Случай на станции Кречетовка. Глава VI

              

     
      Погожим ранним утром из подъезда бревенчатой двухэтажки, срубленной «в лапу» и еще не потемневшей со временем, вышел статный мужчина средних лет. Белый полотняный китель и путейская фуражка придавали человеку строгий начальственный вид. Да и на петлицах с синим кантом поблескивали четыре эмалевых шестиугольника. Путь старшего инженера пролегал мимо однотипных строений, в обиходе называемых «итээровскими». В начале тридцатых эти дома заселили инженерно-техническими работниками узловой станции Кречетовка.
      Набрав силу, июньская природа благоухала. Сочная зелень раскидистых деревьев и густого кустарника зеленым покровом застила глаза. Воздух настоян первозданной родниковой свежестью, которую пьешь и не напьешься, словно живительный нектар. Блестящие лучи уже высоко стоящего солнца, прорезая кроны лип и тополей, превращали окружающее пространство в подобие зрелища детского калейдоскопа. Разноцветные стеклышки, преломив в призмах красочные отражения, создавали поистине волшебные миры.
      Но стоило смахнуть с век набегавшие слезинки и пристально оглядеть стены домов, зияющие глазницами окон, крест-накрест зачеркнутые бумажными полосками, как суровая действительность расставляла все по подобающим местам.
      Уже год шла жесточайшая война. Ни разу за время существования Россия не подвергалась столь тяжким испытаниям. Не было еще случая, чтобы злобный и немилосердный враг грозил полным уничтожением государства, собрав для этой цели мощь покоренной Европы, людской и промышленный потенциал большей части континента. Но русская держава, вопреки прогнозам маловеров, крепко стояла на ногах, Потеряв треть европейской территории, страна, наоборот, набирала мощь на Урале и в Сибири, создавая там оружие Победы. И пусть пока Красную армию преследовали неудачи на фронтах, пусть немец подкатил на танках к матушке Волге, но советские люди, изжив страх и панику сорок первого года, уже твердо знали, что непременно выстоят и победят. Слова Сталина и Молотова: «Наше дело правое, враг будет разбит, Победа будет за нами!» — никогда прежде не звучали так весомо и зримо, как в это лето сорок второго.
      Станцию Кречетовка и примкнувший железнодорожный поселок после поражения под Харьковом и натиском немцев на Кавказ и на Волгу (план «Вариант Блау») стали часто бомбить. Правда, бомбежки носили не столь массированный и регулярный характер, однако вызываемый ими урон имел серьезные размеры. Случалось, станционные рабочие и привлеченные местные жители сутками работали без продыха, расчищая развалины и пепелища разрушенных станционных построек, завалы разбомбленных поездов, выправляли покореженные взрывами пути, стрелочные переводы и иные руины. Тушили пожары и выносили скарб жителей из порушенных домов, ровняли ямы взрывных воронок на дорогах, всем миром помогали ставить поваленные столбы электропередач, оттаскивали вырванные с корнем «ураганным смерчем» вековые деревья. И хоронили, хоронили, бесконечно хоронили — на глазах выросшем поселковом кладбище родных, близких, знакомых и бойцов Красной Армии.
      Зловещая «рама» — немецкий самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189» был зачинателем предстоящего налета фашистских стервятников. Люди загодя начинали готовиться к грядущей бомбежке, складывали поблизости нехитрые вещички и столь же не мудреный харч. Женщины, как наседки собирали округ себя ребятишек (семьи в большинстве многодетные), прятали в лифчики и рейтузы кровные денежки и карточки. Да и так, как говорится, люди постоянно сидели на узлах.
      И когда раздавались раздирающие жилы звуки ревунов, обыденная жизнь поселка моментально обрывалась. Люди скопом бежали прятаться в близлежащие яблоневые сады, благо садовые кварталы окружены длинными охранными канавами, где легко и надежно укрывались от шальных осколков или увесистой болванки, долетевшей с путей после взрывов.
      Так было... и продолжалось без прекращения. Но сегодняшнее утро не предвещало чрезвычайных ситуаций. Стояла тишь и благодать. Щебетали ранние птахи, на дальних задворках прочищал горло, проспавший рассвет петух. Рачительные хозяйки выпустили кур из сарая в палисадник, в надежде выгулять птицу поутру, пока сосед не разругался из-за пеструшек, пронырливо роющих лазы к нему на участок.
      Стояло погожее июньское утро.
      Железнодорожника звали Ширяев Роман Денисович, около шести лет тот трудился в паровозном депо Кречетовка, занимая немалую в масштабах узла должность старшего инженера по оборудованию, подчиняясь только главному инженеру и начальнику депо. Роман Денисович поспешал на утреннюю планерку, которая по летнему времени проводилась на свежем воздухе, у входа в помещение строительного цеха.
      Скорым шагом, слегка нагнув голову долу, мужчина миновал ряд итээровских домов по улице Свердлова и ступил под сень тополей колоритного кречетовского парка. Огражденный ровным штакетником с деревянными же входными арками по сторонам, парк разделен прогулочными дорожками на геометрически правильные сектора. На пересечении тенистых аллей на белых постаментах стояли гипсовые композиции, призванные олицетворять светлый облик советского человека. Скульптуры рабочего, колхозника, советского интеллигента, спортсменов с полагаемыми атрибутами: веслом, диском, копьем, пионеры с горнами и барабанами — эти особенности придавали парку пышный размах, подобающий областному городу. Жаль только, что из-за лихолетья эту еще не померкшую красоту по весне не окрасили белой известью.
