самым подозрительным местом, и, в случае чего, предвидя какие-то волнения или какие-то визиты, именно в Пепельных рядах начинались первые погромы и обыски. Вторая причина состояла в том, что в Пепельных рядах сложно собираться тайно. Там всегда и все остается на виду. То есть, конечно, никто особенно там не высовывается, но, как и на всякой низкой, подлой улице, там совершенно своя жизнь. Никогда нельзя было знать, кого ты встретишь в том месте и в каком виде. К тому же, частые визиты знатных людей королевства: торговцев, лучших мастеров и некоторых членов совета – это всегда вызывает подозрения, а уж если сборище идет в Пепельных рядах – подозрение быстро оформилось бы в потрясающую картину ужасного заговора, что оплел трон. Третья причина была даже весела – ориентироваться в Пепельных рядах, не зная их, было сложно. Одинаковые дома с неодинаковым содержанием, люди, словно бы похожие друг на друга (на самом деле, конечно же, не особенно-то и похожие, но – кто из хоть сколько-нибудь людей в достатке будет смотреть на лица тем, кто без пяти минут записан в отребья? А если судить по костюмам – так схожесть налицо).
Впрочем, Пепельные ряды все же стали местом для уже более мелких объединений заговорщиков.
Но сейчас нужно было собрать главные силы. Альбер спешил в главный штаб заговора, который располагался на Торговой площади на самом краю ее – в торговой рыбной лавке…
Да, это была та самая лавка, владельцами которой были два брата: убитый Двэйн и скрывающийся Каллен. Лавку заколотили с основного входа после ареста невесты Каллена – девушки, которая всерьез ничего не знала о деяниях своего будущего супруга, а в пылу подготовки визита Лагота, да при участии в числе заговорщиков Сковера и вовсе не было необходимости переносить штаб в другое место.
В тускло освещенной торговой лавке пахло соленым деревом и рыбой. Рыбы здесь уже, конечно, не было давно, но дух ее впитался в каждый предмет – тяжелый дух, который никак не изгонишь. Пахло сыростью, плесенью…
-Ещё гаже место не могли выбрать! – привычно заворчал Альбер, входя в лавку. Он увидел тускло горящую свечу и замер, прикидывая, кто здесь уже может быть, ведь обычно, как бы ни был он сам грузен и неповоротлив, он всегда подгадывал все так, чтобы приходить первым.
-Здравствуй, Альбер! – в ответ на его немую настороженность из-за прилавка вынырнул человек.
-Ронан! – Альбер расслабленно выдохнул и тепло приветствовал тяжелыми медвежьими объятиями своего соратника и друга.
Ронан был натурой романтической. Это читалось даже в его внешности: аккуратные черты лица, даже нежные, высокий рост, темные шелковистые, чуть вьющиеся волосы. Он говорил негромко, очень мягко и всегда был вежлив со всеми, даже с теми, на кого Альбер и смотреть не хотел. Между тем, Ронан, хоть был и вполне миролюбив, предпочитал самый худший и хрупкий мир хорошей драке, обманываться не стоило: фехтовальщик из него вышел отменный! Но натура его все-таки была близка к натуре поэта, чем к натуре воителя. Он часто влюблялся и страдал от этого, но не умел не любить, выбирая себе как можно более тяжелый случай влюбленности – либо вздорную женщину, либо ту, что была уже занята или замужем…
К заговору его привел Альбер. Для Альбера Ронан был кем-то вроде младшего брата – брата забавного, мягкого, которого нужно опекать. Альбер устроил его в свою Торговую Гильдию, когда случайно услышал его выступление и тот жар, с которым он вещал слушателям о любви в одном из трактиров. Услышал, разговорился и что-то тронуло его насквозь торговое сердце в этом человеке и он занялся его судьбой, отдал ему работу (а вернее даже – придумал), назначил ему жалование и сдружился.
Поначалу Альбер не хотел его даже ввязывать в заговор против короля, это никак не вязалось с тем чувством, что было в нем по отношению к Ронану. Но нет! Ронан сам появился на пороге его кабинета после того, как ушел из него дознаватель Сковер, сообщивший о скором визите Лагота и спросил:
-Ты не веришь мне?
