было. Он, по их словам, типичный волк-одиночка.
– Если у парня нет друзей, то он сильней привязывается к своей девчонке, – слова Лавочкина прозвучали, как истина в последней инстанции, впрочем, они почти всегда так и звучали, особенно в разговоре с подчиненными.
– Поставили на прослушку телефон съемной квартиры этой Юли. Недавно она мобильник купила, его тоже слушаем, но пока ничего.
– Если он легко от вашей слежки уходил, то найдет способ и с ней пообщаться. Делайте жесткий вариант. Под домашний арест и никуда не пускать.
– Там однокомнатная квартира. Нам что с Грибаевым тоже там сидеть?
– Ну Бог и дал мне подчиненных!!
Ничего так не боялся Смыга, как гнева начальства.
– Все понял. Сделаем, – тараща глаза, пообещал он.
5
Вторым и пока последним инструктором Алекса на его тайных шпионских курсах стал лингвист Ерашов Василий Аркадьевич. Ему было сильно за шестьдесят, и проживал он в самом центре Питера в небольшой двухкомнатной квартире, все стены которой, включая кухню, были заставлены полками с книгами на разных языках. Помимо испанского и английского Ерашов владел еще полдюжиной языков, так что Алексу всякий раз приходилось самому напоминать, на каком из них им сегодня предстоит общаться.
– А как же конспирация? – поинтересовался Алекс, когда Стас просто дал ему домашний адрес престарелого языковеда.
– Иногда она бывает никому не нужной, – невозмутимо ответил инструктор. – Аркадьич понятия не имеет кто ты такой. Чистое языковое репетиторство, не более того. Не исключено, что ты там столкнешься и с другими его учениками, которые к нашей конторе вообще не имеют никакого отношения.
– Так уж и не имеют! – не поверил Копылов. – А кто ему за меня деньги платит?
– Ты сам и будешь платить, – и Стас полез в карман за купюрами для Аркадьича.
Последние сомнения у Алекса, однако, рассеялись лишь, когда он сам познакомился с Ерашовым.
– Я Дмитрий Волков, – представился Алекс, когда обитую полуистлевшим дерматином дверь открыл высокий под два метра и худой как русская борзая старикан.
– А, знаю, знаю. Васко да Гама, великие географические открытия, – приветствовал его Аркадьич, пропуская в квартиру.
Хорошо еще, что Алекс сразу сообразил, о чем идет речь.
– Я не на португальский, я на испанский и английский, – внес он небольшую поправку.
– Чудненько! – подхватил Ерашов, и это было последнее слово, которое он произнес по-русски, дальше они весь вечер проговорили исключительно по-испански.
Это и было сутью их занятий: непринужденно общаться на каком-либо языке. Но так как беспредметно болтать это непревзойденное искусство женщин, то им надо было выходить на какие-то конкретные темы. За многие годы преподавания у Аркадьича выработалась в этом плане определенная программа, так как он полагал, что самое доскональное знание языка рождается в мировоззренческих спорах, когда нужно быстро подбирать самое точное и выразительное слово.
– Дмитрий, от чего по вашему зависит человеческая жизнь? – спросил Ерашов, угощая ученика чашкой кофе по-гречески со стаканом ледяной воды.
– Чья именно? Моя или просто среднего человека? – осмотрительно уточнил Алекс.
– Среднего человека, как известно не бывает. Зато существует пласт всей человеческой жизни. То, что сегодня архи ему важно, через десять лет будет выглядеть, как детская шалость, ну и так далее… Не хотите про себя, давайте про меня. Попробуйте пофантазировать, отчего зависела, например, моя жизнь.
– А это все обязательно? Нельзя что-нибудь другое? – попросил Копылов.
– Можно. Предложите другое, – легко согласился лингвист. – Хотите, расскажите про свои любовные похождения или про футбол. Только боюсь, это будет один ваш монолог, прерываемый моим скучающим поглядыванием на часы.
