Выдержке Кэмпса можно было только позавидовать. Бидлер поняла, что большего она не добьётся, по крайней мере, сейчас и начала издалека:
– Нужно было удержать Советы и Германию от дальнейшего роста.
На лице Кэмпса появилась довольная ухмылка.
– Когда я вернулся в Европу, я тоже к этому пришёл: ситуация здесь сильно изменилась. Левые и ультраправые идеи повсеместно становились весьма популярными. В их столкновении с устоями старой доброй Европы сомнений уже не было, и в Уайтхолле, как я понял, сделали ставку на Гитлера.
– Пока ситуация с Р-241 не прояснилась, расскажите про Германию тех лет.
Он закончил с бумагами и с чувством выполненного долга отложил наполненную документами папку в сторону.
– Не знаю, в те годы переплелось столько факторов, столько событий… – неуверенно произнёс Кэмпс, но всё же решился: – Если получится, попробую рассказать вкратце. Когда в 35-м мы с Мартой оказались на Мальте, Европу уже трясло в предвоенной лихорадке. СССР на востоке превратился в промышленного гиганта, фашистская Италия также набрала силы и устремила взор на Северную Африку, а Германия... То, что происходило у немцев – это отдельная история...
– В каком смысле?
– Вспомните, как после Великой войны мы обошлись с немцами. К слову, когда французский маршал Фердинад Фош ознакомился с условиями Версальского мирного договора, он дал им такую оценку: «Это не мир, это перемирие лет на двадцать…»
– Поразительно, – удивилась Бидлер. – Помните, вы рассказывали про «большой скачок» Советов? – Кэмпс кивнул. – Вы обмолвились, что председатель Моссовета Каменев в начале двадцатых сказал то же самое.
– Вы не поверите, но в те годы об этом говорили многие. К примеру, Ленин один в один повторил слова Фоша и добавил: «Это не мир, это условия, продиктованные беззащитной жертве разбойниками с ножами в руках. При первом же удобном случае она извернётся и нанесёт ответный удар...» Как видите, эти слова оказались пророческими – Версальский мир не стоил чернил, которыми был подписан.
– Что вы имеете в виду? - Бидлер хотелось найти хоть какую-нибудь зацепку, которая бы доказала, что в размышлениях о будущем она ошибается.
Для полной картины не хватало того, с чего всё началось. Кэмпс вновь проверил часы.
– Вспомните основные положения Версальского соглашения о мире – разоружение Германии, создание Рейнской демилитаризованной зоны* и прочее. «Вишенкой на торте» оказались репарации на общую сумму в более сотни миллиардов золотых марок. Германская империя, как и положено, стала Веймарской республикой и начала выполнять условия мирного договора. Однако уже в девятнадцатом государственный долг Рейхсбанка, который во время войны рос как на дрожжах, достиг критического уровня, и платить репарации в полном объёме немцы уже не могли. Берлин начал возмещать недостачи дополнительными поставками древесины, угля, стали и других ресурсов, и обескровленная войной страна оказалась на краю экономической пропасти. Уровень жизни населения упал в несколько раз. Города захлестнули радикальные протестные настроения, которые выплёскивались на улицы. К примеру, в начале апреля Совет рабочих и солдатских депутатов Мюнхена провозгласил создание Баварской Советской республики – она не прожила и месяца, была жёстко подавлена рейхсвером и правыми. В двадцатом году вспыхнули Капповский путч** и восстание левых в Руре***, и дальнейшее исполнение обязательств по версальским соглашениям стало невозможным. В Париже и Лондоне решили, что немцы умышленно нарушают условия мирных соглашений, и перешли к действиям. В начале марта 21-го Берлину был предъявлен Лондонский ультиматум**** с жёсткими требованиями по возобновлению выплаты репараций. Знаете, миссис, когда я изучил этот документ, он показался мне верхом нашего лицемерия, – Бидлер удивлённо взглянула в ответ, и Кэмпс постарался объяснить: – Понятно, что излишняя милость к побеждённому противнику неприемлема, но не настолько… Дело в том, что в те годы Веймарскую республику поразила гиперинфляция – простая буханка хлеба стоила сотни килограмм обесцененных марок. Случалось, что состоятельные и знатные немки, оказавшись на краю нищеты и голода, словно обыкновенные путаны, торговали своим телом. Однако плачевное состояние немецкой экономики в расчёт никто принимать и не собирался. В Берлине это прекрасно понимали, и согласия на очередные кабальные условия не последовало. Ответ не заставил себя ждать. Седьмого марта франко-бельгийские части вошли в Рейнскую демилитаризованную зону, заняли промышленно развитую Рурскую область, и Веймарская республика получила ещё один сокрушительный удар. Немцы пытались решить вопрос дипломатическим путём, но это не возымело успеха, и вскоре разгорелся Рурский конфликт*****. К слову, если бы не своевременное вмешательство американцев, которые вовремя надавили на Париж и Берлин, неизвестно, чем бы он закончился. Французы пошли на уступки, и дело завершилось Локарнскими соглашениями******. Веймарскую республику даже приняли в Лигу Наций. Однако наше агрессивное поведение не прошло без следа. Оно развернуло Берлин в сторону Москвы, и это было вполне логичным – интересы России в Версале также обошли стороной. В начале двадцатых, в момент обострения Рурского кризиса, русские и немцы восстановили дипломатические отношения и заключили Рапальский договор*******, по которому Берлин мог в России тайком воссоздавать свою армию, в ответ Москва получала доступ к немецким технологиям.
