(история восемнадцатая из серии «Воспоминания из будущего»)
Долго Степану ломать голову не пришлось, каким образом дядя Яша, сосед по подъезду, любитель сыпать направо налево русскими народными пословицами, пронюхал о его увлечении. Открытый городу и миру, Степан редко афишировал личную жизнь, ещё реже кого-либо посвящал в свои увлечения, вектор коих внезапно открылся и определился на коллекционировании предметов быта и обихода не такой древней старины.
- Стёпа! – остановил мужчину знакомый голос из окна первого этажа, едва Степан засунул руку за брелком для домофона в карман брюк. – На ловца и зверь бежит!
Степан рассмотрел в окне взъерошенную голову дяди Яши.
- Рубак рыбака видит издалека, - вместо приветствия произнёс Степан, - так лучше будет.
- Тебе виднее, - крикнул дядя Яша.
Степан приложил брелок к домофону и ему навстречу выскочил дядя Яша.
- Понимаю, торопишься, – дядя Яша всегда всё знал. – Погоди, дело есть.
Не успел Степан раскрыть рта, как сосед его опередил:
- Поделиться ничем не хочешь?
Глаза дяди Яши крайне Степану не понравились, была в них смесь лукавства и ехидства.
Степан поднял сумку с бутылками.
- Пивом? Пожалуйста…
Дядя Яша незаметно моргнул левым глазом.
- Не откажусь. Позже.
- Тогда о чём речь?
- А то ты не понимаешь?! – удивился дядя Яша.
Степан пожал плечами.
- Ладно, - быстро согласился с ним сосед и, не снижая темпа, продолжил: - тогда перехожу к плану Б.
- Очень интересно, - подыграл ему Степан.
- Мне тут одна сорока на хвосте весточку принесла, что ты занялся весьма увлекательным делом. Заметь, оно не подходит ни под одну статью в УК.
- Каким? – спросил Степан.
Дядя Яша осмотрелся и выдал:
- Коллекционированием!
Степану очень хотелось выдать поток сложно-сконструированной матерной брани. Но сдержался, лишь улыбнулся одними губами.
Три дня тому, как-то вечером в дверь Степана осторожно постучались, можно, сказать, поскреблись. Он с неохотой отвлёкся от чтения газеты «Вечерние ведомости» от тысяча девятьсот шестого года, приобретённой у одного полу-бомжа полуинтеллигента в пивной недалеко от центрального кинотеатра. За дверью покачиваясь, стояла Зина, соседка с верхнего этажа, видимо не дружа с земной гравитацией, тридцатилетняя в самом соку, ещё не перезрелая в женской красоте разведёнка с бутылкой вина в руке. Едва она раскрыла рот, стала ясна причина потери ею вестибулярной константы. Зина потрясла бутылкой и, слегка развязно и немножечко вульгарно, поинтересовалась, есть ли в доме приветливого и доброго хозяина штопор, а заодно и стаканы, так как пить ей в одиночестве надоело до чёртиков и не позволяет обычная женская логика. Отстранив Степана, Зина хозяйкой прошла в квартиру, обдав его приторной смесью дорогих духов и винного перегара, только шелестел шёлком короткий халат и шлёпали звонко босые ступни по полу, туфли без задника Зина скинула с ног в прихожей. Немного покружив по кухне, ориентируясь с трудом в чужом пространстве, она танцующей походкой, на носках, прошелестела в зал мимо оторопевшего от внезапно выпавшего на го долю счастья Степана. Движением плеч Зина сбросила на пол, ставший ненужным халатик, и осталась в одних трусиках телесного цвета, которые и трусиками было сложно назвать: маленький лоскуток ткани спереди, сливаясь с телом, создавал впечатление полной наготы тела, а тонкая полоска сзади терялась между упругих розовых ягодиц. Ошарашено Степан наблюдал за женщиной, а она покружилась на месте, раскинув руки, явив его взору прекрасную грудь с коричневыми сосками, затем открыла дверь в спальню. Там, в таинственном полусумраке светились загадочным фосфорическим светом выстроенные караваном на стеллажной полке слоники. Её громкое «Ах, какая прелесть!» потонуло в сочном поцелуе, которым она наградила подошедшего Степана, увлекая на диван. От яростных расспросов между не менее ожесточёнными амурными баталиями, когда стрелы Степана не всегда достигали цели на Зине и перехватывались на лету губами, он не отвертелся. Он потерял волю от нежного разгорячённого женского тела и послушно шёл на поводу вопросов: «А это что?», «А это что за прелесть!», «Это где выцепил!» и восхищения: «Ух, ты, какая клёвая штука!»
