день сдавать усвоенное умение лично князю.
Гладила вышел в круг чуть набычась. Развернувшись боком и выставив вперед левый меч, он отвел и напружинил правую руку, готовый мгновенно уколоть вторым мечом. Дарник сделал пробный выпад: ударил по левому мечу. Правая рука Гладилы слегка дернулась, но большого замаха не последовало. Еще выпад и три шага в обход и снова тысячский экономил силы: поворачивался по оси, но правый меч в дело не пускал. Тогда князь переложил свой меч в левую руку и пошел вокруг противника с левой стороны и на его новый выпад Гладила поневоле вынужден был выбросить навстречу правый меч. Дальше рубка пошла почти без предосторожности. Два меча против одного все же были большим преимуществом, и князя спасали лишь наручи, которые он подставлял под ответные удары в качестве щита. Занятия с лучшими мечниками сделали свое дело – вместо деревенского увальня перед Дарником был уже вполне искусный боец. Однако навыки, быстрота и коварство князя были чуть выше, и когда Гладила совсем поверил, что непрерывное размахивание мечами ему поможет, Дарник дождался, когда оба двухвершковых меча взметнулись вверх, стремительно бросился под них и сделал ногой тысячскому подсечку. К чести Гладилы он, опрокинувшись на спину, не выпустил мечей из рук и продолжал ими, уже лежа, размахивать, не подпуская к себе князя. Это его, впрочем, не слишком спасло. И получив тупым лезвием по болезненному удару по обеим лодыжкам, он вынужден был признать себя побежденным.
Далее настала очередь Сигиберда. Старый воин был еще более сдержан в ударах, чем Гладила, только умело защищался, но при этом как-то ухитрился своим левым мечом коснуться голени Дарника. Удар получился достаточно чувствительным даже через сапог и дополнительную войлочную накладку.
– Без ноги уже! Без ноги! – радостно завопили «ближние». Победа над князем была для них всегда самым великим праздником.
Дарник не возражал: без ноги так без ноги. Почему бы дядю Милиды немного не порадовать?
Третьим выступил Ратай, получивший недавно за свои оружейные придумки прозвище Второй После Князя. В силу молодости и слабосильности он не мог выдержать долгие упражнения с тяжелыми мечами, поэтому атаковал сразу и не останавливаясь. За мельканием стали трудно было уследить. Князьтархану потребовалась вся его изворотливость, чтобы ловить удары на наручи и улучить момент для победного касания. Два выпада случились одновременно: меч Дарника коснулся шлема противника, а меч Ратая чиркнул по княжескому плечу.
Мнения судей разделились:
– Победил Ратай! – крикнул Корней.
– Дарник был первым! – не согласился Гладила.
– А по-моему, ничья! – возвысил свой голос Сигиберд.
– Я выиграл! – поддразнил советников князь.
– Нет, я! – обиженно заорал оружейник.
– Если ничья, то победил Ратай, – определил Корней.
– Это почему же? – удивился Дарник.
– Потому что ты должен побеждать ни на полвершка, а с явным преимуществом.
Против этого трудно было возразить. Советников распирало приподнятое настроение – когда еще им удавалось так достойно постоять за себя.
Позвали оруженосцев и прямо на поляне сели, постелив кошму на снег, перекусывать холодным мясом, сыром и ячменным вином.
Месяц прошедший со дня «Венчания на царство», как это называла Лидия, постепенно все расставил должным порядком: два-три дня в неделю Князьтархан проводил в Ставке, наблюдая за совместным ратным обучением дарпольской и кутигурской хоругвей, два-три дня находился в Дарполе по городским делам, и день-два разъезжал по дальним вежам и кочевьям, где главным образом устраивая брачные игрища между холостыми ратниками и кутигурскими вдовами и молодицами. Самое удивительное, что даже в этой постоянной круговерти всегда находилось время и для такой приятной отдушины, как скрытые в тугаях поединки «ближних».