Покончив с кофе, они перешли в гостиную, где на треноге стояла пластмассовая квадратная доска, на которой удобно было писать и рисовать черным фломастером.
– Итак? – спросил Аркадьич, беря в руки фломастер.
– От количества денег, – Алекс выразительно посмотрел на свои часы.
Ерашов быстро нарисовал центральный кружок, а рядом кружок с изображением доллара.
– От преданного служения отечеству, – схохмил Копылов.
– Имеется в виду гражданская госслужба или армия.
– И то и другое.
– Очень хорошо. – Данилыч нарисовал третий и четвертый кружки со словами «чиновник» и «армия». – Еще от чего?
– От большой горячей любви.
На доске появился пятый кружок со словом «любовь».
– От путешествий, от спорта, от дорогой машины…
– Не так быстро. – Ерашов едва успевал рисовать и писать.
– Все, больше ни от чего не зависит, – вынес свой вердикт дерзкий фабзаяц.
– Ну, а от здоровья как? Тоже не зависит?
– Так можно договориться, что и от погоды она зависит, – не согласился Алекс.
– А что, погода тоже очень существенный момент. Вы, я замечаю, человек совсем не питерский. Разве на вас наш климат никак не влияет?
– В худшую сторону, – вынужден был согласиться Копылов.
– Пишем и климат.
Дальше появились кружки с «родителями», «образованием», «карьерой», «жильем», «друзьями», «семьей», «наградами» и «наказаниями».
Второй этап игры начался, когда Данилыч попросил выставить каждой из номинаций их процентную оценку в жизни человека. Тут уж у них торг пошел не на жизнь, а на смерть, и положенные два часа обернулись почти в четыре часов занятий, прерываемых лишь путешествиями в туалет.
При прощании Алекс попросил срисовать на лист бумаги, полученный на доске конечный результат схемы, так хотелось ему еще дома над ней поразмышлять.
Небольшая заминка вышла у них при выплате причитающегося гонорара.
– Вот в тот ящик положите, – смешавшись, попросил Аркадьич, чем растрогал своего ученика до невозможности – человек, стесняющийся брать деньги за общение с другими людьми, был ему весьма симпатичен.
6
Если Копылов должен был сдавать свои отчеты два раза в неделю, то Стас сдавал свои раз в месяц, а то и чаще, если случалось что-то форс-мажорное. Это, однако, вовсе не освобождало его от докладов устных.
Заву учебного отдела подполковнику Яковенко, разумеется, было весьма интересно услышать первые впечатления своего инструктора о новом курсанте. Он даже удивленно хохотнул, когда услышал, что Алекс заранее приготовил свой отчет и теперь со вниманием вникал в суть его отчета.
«…Купил пять дисков с голливудскими фильмами, но смотрел их только через ноутбук. Видеоплейера в квартире, увы, в наличии не оказалось, – не удержался и вслух прочел подполковник. – Соседка из пятьдесят третьей квартиры Лариса строит мне глазки, угостила своими дачными яблоками, хотела также проникнуть ко мне дальше прихожей, поэтому пришлось сослаться на срочные дела и пулей выскочить из квартиры. Целый час гулял под дождем, как последний дурак, но, кажется, придумал, как ее насовсем отшить от моей персоны...» Что это такое, а?
– Похоже на черновик любовного романа. – А что еще оставалось Стасу отвечать на подобный вопрос.
– По-моему, он принимает эту как ее… Ларису за нашу подсадную утку.
– Очень может быть. Давайте дождемся второй главы и узнаем, что он там с ней придумал.