Ушла Зина с первыми петухами, оставив после себя на постели и в воздушном пространстве квартиры приятное алкогольно-парфюмерное воспоминание.
- Передай этой сороке, дядя Яша, что не одни перья с хвоста выдеру, и клюв с языком вырву! – пригрозил Степан.
Дядя Яша источник вести выдал с потрохами непроизвольно:
- Зря на Зину не думай…
Сказал и запнулся.
- Вот и поставили точки над «i», - выдохнул Степан.
- Отнесись по-философски ко всему, Степан, - посоветовал дядя Яша и выдал, сам того не ожидая: - Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Степан уточнил у соседа, при чём здесь смерть, на что сосед отреагировал моментально заготовленным, как показалось Степану, ответом, мол-де, к слову пришлось. И добавил:
- А то, Стёпа, не знаешь, как оно у женщин бывает.
- Просвети, не знаю.
Степану почудилось, что дядя Яша едва не всплеснул руками.
- Ну, как же: волос длинный, ум короткий. Тем более она блондинка…
- Зина крашеная.
- Какая разница, крашеная или натуральная блянд… блондинка. Стёп! Им, блондинкам, всё простительно.
Степан усмехнулся.
- Проверено жизненным опытом?
Дядя Яша снова рассыпал жемчуга народной мудрости:
- А как иначе: жить прожить, не поле перейти.
Он выглянул из-под козырька над входом.
- Кажется, дождь не начинается.
- Припекает.
- Пора менять дислокацию. Веди, антиквар, хвастайся находками.
Дядя Яша схватил Степана за руку и увлёк в бетонную прохладу подъезда. Прошёл мимо своей квартиры, дверь в неё оставалась открыта. Степан указал на неё. Сосед отмахнулся:
- На мою рухлядь уже и жучки не покушаются.
Лифт не работал. На шестой этаж Степан с соседом поднялись пешком.
- Открывай дверь в свою пещеру, Аладдин, - отдуваясь, произнёс дядя Яша, скептически осмотрел дверь, поскрёб пальцем краску: - Такой бронёй перешибёшь соплёй.
- Кроме рифмы ничего не понял. – Степан посмотрел на соседа.
- Я о том, друг мой коллекционер, что за такой дверью… - он остановился. – Ладно, Крез, веди в свои пенаты.
В зале дядя Яша замер в наигранном удивлении.
- Где злато, над которым чахнешь, Стёп? Ковёр-то хоть персидский…
Дядя Яша указал на стену.
- ГДРовский, - ответил Степан.
- Ишь, ты! – восхитился он.
- Раритетный, почти мой ровесник
- Шерстяной? – потрогал пальцами ворс дядя Яша и рассмотрел внимательно рисунок.
- Синтетика.
- Сразу видно, за вещью ухаживаешь. Молодец, - похвалил сосед.
- Это же какое качество у ковра!
- И качество тоже, - согласился дядя Яша. – Где развалы раритетов? Зинке спьяну они почудились или с переё…
- Вовсе не почудились…
Степан помолчал.
- Скажете, развалы, - Степан отчего-то разволновался. – Скромная коллекция… Пока…
- Смелее, мой друг! – подбодрил дядя Яша.
- Скромная коллекция, собранная на этот день, находится в кабинете.
Дядя Яша не сдержался от удивлённого возгласа.
- Ого! ты и кабинет оборудовал, - он похлопал в ладоши, и эхо разлетелось по углам квартиры звонким звуком. – Когда успеваешь? И баб молоденьких штопором раскупоривать, - в голосе соседа Степан почувствовал далёкий отзвук зависти, – и раритеты копить в кабинете!