После хорошего мужского развлечения можно было и о делах поговорить.
– Десять молодых женатых абориков хотят перебраться к нам в Дарполь, – сообщил Сигиберд. – Просят княжеского слова, что их никто обижать не будет.
«Вот они, мои первые подданные!» – замер от удовольствия Рыбья Кровь.
– Здорово! – обрадовался Ратай. – Раз перебираются, значит, уверенны в своих силах и хотят достичь чего-то большого. Каким ремеслом владеют? Ведь не в ратники они к нам с женами собрались?
– Видно тесно им на своем острове стало, – усмехнулся Корней. – Только пусть платят за свое защиту.
– А куда их селить? В юртах точно не захотят. В Петлю, что ли? Так не знаем, каким там еще половодье весной будет, – принялся вслух размышлять тысячский.
– Они мастера-бочкари, – терпеливо выслушав замечания советников, продолжал Сигиберд, – уверены, что у нас их бочки пойдут нарасхват. – Готовы оплатить свой переезд сорока уже готовыми бочками. Два Длинных дома им вполне хватит, они готовы их сами строить. Мои тервиги могут потесниться и принять их к себе хоть сейчас.
Высказавшись, советники ждали княжеского решения.
– Предложение подходящее, но город и Петля не для них, рядом с кутигурами тоже не поселишь. Остается Левобережье. Туда могут селиться хоть сейчас.
Послышался отдаленный конский топот, ехало не меньше десяти всадников. Это была Калчу с двумя тарханами и десятком стражников. Спрыгнув с коня, она направилась к поднявшемуся с земли Князьтархану.
– Тюргеши пришли!
Еще никогда не видел Дарник у степной воительницы столь испуганного взгляда. Тюргешское гурханство находилось где-то далеко на востоке, именно из-за их враждебности кутигуры вынуждены были откочевать в Яицкие и Итильские степи. Долго воюя с Империей Тан, тюргеши до сих пор оставляли в покое западные земли, и вот теперь их длинная рука, похоже, дотянулась и до Яик-реки.
– Вот так взяли целой ордой и пришли? – недоверчиво проговорил князь.
Корней рассмотрел среди кутигур своего дозорного и гневно набросился на него:
– Это ты тут кликушество устроил?!
– Я просто про бунчуки сказал, что синего цвета, – виновато оправдывался тот.
Дозорный был из левобережной сторожевой вежи. Ночью там вдали увидели отсветы костров, послали лазутчиков, и вместо обычного кочевого пастушьего стана обнаружили отряд в сто конников с оружием и легкими двуколками, запряженных верблюдами. Гонец посланный в Дарполь, отыскивая князя, натолкнулся на ристалище на воевод с Калчу и тарханша первым делом спросила о цвете бунчуков, ну гонец и сказал.
Теперь нужно было решить, что делать.
– А может это посольство от них? – высказал предположение Корней.
– С ними нельзя вступать в переговоры, лучше сжечь и вежу и мостки на тот берег! – настаивала Калчу. – Они потребуют, чтобы ты, Князьтархан, признал их власть над собой, будут оскорблять и издеваться над тобой.
– Зачем им это? – не поверил Рыбья Кровь. – Они разве не знают, что за грубое поведение послов могут и казнить?
– Так им это только и надо. Убийство послов у них главный повод к войне.
Князю стало еще интересней:
– Выходит, их послы настоящие жертвенники? Ну как таких молодцов не принять! – Он посмотрел на Гладилу: – Собирайся давай на переговоры.
– А почему не я? – обидчиво возразил воевода-помощник.
– Когда отрастишь такое брюхо, как у Гладилы, тогда в главные послы и попадешь. Тысячский довольно ухмыльнулся от столь высокого признания своего ранга, лишь очень немногие поняли, что так Дарник лишь оберегает Корнея от излишнего риска.
