в частности услугами психоаналитиков.
Напротив на Востоке царствует азиатская деспотия. При ней демократия может носить только случайный, взрывной, революционный, реактивный, тревожный, психопатический характер. Тревога, страх «снимается» насилием и ложью (пропагандой), «ура-патриотизмом».
Вечность и время. Что такое вечность? Это все то же самое, то есть, одно. Что одно? Одно на все времена или все времена сразу: и прошлое, и настоящее, и будущее одновременно. Время же есть не то же самое, но разное, непостоянное (переменное), в отличие от постоянной (константной) вечности. Время непостоянно, но что тогда в нем сохраняется? Настоящее как связь прошлого с будущим, потому что именно в настоящем, мы имеем дело с прошлым как воспоминанием и с будущим как фантазмом (фантазией). Прошлое для нас материально, дано во впечатлении, а будущее идеально, дано в идее.
Но как быть с вечностью? Явлена ли она нам во времени? Да, явлена в виде мгновения. Вечность как полнота всех времен, время в целом, свернута в мгновение. Это мгновение соотносится с потоком времени в качестве одного из его событий-моментов. То есть, мгновение как явление вечности во времени в свернутом виде, объективируется уже в виде одной из вех, составных частей развертки ее во временную последовательность (длительность), Эта последовательность может интерпретироваться как без настоящего от прошлого к будущему.
Естественно, возникает вопрос о том, как войти в вечность, находясь во времени? На него есть такой же естественный ответ: ты находишься уже в вечности, но на мгновение. К сожалению, мгновение не длится, то есть, из одного мгновения нельзя прямо попасть в другое мгновение, - нельзя реально связать их вместе: этому мешает время, которое их разрывает из-за своего непостоянства, изменчивости.
С чего начинается философия и чем она заканчивается? Разумеется, философия начинается с бытия философствующего. Для того, чтобы философствовать, следует уже быть. Быть в чем? Естественно, в естестве, в мире. Быть в качестве кого? Человека как существа, способного найти себя в нем. Как можно найти себя в мире? Медитируя, размышляя. Что заставляет задуматься, сосредоточиться на своем существовании? Удивление. Медитирующий удивляется тому, почему, вообще, возможно такое уже осмысленное существование, хотя, казалось, бы для него нет никаких оснований. Дело в том, что человек уже думает, когда догадывается о том, что существует. Человеческое существование является осмысленным существованием, ибо человек вынужден ставить вопрос о том, кто он такой. Он может, конечно, отвязаться от вопрошания. Но тогда он откажется от возможности осмысленно быть. Но на этом вопрошание не заканчивается. Уже думая, он задается новым вопросом: «Зачем он спрашивает о том, кто он есть»? Затем, чтобы быть тем, кто он есть.
Но кто он есть? Вопрошающий. Почему он, вообще спрашивает? Потому что его бытие является неопределенным, не готовым, а возможным. Сама возможность быть, являясь в виде загадки, требует реализации, разгадки. Для собственной состоятельности человек спрашивает, пытаясь вывести себя из-под вопроса. Неопределенное, меональное состояние его сознания тревожит его и пугает. Ставя вопрос о своем собственном существовании: «Быть или не быть?», он настраивается на ответ, стремясь снять тревогу поиска находкой себя в мысли о личном бытии. Его интенция, внимание, сосредоточенность на вопросе не может не привести его к сомнению в том, существует ли он вообще или ему только кажется, мнится, что он есть и есть Я.
И только выйдя на это Я, то есть, найдя свое место в бытии, с которого можно спрашивать с себя о смысле быть собой, человек начнет понимать смысл своей жизни. Но такое начинание не свободно от отчаяния, которого нельзя избежать, если человек задумается над тем, что дальше. Ну, хорошо, я понял смысл жизни, ради чего я живу, к чему стремлюсь. В этой цели и заключается смысл жизни. И это все? Неужели это все?! И только? Вот когда человека посещает уже не страх, заставлявший его искать смысл жизни, чтобы избыть страх перед жизнью, а отчаяние, что все потеряно и вместе с со всем и он сам. Что же остается страх перед смертью? Нет, конечно. Смерть как забвение была бы спасением от отчаяния. Но отчаянный человек в мысли и в ее переживании идет дальше смерти. Есть то, что открывается за ничто, к которому приводит отчаяние. Что это? Что нельзя высказать словами и понять мыслями. Это немыслимое, абсурдное, бессмысленное? Если бы это было так, то пришло бы избавление от ума, от мысли, от смысла. Но нет. Мысль колеблется, вибрирует на пределе возможного, экзистенция ищет трансценденцию, человек стремится постичь непостижимое, объять необъятное, определить беспредельное.
