8.
Ну хоть что-то на моей стороне – погода. Ясное небо и тысячи его жёлтых глаз, которые следят за мной. Надеюсь, что это – доброжелательный взгляд. Хотелось бы верить в то, что обитатели небес испытывают ко мне хотя бы толику добрых чувств. Иногда так трудно в это поверить.
Особенно, после событий сегодняшнего дня.
Каждый раз, когда вспоминаю, во что превратилось моё любимое платье, слёзы наворачиваются на глаза, а пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Так хочется вцепиться в глотку Матильды и сжимать её до тех пор, пока свет жизни не покинет её глаза. Впрочем, о чём я говорю: какой свет? Внутри мачехи нет ничего, кроме мрака, а если и есть некий огонь, то это отблески пламени преисподней. Что бы там ни говорила Констанц, некоторые люди не заслуживают жизни!
И как же жаль, что они живы, а те, кто этого заслуживает куда больше, уже покинули наш мир.
Папа…
Деревья стоят по обе стороны дороги, точно сплошная тёмная стена, в которой не видно отдельных частей. Из-за этого возникает ощущение, будто шагаешь по мрачному коридору, в конце которого тоже нет просветов. В голову приходят недобрые мысли о том, что вся наша жизнь суть сумрачный коридор, завершающийся глухим тупиком. Священник говорит, что за гранью смерти нас ожидает вечная жизнь, полная блаженства. Но так ли это?
Почему-то кажется, что – нет.
Страха от прогулки по ночной дороге нет. Однако присутствует постоянное ощущение пристального чужого взгляда. Иногда это точно лёгкий мазок по затылку, а иногда долгое и тяжёлое давление на спину, как будто на плечи повесили тяжёлый дорожный мешок. Терплю, долго терплю, убеждая себя в том, что всё это лишь шутки разгулявшегося воображения.
Однако, в конце концов не выдерживаю и останавливаюсь. Смотрю по сторонам и поглаживаю рукоять ножа, висящего на поясе. Папа учил меня, как правильно пользоваться оружием, если вдруг окажусь в опасной ситуации, когда нападают дикие звери. Ну, или те, кто опаснее диких зверей.
Люди.
Никого и ничего. Чёрные стены леса, дорога, серебрящаяся в свете звёзд и луны, бархатная крышка неба и внимательные жёлтые глаза. Прислушиваюсь. Откуда-то слева доносится тихий далёкий треск сучьев. Должно быть какая-то ночная зверушка прокладывает путь в глубине чащи. Едва ли одинокий путник может её заинтересовать.
Пожимаю плечами и продолжаю путь. Ощущение постороннего взгляда немедленно возвращается, но больше заниматься глупостями я не сбираюсь. Шагать достаточно далеко, и я не хочу прибыть к дворцу короля в тот момент, когда гости уже начнут покидать торжество. Хочется хотя бы издалека поглядеть на бал и представить, как было бы прекрасно, если бы я тоже попала этот праздник.
Чёртова Матильда, ненавижу тебя!
Чтобы успокоиться, вспоминаю рассказы папы о дворце, куда лежит мой путь. Странно же было оттого, что его возвели посреди большого леса, вдалеке от столицы, да и вообще, от каких бы то ни было крупных городов. Я, тогда ещё совсем маленькая девочка, спросила об этом у папы, когда он привёл меня, чтобы показать дочке заброшенные строения.
Как рассказал папа, прапрадед нынешнего короля был страстным охотником и частенько выбирался из города, чтобы в лесной глуши подстрелить волка или медведя. Кроме охотничьей страсти у короля была ещё и тяга к комфорту. Как, впрочем, и у всех остальных особ королевской крови. Посему, чтобы не страдать от неудобств в дорожном шатре, монарх распорядился построить посреди леса охотничий домик.
Поскольку это был всё-таки королевский охотничий домик, в лесу возвели двухэтажное здание, размерами побольше нашего раза эдак в два. Ну, а чтобы разместить свиту и прислугу пришлось построить ещё пару зданий, чуть поменьше. Короля всё устроило, но тут вмешалась его супруга, заподозрившая, что муж ездит в лес не только для охоты.