Некоторое затруднение вызывало собственное положение князя: выдавать себя за кагана Малой кутигурской орды, явиться пришельцам только в качестве словенского князя или представиться им тудуном Большой Хазарии? Да и где их принимать: в Дарполе или в Ставке? Как одеться? Как пиршеские столы накрыть? Устраивать пышный воинский смотр, или прикинуться мирными землепашцами и рыбаками? Собранный в тот же вечер Воеводский Круг добавил и другие вопросы:
– Нужно ли кроме кутигур прятать еще ромеев, хазар, луров и тервигов?
– Или напротив пригласить на встречу еще и абориков в их стальных белых латах?
– Если дойдет дело до подарков, надо быть щедрыми или прижимистыми?
– Вдруг захотят ехать в Хазарию: давать им прокорм и провожатых или нет?
– Как быть, если пригласят к себе в Суяб дарпольских купцов с товарами?
– Что собирается сказать князь о числе своего войска и размерах своей земли?
Было действительно над чем поломать голову. Чуть позже в Дарполь пожаловал Малый Совет и вместе с Калчу стал просить Князьтархана не пускать посольство на правый берег, встречаться с ним лишь на левом берегу – незачем послам-соглядатаям видеть, что у них тут есть и как все устроено.
– Вы хотите, чтобы наши собственные воины думали, про меня с воеводами, как про последних трусов? – осадил кутигур Рыбья Кровь.
Ночью в Дарполь вернулся торжествующий Гладила, его переговоры прошли весьма успешно. Толмачом у тюргешей оказался ромейский священник, хорошо знающий хазарский и даже словенский языки. Это в самом деле оказалось посольством тюргешского гурхана, желающее говорить с правителем Яицких земель.
– Что ты им про нас говорил? – ревниво придрался к тысячскому Корней. – Про кутигур не хвастал?
– Ничего не говорил, – сердито отвечал Гладила. – Спросил только, сколько человек хочет попасть к нашему князю. Сказали, что их будет пять человек.
– Очень хорошо, – похвалил Дарник. – А самих тюргешей сколько?
– Они расположились двумя станами, один ближе, другой за версту поодаль, примерно по сто человек и десять повозок в каждом.
– Ты это сам сосчитал? – съязвил Корней.
– Зачем сам? Лазутчики из вежи все сосчитали.
Два стана в видимости друг друга могло означать лишь одно: при нападении на них какой-нибудь десяток конников обязательно должен был вырваться, чтобы сообщить в столицу гурханства Суяб об уничтожении их посольства, понял князь.
На следующий день по мосткам на правый берег Петли перешли пять тюргешей и ромей-толмач – все в расшитых шелковыми нитями ватных халатах и собольих малахаях.
Дарник принял послов в специально выставленном в Петле княжеском шатре. Чтобы не затрудняться, кому как сидеть, всех рассадили по кругу на мягких подушках. Кроме «ближних» позвали также Калчу с двумя тарханами.
Главный посол бек Удаган выглядел внушительно: плоское лицо с широко расставленными щелочками колючих глаз, надменно откинутая назад голова, неподвижно лежащие на коленях толстые кисти рук – все выдавало в нем человека высокородного и бывалого. Не менее занимательна была и персона толмача-ромея: худой, чернобородый, мудро-смиренный, из тех бесстрашных проповедников, что издавна несли варварам божье слово, невзирая ни на какие опасности.
Речь посла была предельно самоуверенна, как и его вид:
– Гурхан Таблай призван Вечным Небом объединить все равнинные земли для достойного отпора ханьцам Империи Тан и южным магометанам. Кутигуры прежде всегда были нашими подданными. Однако когда в нашей стране начались распри, они решили, что свободны от союза с нами. Это было очень неверным шагом с их стороны. Но Гурхан Таблай милостив, он вновь протягивает руку дружбы и предлагает Князьтархану Малой Орды Дарнику стать его младшим союзником.
Священник без затруднений переводил его гортанную речь на
