дотяните?
– Если заберем все «репы» у колесничих и пустим в дело горшки с землей, то дотянем, – заверил Вихура.
– А остальные тогда что? – недовольно произнес Радим.
– Остальным положить рядом с собой доспехи и оружие и спать.
Но вряд ли кто в эту ночь сумел заснуть – все находились в сильном возбуждении, желая и опасаясь предстоящей схватки.
Полверсты для Больших пращниц было далековато, поэтому их по-тихому выкатили за повозочную ограду и на полторасто шагов приблизили к лагерю кятцев – вот когда по достоинству оценили придумку Ратая поставить пращницы на колеса. Тут же пристроили двадцать колесниц с камнеметами и триста щитников с пиками с двумя сотнями лучников за спинами на случай, если арабы попытаются ответно напасть. Привести пращницы в готовность не составило труда. Больше ста ратников подносили камни, горшки и мешки с песком из фоссата.
Водяные часы показывали три часа ночи, когда шесть пращниц, мощно разворачивая свои коромысла, принялись засылать на пятьсот-шестьсот шагов по четыре пуда камней, многие из которых попарно были связаны волосяными веревками, что делало их особенно смертоносными.
В полной темноте падающие с неба камни, горшки и мешки с песком произвели именно тот эффект, на который рассчитывал Дарник. В лагере мгновенно вспыхнула паника, даже за полверсты слышны были вопли и крики мечущихся там людей. К ним добавилось и жалобное лошадиное ржание.
– В бой ни с кем не вступать. Ваша цель – только кони. Но если все же будут стычки, крепко помнить, что только двое на одного – никак не иначе, – в последний раз озадачил бравую ребятню Рыбья Кровь.
Первые захваченные лошади стали поступать уже через каких-то полчаса. Юнцы выскакивали к освещенным масляными светильниками воротам стана, бросали ратникам аркан с добытым скакуном, хватали новый аркан и уносились снова в темноту.
Поднявшись на смотровую вышку, князь не столько всматривался, сколько вслушивался в происходящее в кятском лагере. Звуки были вполне обнадеживающие.
Когда стало чуть рассветать, вдали показался большой, конников в двести, отряд, мчащийся с метательными дротиками и мечами к пращницам. Корней с Радимом немедленно усадили на коней полсотни катафрактов и две сотни конников. Но встречная атака не потребовалась. Подпустив арабов на двадцать сажений, два десятка камнеметов дала залп каменными «яблоками» и железными «орехами», одновременно сто лучников за спинами щитников выпустили по три стрелы, а кутигурские пращники взмахнули своими ручными коромыслами. Передние ряды арабов вместе с лошадьми посыпались на землю. Из ворот уже грозно выезжали и строились катафракты и конники.
– Стоять на месте! – послал им приказ Дарник.
Потеряв добрую треть своего отряда, арабы развернулись и поскакали прочь.
К фоссату, между тем, доставляли уже пленных. Кони-то кони, а как юнцам не схлестнуться с настоящими воинами. В качестве оправдания каждого араба вели по двое юнцов: один тянул аркан, а другой грозно махал кистенем вблизи головы пленного. Причем, из девятнадцати человек семерых захватили юницы. Еще с десяток раненых перед колесницами арабов доставили лучники.
Одним из пленников юниц был худенький черноволосый мальчишка лет тринадцати, он громко и повелительно что-то кричал то по-арабски, то по-согдийски.
– Говорит, что он Кадир, сын кятского эмира и требует, чтобы с ним хорошо обращались, – перевел Ерухим.
– Ну раз требует, то будем повиноваться, – под смех воевод заключил князь и сделал знак Корнею заняться крикливым пленником.
Пользуясь наступившим затишьем, дарпольцы собирали выпущенные камни и стрелы, а лекари перевязывали тежелораненых воинов противника.
– Сто восемь коней, – доложил о добыче Радим. – Но почти все без седел. Из юнцов никто не погиб, нет даже раненых.