Яковенко снова углубился в отчет уже без комментариев. Стас, зная, как бывает неприятен пристальный взгляд со стороны во время чтения, скользил глазами по кабинету: маленькой десятиметровой комнатке с зарешеченным несмотря на второй этаж окном. Единственной роскошной вещью здесь был письменный прибор из малахита, подаренный хозяину кабинета на пятидесятилетний юбилей. Все остальное крепко отдавало совдеповской эпохой. Впрочем, такое положение вещей здесь никого не смущало, наоборот этим аскетизмом и старорежимностью в тайне гордились – тем более что никакие посторонние люди проникнуть сюда не могли ни под каким видом. Даже когда однажды прорвало отопительные трубы, в сантехников и уборщиц превратились сами офицеры отдела.
Яковенко закончил читать, положил на стол очки и посмотрел на Стаса.
– Так и сказал: «Расстреливайте меня без особого цинизма?»
– Так и сказал.
– Ну, а как у тебя первое впечатление не для протокола?
– Что сказать?.. Парень башковитый, но совершенно отвязанный. Все-таки зря мы берем тех, кто не хлебнул солдатской службы. Никакой субординации сейчас и, думаю, в будущем тоже. Может его хоть на пару месяцев в спецназ отдать. Там его быстро вышколят.
– Давай подождем. По вышколенному поведению нас обычно и вычисляют. Пускай будет и кто-то отвязанный. Разве тебе не надоели генеральские сынки, которые из кожи вон лезут, чтобы нам понравиться. Он, как я понимаю, не очень лезет.
– Вот это как раз и трудно понять. С одной стороны, глаза горят все узнать, с другой – ради красного словца такое отмочит...
– Ну тебе-то с ним как?!
– Сплошная внештатная ситуация.
– Вот и работай. А насчет спецназа тоже подумаем.
Стас чуть поколебался, но все же спросил:
– Мне у него про Зацепина стоит допытываться?
– Пока нет, – после небольшой паузы ответил подполковник.
И Стас понял, что с Зацепиным что-то совсем неладное, иначе какой же гэрэушник когда откажется от дополнительной информации про своего коллегу.
7
Юля шла по улице, погруженная в невеселые мысли. Внезапное исчезновение Алекса и спустя две недели вызывало самые тревожные предположения. Хотя он любил мрачно шутить о каких-то там криминальных преследованиях, она не слишком принимала их всерьез, знала, что многие парни, прежде чем поступить к ним на юриспруденцию являлись внештатными сотрудниками милиции: выступали как понятые, выполняли разовые поручения участковых и оперов, участвовали в прочесывании пустырей и лесопарков. Никто не требовал от них прямого стукачества о друзьях и знакомых, но за наркоманами и бывшими зэками они и сами с готовностью присматривали, нигде не оставляя каких-либо письменных докладных. Вот и Юля принимала Алекса за одного из таких добровольных ментовских помощников. Наверно не сильно бы огорчилась, даже узнав, что он является настоящим милицейским или фээсбэшным платным агентом. Истинная дочь своего отца, успешного новосибирского предпринимателя, она считала, что мужчины вольны сами выбирать себе род занятий, главное, чтобы эти занятия приносили приличные дивиденты и помогали постоянному карьерному росту. Полгода близких отношений с Алексом прекрасно показали ей, что двойная жизнь никак негативно на нем не сказывается: всегда в прекрасном настроении, остроумный, хорошо воспитанный, неспособный на какие-либо пакости, разве что строить глазки другим девушкам, да и деньги у него постепенно стали водиться – словом, он был именно тем парнем, с которым она чувствовала себя максимально комфортно и даже перспективно в смысле замужества.
Ну не могли же его в самом деле убить или посадить в тюрьму? Тогда бы это обязательно как-то просочилось в их институт. Скорее всего, просто не захотел ехать с их компанией в Турцию и куда-то смотался, скрываясь от кого-то или от чего-то. Она вспомнила, как они с Алексом ночевали в квартире его дяди Петра Зацепина, не открывая на звонки подозрительных мужиков. А наутро Алекс преспокойно сел в машину к этим наверняка приведенным в бешенство его поведением мужикам. Ну и что, через три часа он, как ни в чем не бывало,