-О чем ты? – спросил Альбер. – Я верю тебе больше, чем самому себе. У тебя чистое сердце ты следуешь только тому, во что веришь.
-Тогда почему ты таишься? К тебе ходят люди, которых прежде не было. Ты уходишь чаще, чем раньше, - Ронан отличался наблюдательностью. – Прячешь письма, бумаги…
-Это опасно, - отрицать было глупо. – Я задумал нечто опасное. Ради блага королевства.
-По-твоему, я не хочу блага для народа, в котором живу и от которого иду? Или я трус?
-Конечно нет. Но это может плохо кончиться.
-Плохой конец, найденный в попытке прийти к свету и привести за собою хотя бы одну душу – конец во много раз лучший, чем тот, что найден в золотой беспечности! – возразил Ронан и пока Альбер переводил для себя эту фразу, медленно проговаривая ее, добавил: - Расскажи мне…
Вот и сейчас, как тогда, Ронан выглядел решительным. Он знал, что через очень короткий срок будет убит король, и народ, который всколыхнется по его воле и воле его сторонников, поддержит герцога Лагота в восшествии на престол. А там – с поддержкой его земель, королевство быстро поправит свои дела. Все во благо.
Но…
-Знаешь, даже хорошо, что ты уже здесь! – Альбер медленно обвел взглядом лавку, убедиться, что они тут наедине. – Мне надо тебе дать один…намек.
-Я слушаю тебя, - Ронан насторожился. Он внутренне готовился к борьбе, воспевал ее подвигом, хоть и подвиг выходил коротким – ну, подумаешь, всколыхнуть толпу! Даже не убить короля, а просто вывести народ, кричать: «Да здравствует новый король – Лагот и его супруга…»
Это было слабым утешением для его поэтичной и мятежной души.
-Я хочу, чтобы ты был в гуще событий, которые произойдут, но чтобы не лез на рожон, - серьезно и тихо сказал Альбер, глядя в глаза другу.
-Я умею сражаться, если придется! – возмутился Ронан.
-Дело не в этом, - возразил Альбер. – Я не сомневаюсь в твоих навыках фехтовальщика. К тому же – кровь вряд ли будет.
Он помедлил и, думая, как бы подвести Ронана к той мысли, которая давно бередила и его душу и душу некоторых его сторонников, добавил:
-В начале.
Ронан непонимающе взглянул на него, затем мысль какая-то все-таки, очевидно, помогла ему и он спросил:
-В начале? Разве наше дело не ограничивается коротким действием?
Альбер не ответил сразу. Он отошел от Ронана, прошел к окну, глянул на улицу, затем несколько раз прошел по лавке взад-вперед, размышляя. Затем тяжело выдавил из себя:
-Понимаешь проблему… Лагот будет королем. Но мы должны смотреть дальше. Вильгельм ведь король…с юности он был очень деятелен и королевство процветало, но королевство зависит от разумности одного лишь человека…
-Не понял! – пожаловался Ронан и потряс головою. – Ты хочешь видеть королем не Лагота? А кого?
-Я не хочу видеть любого короля, - открыл, наконец, карту Альбер. И быстро, чтобы Ронан не успел испугаться и оправиться, заговорил. – Ронан, друг мой! Но неужели все может быть только так? Король хороший, король плохой, король безумный…почему мы, весь наш народ и все наше королевство, все земли наши зависят от того, повезет нам с королем или нет? и если даже везет, мы зависим от каждого его решения и взгляда! Мы несвободны, мы…вечные рабы. Разве это не проблема, которую мы не видим?
-Стой-стой-стой! – Ронан вскочил в страшном волнении испуге. – Ты говоришь, что не хочешь видеть короля…а как управлять? Кто возьмет на себя ответственность за народ? За земли?
-Сам народ,- ответил Альбер и Ронан со стоном рухнул на стул.
-Ты безумец! Это невозможно.