Потом к фоссату потянулись переселенцы, их было от трехсот до четырехсот человек, почти все мужчины, юноши и старики, явно не воинского сословия, одетые в ватные разноцветные халаты. Ими предводительствовали несколько бородатых старейшин. Дарник принял их за воротами стана, чтобы сумятица не возникла уже в собственном фоссате. Кятцы рассказали, что все арабы, отступив, сосредоточились позади их лагеря и теперь они не знают, как им быть: оставаться на месте или переходить в хазарский стан. Дарник их не поправлял – пусть пока будет «хазарский стан». Попросил только всех коней, верблюдов и ишаков переселенцев вместе с запасами воды перевести ближе к фоссату:
– Тогда арабы не смогут у вас никого забрать. Если кого погонят пешком, это сделает их медлительными и неповоротливыми. И мы всегда сумеем их догнать и все отбить.
Заодно предостерег кятцев от попыток проникнуть в фоссат – он только для самих дарпольцев.
Арабское войско тем временем приходило в себя. Собравшись в одном месте позади переселенцев, оно какое-то время готовилось к боевым действиям, но видя, что их больше никто не атакует, а самим нападать на закрытого повозками противника не с руки, некоторое время просто выжидало, давая возможность яикцам войти в лагерь кятцев и устроить там грабеж. Когда и этого не случилось, то ничего не оставалось, как снова вступить в переговоры. На этот раз к их, подъехавшей на безопасное расстояние группе, отправился один Ерухим, чтобы пригласить в княжеский шатер. Чуть поколебавшись, трое вчерашних переговорщиков приняли приглашение князя.
Дарник сперва хотел принимать гостей в присутствии воевод, но видя их слишком веселое настроение, всех выгнал вон, оставив в шатре лишь Корнея, Радима и Наку:
– Нечего тут ухмылки строить, мы еще никого не победили.
Евда гости вошли в шатер, Дарник счел нужным извиниться:
– Прошу прощения за ночную стрельбу моих воевод – они столько времени тащили с собой камни для камнеметов, что когда вы отказались о чем-то договариваться, решили избавиться от этого лишнего груза. Все ваши раненые воины, как следует, перевязаны и как только вы пришлете за ними свои арбы, они сразу будут вам возвращены. Убитые, разумеется, тоже.
Переговорщики почувствовали себе уверенней от его любезного тона.
– Вы не только стреляли, но захватили наших коней и воинов. Как быть с ними?
– Это будет зависеть от того, как мы договоримся о переселенцах.
– Если мы отдадим половину преступников и часть денег, то вы нам возвращаете и коней и пленных? – решил уточнить Ислах.
– Не совсем так. У вас слишком хорошие кони, и мои ратники считают их своей законной добычей. Ваших воинов мы конечно вернем, но не сейчас. Мы их отпустим, когда придем в нашу восточную крепость. Если отпустим сейчас, вы обязательно на нас нападете. – Рыбья Кровь широко, почти дружески улыбнулся.
– Разве вам после ночного нападения можно верить? – резонно усомнился визирь.
– Хотите сражаться – будем сражаться, – пожал плечами князь.
– Среди этих воинов был один юноша, нельзя ли вернуть сейчас хотя бы его.
– Он утверждает, что он сын вашего эмира.
Ислах досадливо поморщился.
– Можем ли мы его увидеть?
– Конечно, – разрешил Дарник и кивнул воеводе-помощнику.
Пока Корней отсутствовал, гости угрюмо молчали, Нака исподтишка их рассматривал, Радим поигрывал кулачной скобой, а князь прикидывал, как быть дальше.
Рядом с шатром послышались шаги, и в шатер следом за Корнеем вошел Кадир и две юницы, захватившие его.
Ислах коротко переговорил с подростком на арабском, потом повернулся к князю:
– Какой выкуп ты хочешь за него?
– Никакого. Просто он пока наш гость. До восточной крепости.