Войдя в переоборудованную под кабинет спальню, дядя Яша охренел; мандибула отвисла со стуком до груди, выкатились глаза, участилось дыхание.
- Это… всё… своими…
- Это всё выполнено моими руками, - с гордостью заявил Степан. – Стены обшиты тонкой доской и крашены под морёный дуб, стеллажи для книг, диван отремонтировал в гараже и обил кожей, помните такие раньше стояли в каждом доме. А валики по сторонам раскрывались, увеличивая длину для отдыха.
- Ещё бы не помнить, - выдохнул дядя Яша. – Такой у бабушки стоял на веранде.
- Старался соединить и кабинет и библиотеку в одном месте, – продолжал хвастаться Степан. – Чтобы вечером сидеть под торшером, он в гараже, ищу для абажура ткань подходящую, читать газеты или книги, пить кофе…
- Или коньяк, - предположил дядя Яша.
- Не исключаю и такого варианта, - добавил Степан. – Всё делаю под себя.
Дядя Яша стоял на пороге между комнатами, но у него сложилось впечатление. Будто он стоял на пороге между двумя совершенно разными мирами; он не решался пройти в кабинет; он стоял и только восхищённо цокал языком и вертел головой, рассматривая интерьер кабинета и находя его великолепным.
- Я пройду, - отчего-то шёпотом вдруг обратился дядя Яша к Степану.
Шёпотом же ответил и Степан:
- Прошу вас…
Степан сделал жест рукой и посторонился.
Дядя Яша для смелости, не раскрывая губ, крякнул.
- Спасибо.
Войдя в кабинет ровно на шаг, дядя Яша застыл, рассматривая медную люстру, сияющую в лучах ламп с хрустальными подвесками, смотря на сие произведение искусства в упор, как когда-то в далёкой молодости без стеснения, смущая и вводя в краску, рассматривал симпатичных девушек, раздевая их откровенным плотоядным взглядом.
- Россия, начало тридцатых годов прошлого века, - поспешил объяснить заинтересованность соседа Степан. – Нашёл на городской свалке.
- На ней много чего можно при желании отыскать, - поддакнул дядя Яша. – Только не говори, что и подвески лежали рядом с нею. Не поверю.
- Не верьте, - охотно согласился Степан. – Подвески нашёл на соседней с нами даче при разборе дома на крыше. А лежали они завёрнутыми в бордовый бархат. Вот он, материал, пустил его на пуфик. Отлично сохранился.
- Чудо какое-то, - не поверил дядя Яша словам хозяина кабинета.
- Чудо и в него хочется верить. Да я и верю.
Что-то сияющее матовым светом привлекло взгляд дяди Яши. Он присмотрелся. На стене, обшитой тёмной доской, пахнущей солёными морскими брызгами, – это не разыгралось воображение, было именно так, – душным южным солнцем, пропитанной смехом жизни и штормом смерти на высоте глаз висели морские часы, алюминиевый корпус горел огнём.
Дядя Яша осмелев, робость первых минут и ошеломление от увиденного прошли, подошёл к часам. Погладил пальцами прохладный металл. Ощутил кожей мелкие щербинки. Повернулся к Степану: «Можно?» Он взглядом разрешил. Дядя Яша откинул крючок на боку корпуса, крышка с приятным металлическим скрипом отодвинулась на несколько сантиметров. Дядя Яша открыл крышку полностью.
- Ora es Muczer. Budapest.
Секунду помолчал.
- Один раз в жизни видел точно такие во время круиза на пароходе. В далёком детстве.
- Не идут. Подлежат ремонту. Руки всё не доходят.
- И пусть.
- Что – пусть?
- Пусть руки и ноги не доходят, - произнёс с тоской дядя Яша. – Оставь так. Они хранят время, бережно донося до нас его морской аромат. Я вижу номер…
- Да, сейчас продиктую: пять, один, шесть, пять, один.
Повторно осторожно выдохнув, дядя Яша медленно развернулся, будто остерегался резким движением нарушить некое равновесие времени, застывшее в комнате.
- О! –
|