-Выборы, - пояснил Альбер. – Взгляни! Взгляни на меня! Я видел, как живут многие земли. Они управляют как совет. Они выносят на обсуждение какой-то вопрос, и…
-Даже если допустить, что это возможно! – Ронан встал снова, стряхнул с плеча руку Альбера, - даже если допустить, что это возможно! Народ не может прийти к одному решению – это раз.
-И на это…
-Я не закончил! Он не может прийти к одному решению, а значит, число недовольных будет множиться. Народ не может управлять. Мы…мы не такие! Да и долго выносить на обсуждение каждый вопрос!
-Выборы, - повторил Альбер. – Большинством за или против. Но я не говорю весь народ. Я говорю, что нам нужно управление, как советники короля, только без короля. Нам нужен свод законов, а не чувств короля в один час, и противоречий им в другой. И эти советники…это управление будет выбираться из народа. И уже решать. За определенные вопросы будет отвечать определенный человек, понимаешь?
-Ты бредишь! А Жрецы?
-Жрецы будут подчиняться тем же законам. И управлению. У того же Кенота много власти. Вот еще – король может попасть под влияние одного человека, который будет действовать в своих интересах, а управление не может.
-Бред. Ты бредишь. Ты спятил, спятил! – Ронан схватился за голову. – Одно дело – убить неугодного короля, и поставить того, кто заботится о народе и другое убить вообще королевскую значимость!
-Это одно и то же. Народ решил, что король неугоден.
-Абсурд, - Ронан отнял руки от головы. – Я…не понимаю. То есть, мне кажется, что ты прав, но я не могу выделить какую-то последовательность. То есть – прости, это не укладывается в моей голове! Как мы это сделаем? Как мы докажем народу, что теперь надо поступать иначе и из кого, а главное – как, по какому признаку мы станем выбирать тех, кто будет управлять? Это все слишком безумно… может быть, когда-нибудь, лет через пятьдесят люди и придумают все это, но ни ты, ни я…
-Ошибаешься, - твердо возразил Альбер, услышав в речи Ронана «мы» и обрадовавшись этому, - и ты, и я… мы! Мы придумаем, сделаем. Я не первый, в ком живет эта мысль. Я посвятил тебя, потому что хочу, чтобы ты подумал об этом и…у тебя хороший ум, крепкий – ты обладаешь мыслью, которая не родится в моем мозгу. Ты подумай, как это все можно устроить. Как организовать? Чтобы и с выдумкой, и просто, и эффективно.
-Я не хочу в этом участвовать! – пылко возразил Ронан и Альбер понял, что очень он хочет, и только лжет. Боится, может быть, а может быть, не верит в свои силы? Это вызов. Вызов творцу.
-Я не прошу тебя участвовать, - поправил Альбер, - я прошу тебя подумать. И если тебя эта идея не привлекает, я никогда не стану тебя тащить за собою.
Ронан мрачно взглянул на Альбера:
-А я пойду. Если эта идея нужна тебе… ты ведь мой друг. Я помню, чем обязан тебе.
-Здесь вопрос уже не бесчестия и не одного убийства. Здесь не один заговор. Здесь война. Не ввязываться в нее не означает трусость.
-Она означает равнодушие к своему народу, а это еще хуже, - покачал головою Ронан. – Я выйду…подышу воздухом. Мне нехорошо.
Выходя, Ронан едва-едва не врезался во входящего соратника своего – отставного мастера над казною – Марка.
-Чёрт! – прошипел Марк, - что же ты…
-Прости, - Ронан даже не взглянул и выскользнул за дверь, где прислонился, наконец, к стене торговой лавки, и, обхватив голову руками, сполз на землю.
Пока прибывали все новые и новые сторонники и соратники, он так и сидел, не обращая внимания на вопросы и взгляды, что касались его.
Только когда стемнело, и появился последний член заговорщиков – барон Сантос и спросил зычно у Альбера, какого черта творится с Ронаном, Альбер понял, что больше медлить нельзя и вышел к другу.
-Ронан? – позвал Альбер и коснулся плеча его.
-Да, - слабо ответил он, - я уже иду.