Бидлер с интересом слушала Кэмпса.
– Простите, сэр, получается, что русские и немцы должны сказать друг другу спасибо, а не воевать.
Он встал из-за стола, подошёл к тактической карте, что висела на стене отдельным стендом, взглянул на очертания берегов Сицилии и прикурил сигарету.
– Возможно, так и случилось бы, если бы не огласка этих соглашений в европейской прессе. Получился серьёзный скандал. В итоге Веймарская республика заморозила договора по военному сотрудничеству с Советами, и новый военный министр Гесслер, дабы успокоить Европу, открыто заявил, что СССР рассматривался и будет рассматриваться как противник. С тех пор сотрудничество между русскими и немцами свелось лишь к обмену специалистами. Далее, как известно, грянула Великая депрессия. Веймарскую республику вновь поразила гиперинфляция, такая же, как и прежняя. Либеральное правительство социал-демократов не смогло справиться с очередным кризисом. Немцы вновь начали беднеть, притом с такой катастрофической скоростью, что все мечтали, чтобы в стране наконец-то появилась власть, которая смогла бы навести в ней порядок. И восхождение на небосклон политики такого красноречивого оратора, как Адольф Гитлер – лидера национал-социалистической немецкой рабочей партии, который называл условия Версальского мира «преступными» и ратовал за возрождение германцев как нации, оказалось как нельзя кстати. Фронтовик, герой войны, он быстро «нашёл» виновных в происходящем. Ими оказались «истинные враги немецкого народа» – евреи-коммунисты.
– Как всё сложно. Сэр, простите, не хочу вас обидеть, но зачем лично вам – координатору командного центра, все эти знания об Испании, России и Германии? На это же есть аналитические службы.
– Знание ситуации в других странах позволяет поставить себя на место противника – это даёт шанс понять, как он мыслит, как будет действовать. Я – старший офицер и не имею права на ошибку. От этого зависит не только моя судьба, но и жизни других людей. И, признаюсь, осознавать эту ответственность – тяжёлое испытание, – на его лице вновь появились выражение усталости. – К примеру, вам известно, что в дни Баварской республики******** Гитлер был депутатом Солдатского Совета Красной армии? – от удивления у Бидлер округлились глаза, и Кэмпс вновь усмехнулся: – Да, миссис, было и такое – мир полон противоречий. Когда Баварские Советы пали, он попал в плен, где выяснилось, что руководители республики были евреи, и Гитлер поменял свои взгляды. Дело в том, что в плане отношения к «богоизбранному народу» фюрер страдал «родовой травмой».
– Я что-то слышала об этом, – неуверенно произнесла Бидлер. – Чем же иудеи перед ним провинились?
– Это началось с его детства, – она вновь отметила, что в описании предвоенной Германии, как и России, Кэмпс знает всё до мелочей. – Будущий лидер немецкой нации рос и воспитывался исключительно под опекой матери, и это сыграло свою роль. Школьные педагоги так характеризовали юного Гитлера: «…одарён, хотя и односторонне. Не владеет собой, требует особого внимания, упрям, своенравен, вспыльчив, не прилежен…» Материнская любовь, без сомнения искренняя, превратила ребёнка в избалованную вниманием эксцентричную личность, которая мнила себя избранной. Как начинающий пейзажист, Гитлер дважды пытался поступить в Венскую художественную академию, но оба раза безуспешно. Какое-то время «надежда германской нации» с тощим кошельком ночевала либо на улицах, либо скиталась по различным углам Вены, которые, к слову, сдавали зажиточные евреи, чья надменность обозлила его и без того неспокойную натуру. И неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не некий Ханиш, который также имел крепкие связи с иудеями. Он взял молодого Гитлера «под крыло». Как начинающий художник, тот писал открытки и акварели, и Ханиш с успехом реализовывал его работы на улицах, но вскоре выручка резко упала. Гитлер обвинил компаньона в краже вырученных денег и подал на него в суд. Дело закончилось судебным разбирательством, в котором выяснилось, что перед законом нечисты оба, и на этом карьера Гитлера-живописца закончилась. С тех пор все евреи без исключений стали для него всеобщим злом. Ну а дальше, как вы, наверное, знаете, были жернова Великой войны, где Гитлер проявил себя как отличный солдат, но которые также не облагородили его дух.
Рассказ Кэмпса создавал ощущение, словно он лично был участником событий, о которых рассказывал. Бидлер задумчиво проронила:
– Теперь ясно, какая «муха его укусила».
Кэмпс продолжал:
– Увы, миссис, дело не в мухе. После подавления Баварской республики Гитлер узнал, что руководители «красной» Баварии, которым он в своё время поверил – иудеи. К тому моменту он усиленно знакомился с библиотекой Фридриха Кона, которая вскоре окончательно сформировала его антисемитские взгляды. Как написано в «Майн кампф», после падения коммунистов-евреев Мюнхенских Советов он с «чистой совестью» перешёл на другую сторону. За «раскаяние» и уклон вправо при содействии одного из руководителей карателей – Эрнста Рёма*********, запомните эту фамилию, Гитлеру сохранили жизнь, и бывший депутат несостоявшейся республики начал вести среди солдат рейхсвера «…борьбу за благо немецкого народа». После выхода «Майн кампф» его идеи пришлись по нраву влиятельным кругам Германии. Получив содействие и серьёзную финансовую поддержку, Гитлер начал брать уроки речи у именитых мастеров риторики, актёров и мастерски отточил манеру своих выступлений. С тех пор любое его появление перед толпой всегда зажигало сердца слушателей и