Тут папа, хитро улыбаясь, ушёл от моего вопроса, зачем ещё может ездить в лес взрослый мужчина. Сказал, что объяснит позже. Ну что же, позже я и сама сообразила, куда мужчина может уезжать от законной супруги.
В общем, королева внезапно воспылала страстью к охоте и монарху, невзирая на его яростное сопротивление (что, кстати, лишь усиливало уверенность жены в том, что дело тут нечисто), пришлось взять жену с собой. А по приезду на место выяснилось, что дураки строители возвели жалкую лачугу, ника не приспособленную к принятию монаршей фамилии.
Домик (если его ещё можно было так назвать) принялись достаивать и перестраивать. Кстати, в то же время на нашем кладбище появился и монарший склеп. Какой-то из троюродных братьев короля, охотившийся вместе с монархом, погиб от клыков особо злобного кабана и его решили не вести в столицу, а похоронить здесь. Приехавший вместе с погибшим архитектор – темнокожий выходец из далёких южных стран, возвёл на погосте столь красивую усыпальницу, что король повелел после смерти привести его прах сюда. Так и повелось, что умерших членов королевской фамилии хоронили именно здесь.
Охотничий домик превратился во дворец не хуже того, что находился в столице, а то и лучше его. Как рассказывал папа, во многом из-за того, что в его постройке принимал участие тот же зодчий, который возвёл королевскую усыпальницу. Впрочем, в этой части истории имелось некое тёмное пятно, связанное с личностью архитектора, о котором папа не стал подробно рассказывать. То ли тот практиковал какое-то тёмное колдовское искусство, то ли что-то ещё более жуткое, папа морщился, не желая рассказывать об этом.
Естественно для обслуживания такой большой постройки потребовалось разместить рядом дома для многочисленных слуг и охранников, сараи для животных и карет. В общем, за пару десятков лет в лесу возвели настоящий посёлок, вроде королевского двора, в пригороде Парижа.
Три поколения правителей считали здешний дворец своей резиденцией и даже принимали здесь иностранных гостей. А вот отец нынешнего монарха по какой-то причине съехал отсюда и до конца жизни ни разу даже не навестил бывшее жилище. Папа сказал, что это как-то связано со смертью королевы. Она вроде бы умерла от странной хвори, которая в то время вовсю косила жителей окрестных посёлков. Должно быть монарх не хотел жить в том месте, где всё ему напоминало об умершей супруге.
В общем, очень долгое время дворец пустовал, покуда нынешний король не решил восстановить величие былой резиденции. Потребовалось пять лет, чтобы привести изрядно обветшавшее здание в порядок. Мы с папой неоднократно ходили сюда, чтобы посмотреть, как строители превращают серые стены дворца в сверкающие позолотой произведения искусства. Я ещё сказала папе, что во всём этом есть какая-то магия и папа, усмехаясь, ответил, что всякий мастер своего дела творит настоящую магию.
Ну да, выпечка у Констанц получается такая, что даже странно, как до сих пор повариху не заподозрили в сговоре с дьяволом. Разве может обычный человек готовить такую вкуснятину?
Ого, оказывается, пока я вспоминала историю дворца, мои ноги успели преодолеть большую часть дороги, и я уже могу видеть отсвет от многочисленных светильников королевского двора. Теперь дорога между тёмных стен уже имеет в конце светлое пятно, да и сами стены прекратили быть таковыми, обратившись самими собой: деревьями вдоль дороги. И под ногами уже не утоптанная земля, а каменные плиты, плотно пригнанные одна к другой.
Я ускоряю шаг. Уши улавливают не только шум ветра и скрип веток, но иногда и отзвуки далёких мелодий. Представляю, как там веселятся гости, пока я в полном одиночестве шагаю по дороге!
Ну и ладно! Главное, что я уже почти добралась и даже вижу стену, которая ограждает королевский двор. Стену из металлических прутьев и высокие ворота, по обе стороны которых стоят высокие светильники. Пламя, похожее на танцующих рыжих котов, освещает всё вокруг на десятки туазов, и я вижу троицу стражей в блестящих доспехах. Охранники прислонили оружие к воротам и сидят на корточках, что-то катая по земле. Убивают время, играя во что-то.
Вот чёрт, а я и не подумала, как попаду внутрь! Когда прежде была здесь, ворота особо никто не охранял, да и со мной всегда был папа. А папу знали все.
Я подошла ближе и постучала по прутьям, чтобы привлечь внимание играющих солдат. А они так увлеклись, бросая в пыль монетки, что не обращали внимания на то, что происходит вокруг. Теперь троица уставилась на меня, а тот, у которого толстый белый шрам проходил аккурат ровно посреди головы, начинаясь от носа, медленно поднимается и тянет к себе алебарду.
- Кто такая? – спрашивает мужчина с длинной бородкой, заплетённой в косичку. – Чего тут шляешься?
- Хотела посмотреть на бал, - я подхожу ближе и смотрю за спины охранников. Повсюду горят яркие светильники и в их свете видно множество карет, стоящих во дворе. Каких тут только нет! Кучера повозок собрались в круг и сквозь звуки музыки я слышу их хохот. Очевидно, рассказывают какие-то смешные истории. Кроме того, вижу лакеев, торопливо снующих к дверям дворца. В руках слуг большущие подносы, наверное, смена блюд. – Пустите, я хоть одним глазком…
- Сдурела, девка? – грубо хохочет самый старый из трёх стражей. – Если тебя поймают, сержант с нас шкуру спустит.
- Я, вообще-то, дочь королевского лесничего, - вообще-то это не совсем правда, папы уже нет, но ведь когда-то всё было именно так.
- Ага, а я – королевский министр, - хмыкает тот, что со шрамом. – Королевский лесничий здесь и у него не дочь, а три тупых сыночка.
- А может, она дочь того, который помер? – бородач зевает.
- Ну и что с того? – старый качает головой. – Помер и всё на этом. Иди, гуляй, покуда мы тебе ничего не сделали. А то ведь осерчаем, выйдем и…
Бородач, улыбаясь, смотрит на меня и мне не нравится ни его взгляд, ни его ухмылка. Поэтому я на всякий случай отступаю на пару шагов и кладу ладонь на рукоять ножа.
- Иди, иди, - повторяет охранник. – Вон там, можно посмотреть на дворец из-за ограды. Может чего и разглядишь, окошки-то там здоровенные.
- А хочешь, оставайся, - бородач подходит ближе и облизывается. – Я тебе такое покажу, и на бал смотреть не захочешь. Запомнишь этот вечер навсегда.
Старый неодобрительно качает головой, но молчит. Я киваю ему, поворачиваюсь и иду вдоль ограды. Бородач что-то кричит вслед. Что-то, явно нехорошее, даже не хочу вслушиваться.
Иду вдоль ограды, глядя через прутья на другую сторону забора. Там -другая жизнь, к которой я хотела хотя бы прикоснуться. Слышу красивую музыку и вижу, как за большими разноцветными окнами дворца движутся тени танцующих. Временами останавливаюсь, пытаясь рассмотреть силуэты подробнее. Получается плохо: вдоль ограды растут густые кусты, которые почти полностью перекрывают обзор. Возможно, это сделано специально, что любопытствующие, подобные мне, не могли следить за жизнью королевского двора.
Да, два совершенно разных мира, которые никогда не пересекутся, и ты даже не имеешь возможности рассмотреть тот, другой мир. Видишь лишь яркие отблески и по ним пытаешься представить, каково это, быть на королевском балу. Это, да ещё далёкие детские воспоминания мешаются и получается расплывчатая картина чего-то невероятно прекрасного, но совершенно недоступного.
Отчаявшись отыскать удобное место для наблюдения я оборачиваюсь и гляжу на
|