      В центре парка разбиты гряды роскошного цветника. Где едва ощутимо взгляду трепетали на ветерке пряно пахнущие фиалки, увы, теперь неухоженные, местами проросшие сорной травой. Посреди пестрого ковра впечатлял габаритами круглый мраморный фонтан, тоже не работающий и уже местами обшарпанный, с облупившейся краской на трубах и носиках струйных леек. Высилась рядом и дощатая эстрада, крашенная желтой охрой, пока еще не выцветшей, зрительные же скамейки успели вывезти прошлой осенью.
      Не обращая внимания на изыски садово-паркового искусства, задумавшись, Ширяев пересек парк наискосок и вышел на выложенный булыжником большак. С другой стороны торной дороги привольно раскинулся станционный колхозный рынок с крытыми торговыми рядами и киосками в переходах. Окрестные селяне из близлежащих колхозов и совхозов, несмотря на строгость военного времени, каждодневно снабжали кречетовцев плодами собственных земледельческих трудов. У подъездных ворот гуртовались разномастные телеги и даже дроги. Позади повозок распряженные мелкорослые лошадки мерно жевали сенную жвачку. В междурядьях уже толпились домохозяйки, выбирая зелень, июньскую редиску и ранние парниковые огурчики к обеденному столу. Примечательно, что, несмотря на обстановку, цены еще божеские... никто не драл втридорога. Впрочем, тут все свои, знакомые-перезнакомые, да и совесть еще не променяли на понюшку табаку. Доводилось, правда, часто видеть печальную картину, немыслимую до войны. Некоторые женщины обменивали принесенные носильные вещи: платьица, детские пальтишки, меховые изделия. Тут уже получался торг, но не азартный и шкурный, как на станционных перронах у беженцев с местными. Пока что сделка происходила по согласию во взаимном удовлетворении сторон.
      Роман Денисович, обогнув рынок стороной, оказался возле забитых товарными составами станционных путей. Экономя время, инженер не пошел на переезд, а, присев на корточки, стал подлезать под платформы вагонов, не страшась попасть под колеса тронувшегося состава. Да, так делали все деповские... Люди начхали на то, что инженер по ТБ Николай Иванович часто вешал в цехах листовки, грозившие угрозе жизни лазавшим под вагоны. Но русский человек, по присущей ему природе живущий на авось, читая подобные «прокламации», попросту наплевательски игнорирует такие воззвания. Да и уважительный повод в наличии... увы, никаких ограждений возле станционных путей не было. Единственное препятствие — поезд уже начал движение. Тут уж хочешь не хочешь — жди. Ширяев не был исключением из правила и вскоре оказался на территории депо.
      Вытянутое почти на километр депо было огромным, еще дореволюционной, конца прошлого века, монументальной постройки. По своей форме, по расположению производственных помещений — комплекс сооружений относился к ступенчатому типу со сквозными путями. Длинные цеха, схожие с военными фортами из-за непомерной толщины стен, усиленных контрфорсами, расположили так, что концы смежных корпусов заходили друг за друга, делали проходы между собой. Для компенсации неизменных потерь тепла в столь больших пространствах в деповской котельной работали два производительных котла, собранных местными умельцами на базе топок и паросиловых установок паровозов СО (Серго Орджоникидзе). В принципе, предприятие походило на своеобразный завод, учитывая еще массу хозяйственных и складских построек, высоченную водонапорную башню, гидранты, поворотные круги и прочее, неясное для не посвященного в железнодорожное дело человеку.
      Чуть на отшибе, словно княжеский дворец, стояло двухэтажное здание конторы, с рельефно декорированными стенами красного кирпича сложной фигурной перевязки. Умели буржуи строить подобные эклектичные хоромы чуть ли не в готическом ажурном стиле... В линию с этим архитектурным чудом стоял длинный, крепостного вида каменный сарай-пакгауз, правда, тоже добротной кладки. А уж за ним разместился приземистый оштукатуренный барак строительного участка, построенный без инженерного проекта уже в наше время.
      У распахнутых настежь дверей столярки, источавшей из полутемного нутра смолистый запах распиленной древесины, уже толпились цеховые мастера и конторские итээровцы. Однако сегодня деловое собрание деповского «истеблишмента» походило скорее на шумливые школьные переменки, спецы говорили разом, иные, размахивая руками, даже возбужденно потрясали кулаками.
      — Роман Денисович, здорово... иди сюда! — окликнул инженера приземистый старший мастер. — Ты что, бумажная душа, ничего не знаешь, — громко вопросил тот с заговорщицкой миной и посмотрел с упреком на галдящий поблизости люд. Народ приумолк.
      — А что такое? — Ширяев непонимающе застыл на месте. — Неужели наши опять Харьков вернули...
      — Да причем тут фронт... Ну даешь, инженер, как с Луны свалился... Тут вся Кречетовка на ушах стоит.
      — Да что случилось, вроде как и не бомбили станцию, тихо ночью было, — опять не понимал Ширяев заданного вопроса.
      — Сеньку Машкова с ОРСа ведь знаешь, Роман Денисович... — и, обернувшись к мужикам, стоящим рядом, деланно вопросил. — А кто Семена не знает, правильно говорю, ребята? — в ответ словам мастера стояло согласное молчание.
      — Ну и что с того? — Ширяев удивленно развел руками. — Ты, Петрович, мастак загадки задавать, в чем дело, чего пристал?
      — Да грохнули парня сегодня ночью! А домишко начисто сожгли, одни уголья остались. Вот вурдалаки! — и, уже сбавив тон, миролюбиво уточнил. — Че... не в курсах, что ли,