– Но это невозможно! – забыв о выдержке, гневно вскричал визирь.
Дарник знаком показал юницам увести «гостя». Но мальчишка, оттолкнув от себя их руки, бросился к Ислаху и тесно к нему прижался, жалобно что-то объясняя.
Корней вопросительно глянул на князя: стоит ли арабского принца вытаскивать из шатра силой. Дарник терпеливо ждал.
– Я сказал ему, что скоро заберу его, – чуть с вызовом произнес Ислах.
– Так и будет, – согласился Рыбья Кровь. – Только лучше, если дальше мы продолжим разговор без вашего мальчика.
Ислах снова что-то сказал по-арабски, и Кадир с большой неохотой вышел вместе с юницами из шатра.
– Если мы вернемся в Кят без него, нас всех казнят, – с вызовом сказал визирь. – Это знают все мои воины и будут сражаться за него не жалея собственной жизни.
– Давай сначала решим все с переселенцами, – предложил-приказал князь.
Ислах утверждал, что сбежавшие из Кята хорезмийцы – вероотступники, которые приняли магометанскую веру, чтобы не платить джизью – налог на неверных, а когда узнали, что налоги платить все же придется, то решили вернуться в свое прежнее огнепоклонство. Более того, из-за войны Хорезма с тюргешами уже два года эти налоги не платили. Дарник был в затруднении – обвинение действительно было серьезным. Послали за кятскими старейшинами. Те, явившись на суд военачальников, сначала все отрицали. Однако магометанское обрезание не такая вещь, которую скроешь, и как только князь пообещал, что велит мужчинам-кятцам обнажить свои чресла, старейшины неохотно признали, что, да, в половине семей один из сыновей действительно магометанин, но бегут они не от веры, а от невозможности продолжать свою привычную родовую жизнь.
– К нам приходят в дома и уничтожают наши блюда, книги, забирают наши динары и вышивки – все, где есть изображения людей, – горячо обличали визиря кятцы.
Спор между Ислахом и старейшинами шел на согдийском языке, и Ерухим, наклонившись к уху Князьтархана, быстро переводил ему на ромейский язык.
– Приходят к тем, кто принял нашу веру, поэтому должен соблюдать наши законы, – поправлял старейшин Ислах. – Разве в тех семьях, которые верят в Мирту, делают что-то подобное. К ним ведь никто не приходит и ничего им не запрещает.
– Когда мы впускали вас в свои города, вы обещали, что ущерба нам ни в чем не будет, – отвечали старейшины. – А теперь мы на своей земле стали самыми униженными и бесправными людьми.
– Тридцать лет вы с этим соглашались, а теперь стало невыносимо, – не оставался в долгу визирь, видно было, что подобные споры имеют давнюю историю и у каждой стороны есть железные доводы. – Раньше ваши города беспрерывно воевали друг с другом. Мы принесли вам мир и сытую жизнь. Заплатите налоги, подайте, как положено, эмиру Анвару прошение об уходе из Кята, он назначит вам оплату и пойдете куда хотите.
– Оплату за что? – ярились старейшины. – Своим унижением мы давно за вашу мирную жизнь с вами расплатились!
Поняв, что криками здесь ничего не достигнуть, князь отослал старейшин и всех лишних, и стал обсуждать положение с одним Ислахом. Услышав ромейскую речь, визирь и сам перешел на ромейский язык, которым владел лучше хазарского. Теперь они с Дарником еще лучше понимали друг друга. То, что юницы сумели захватить в плен сына эмира, давало в руки князя огромное преимущество, но он старался это особо не выпячивать. Напротив больше сам выступал как проситель:
– Да будет свободен твой Кадир, не беспокойся об этом. Самое главное сейчас для меня – это установить хорошие отношения с эмиром Анваром и не потерять при этом уважение своих воинов. Все знают, что им обещана плата за доставку кятцев, и если я от этого откажусь, они могут взбунтоваться, как
