КОЛОКОