Пропасть Каина

польский.
=В гетто в полиции служил, =растерянно ответил Ромэк.
Переводчик пристально посмотрел на него, затем подошёл к фельдфебелю и что-то ему сказал. Ромэк не слышал, просто испуганно озирался по сторонам, ещё не осознавая всего происходящего вокруг безумия.
Фельдфебель рассмеялся. –«Что, так и сказал? Ладно, если хочешь, бери его к своим. Только фильтрацию пусть пройдёт.» Переводчик вернулся к Ромэку. –«Пройди в сторону. За мной пока постой.»
Не знаю, дьявол или Бог, от которого Ромэк отрёкся, опять выдал ему бирку на жизнь. А может и сам Каин, посмеиваясь тихонечко потирал свои цепкие, окровавленные руки, прячась где-то среди едкого дыма трубы лагерного крематория. Но ему и тут повезло. Он был жив, хотя и получил на руке лагерный номер. Но если забыть о себе, не думать, не сожалеть, то…главное, чётко выполнять команды и жить, несмотря ни на что. Никакой жалости. Жалость, это смерть. Его смерть. А он хотел вопреки всему жить, не важно как, главное остаться живым. Этому научил его случай, когда он вооружённый палкой подгонял узников на работе в карьере. Старший капо Залман Штрок, бывший мясник из Лодзи, которого за лютый нрав и капо боялись подошёл к Ромэку. =» Эй, ты! -выкрикнул он, -что слабо бьёшь?! Так эти свиньи работать не будут. Или жалеешь? Сам к ним захотел? Бей сильнее! Бей!»
И Ромэк бил…бил…бил=
=» Ладно, -похлопал его по плечу старший капо, =жалеть будешь, быстро к ним отправлю. Работа освобождает». Криво усмехнулся он.
=Да, господин старший капо, понял.
=Ну, ну…. Штрок пошёл дальше вдоль карьера, хищно выискиваю очередную жертву.
Дни шли. Один не отличим от другого. Сливаясь в бесконечный. Но человек привыкает даже к не привыкаемому. Ромэк постепенно стал среди капо своим. О других он не думал. Он вообще перестал замечать что либо, кроме автоматом исполняющих функций. Всё остальное было словно в не относящимся к нему параллельном мире. Однажды его поставили в оцепление возле душевых к газовой камере. Рутинное дело. Он с безразличием смотрел на проходящих мимо стариков, женщин, детей. И вдруг его взгляд словно ожил на мгновение. Нет, он не мог ошибиться. Мимо проходила Хая, которую он так и не видел с образования гетто. Он смотрел на неё и она, видимо почувствовав обернула голову. На какой-то миг их глаза встретились. -Ромэк,= он понял, что прошептали её пересохшие губы. Но, молча отвёл взгляд. Когда вновь посмотрел, то Хаю уже не увидел. Она скрылась за дверями душевой. И только смрадный дым вырывался из массивной трубы, разлетаясь по лагерю, хлопьями оседая на его лице. Нет больше прошлого. Есть только сегодня. Сейчас.
Как-то вечером, после очередного «рабочего» дня в их бараке услышал крик; = «Шмулик повесился!» Он выбежал в маленькую бытовку. Под потолочной балкой болтался капо Шмулик.
=Идиот,-прошептал стоящий рядом надзиратель. -И так все на грани, а тут сам. Видать выпил лишку. А нервы у всех не железные.
-Да нет, -встрял бывший парикмахер Аарон, -слышал вчера от него, что мол все мы прокляты, свой народ уничтожаем. Я ему заткнуться велел.
-Вот, вот, -зашипел другой капо, -и ты заткнись. Не ровен час, и нас под это дело. Поздно о совести вспомнил…
-Точно, -вздохнул Аарон, -лучше бы и не вспоминал.
Ромэк удручающе вернулся в свой угол. -Лучше бы не вспоминал, звучал в нём голос парикмахера. А я и не помню. Ничего помнить ни хочу! Я должен выжить.
Время, как бы ни тянулось, даже в нечеловеческих условиях неукротимо. Уже недалеко гремели разряды орудий советской армии, а на западе союзники громили фашистский «тысячелетний райх». Лагерь, вернее то, что от него осталось, срочно эвакуировали на запад. Пешком гнали колонны обессиленных узников, упавших добивали на месте. Группа капо с охранниками лагеря сопровождала, подгоняя ударами палок и бранью. Но и охранники нуждаются в отдыхе. Возле небольшой брошенной деревни сделали привал. Заключённых загнали в амбар. Капо устроились рядом в какой-то пристройке. Уставшие капо уснули. Кто-то храпел, кто-то стонал во сне. Ромэк услышал шорох в углу помещения, за грудой наброшенного хлама. Тихо, стараясь не шуметь подкрался и увидел одного из капо. -Тихо, -прошептал тот, -ползи суда. Я схрон нашёл. Вот, доску чуть подвинуть. Видать погреб был.
-Ты что, расстреляют.
- И так каюк. Скоро вместе с ними. Как только доставим. Мы им уже не нужны. Бежать надо.
Заметят, -так же шёпотом возразил Ромэк.
-Да кому заметить? Им бы быстрее ноги унести. Не до нас сейчас. Главное, пересидеть. Нас или немцы, или свои же …не дошло ещё? Ты давай, тихо, тихо ползи суда, а как уйдут, посидим немного и…кто нас искать станет? Русские совсем рядом, а у нас лагерные номера. Только главное, лишнее не болтать. Заключённые и всё. Так ты со мной?
Ромэк стараясь не шуметь протиснулся в лаз.
-Сейчас мусором прикроем, -с опаской оглядываясь напарник скрылся среди завалов.
Дьявол опять отвёл руку Судьбы. А возможно, и Каин, который всегда рядом с падшими душами до их неизбежного Высшего Суда.

Вот и пришёл конец войне. Все дороги были открыты. Поезда шли и на Восток, и на Запад. В этом хаотичном переселении народов, Ромэк надеялся затеряться. Опасаясь быть узнанным кем-то из возможных выживших, ощущая постоянный липкий страх, он добрался до пункта перемещённых лиц. Только бы никого не встретить. Подальше от суда, туда, где можно не оглядываться назад. Билеты не нужны, главное в поезд попасть. Подальше от прошлого. Как недавний узник он зарегистрировался в еврейской благотворительной организации «Джойт», которая отправляла своих представителей во все подвергшиеся фашистские страны Европы, в надежде найти и помочь выжившим. Получив сопроводительную справку и талоны на еду в их благотворительной столовой, дал согласие с их помощью выехать в Палестину. Но путь туда лежал через Италию, где было зафрактовано судно. Италия, не о какой Палестине он и не думал. Главное быстрее, пока никто не узнал и не рассказал о его неудобном прошлом. До отбытия поезда Ромэк прятался в углах и закоулках, боясь появляться в людных местах и когда объявили посадку, с облегчением запрыгнул в вагон.
Небольшой итальянский городок, шумный и грязный, совсем не то, что ему думалось, да ещё и сами итальянцы, чем-то напоминающие его соплеменников. Выданных «Джойтом» денег было немного. В дом, снятый для будущих отплывающих, он не пошёл. Нашёл грязную, вонючую ночлежку недалеко от рынка. Своих он сейчас боялся больше чужих. Чувство страха всё сильнее вползало в него. Впервые после лагеря он стал видеть сны. Страшные сны. Словно из глубин чёрной пропасти стали приходить к нему мать с отцом, брат, Хая. Они молча стояли и смотрели в его глаза.
-Что вы от меня хотите?! -кричал он в этом жутком сне. -Что я мог сделать!? Это вы все виноваты со своим Богом. Из-за вас!
-Ты потерялся, сын, -вдруг заговорил отец. -и уже не найдёшь дорогу.
-Зато я жив! Жив! -выкрикнул Ромэк.
=А жив ли? Мы, которых уже нет, живы. А ты нет. И некому прочесть по тебе поминальную молитву.
=Я жив! =в холодном поту Ромэк извивался на скрипучей, жёсткой койке.
-Что же ты наделал, сынок…, -мать во всём белом, зажгла поминальную свечу.
-Даже если ты избежишь суд людской, то есть ещё и Суд Божий, а его никому не избежать. -Отец взял плачущую мать за плечи. -Пошли, Рива, у нас нет больше сына.
-Я тоже страдал! -слёзы текли по щекам спящего Ромэка. =Я страдал!
-За что ты убил меня, брат? -Казик стоял рядом с родителями у зажжённой, поминальной свечи.
=Я не убивал! Я…я.
Хая молча прошла мимо него. Едкий дым крематория, казалось, вернулся, окутал Ромэка удушающим смрадом, который казалось въелся во все поры. Ромэк задыхался во сне.
=Нет тебя. Ни среди живых, ни среди мёртвых тебя нет. Кажется, это произнесла Хая.
-Я есть! Я жив!
-Так ли? -произнёс Казик уходя в темноту.
-Что же ты наделал, сынок…отца и мать поглощает темнота.
-А! А!  вскакивает с лежака Ромэк. -Я просто хотел жить.
-Да, заткнись ты! -кто-то проворчал в темноте комнаты.
Ромэк, словно лунатик, тяжело встал и с трудом поплёлся в угол к чану с водой. Мозг гудел. Увидел в стороне бельевую верёвку и как в тумане сделав из неё петлю, набросил на шею. Встал на перевёрнутое ведро. -Нет! Нет! Судорожно скинул трясущимися руками верёвку. -Вы меня не сведёте с ума! Я буду жить. Жить!
Ромэку казалось, что за ним кто-то всё время наблюдает. Нервно озираясь, он бродил по старым улочкам маленького городка. Выданные деньги заканчивались, но идти в еврейское агентство он опасался. В порту стояло старое обшарпанное судно, которое должно было вывезти беженцев, найденных агентством со всех концов близлежащих стран в Палестину бывших узников и сохранённых местными жителями еврейских детей. У здания занимаемом джойнтом от увидел грузовик, у которого стояли, покуривая солдаты в английской форме. Но на нарукавных шевронах с изумлением увидел шестиконечные звёзды и надписи на иврите. Солдаты еврейской бригады помогали привозить в пункты сбора найденных ими, запуганных, ещё не пришедших в себя людей. Крепкие, с оружием за спиной они вселяли в Ромэка ужас.  А если среди тех, кого привезут или уже привезли его кто-то узнает? А возможно уже узнал и его схватят, прямо там? Ему казалось, что взгляды этих солдат обращены на него.
-Нет, нельзя. Но куда бежать? Куда? Он как загнанный волк стал метаться по узким улочкам городка.  -Боже! -вдруг вспомнил он преданного им Бога.
, -помоги! Я же не виноват, что хотел жить.
Наутро, где-то на окраине нашли человека, который что-то бессвязно бормотал, дико вращая глазами.
=Удар видать свалил. Эй, сеньор!
=Вызвали карету скорой помощи.
-Жаль, молодой ещё, -старик итальянец подошёл к санитару.-Смотри, номер на руке. Из лагеря видать. Может из этих, евреев?
-Вряд ли, -санитар погрузил человека в машину.-Те вместе живут, им дом у порта сняли. А этот где-то в городе жил. Нет, вряд ли. Они сейчас все в своём доме. Пост у них, Судный день. Это когда Всевышний подписывает право на жизнь или на смерть.
-А ты откуда знаешь? = удивился старик.
=Так у нас в больнице врач был, еврей. Рассказывал. Его в лагерь затем забрали. Может и выжил. Самый важный у них день. Как у нас Высший Суд. Только при жизни.
=Жалко, -старик прикурил потёртую трубку. -Отстрадал. И жив вроде, а и не жив. Вот так бывает. И куда его?
-А сам не знаешь? Таких всегда в одно место, при монастыре. Таким туда.
Загудел мотор и машина, тарахтя на ухабах уехала прочь.
Об этом пациенте никто не вспоминал. Никто не искал. Он для всего мира, просто казалось, исчез. Он был, казалось, но его уже как будто и не было. Ни среди живых, ни среди мёртвых. Ни земля, ни небо не принимали отторгая его. Воздаяние, наверное,



это слово имеет одинаковый смысл среди любых языков и народов. Нет идеальных среди нас. Но есть потерявшие душу. А без души, стоит ли жить?

Идёт по странам и континентам Каин, неся свою вечную ношу. Где бы ни остановился передохнуть, везде сея предательство, горе и боль. Но такова участь его. Нет для него места. А мы? Кто знает, когда придёт он к нам прося о приюте, и протянем ли мы руку ему помощи лишаясь души.
2021. Ариэль.







-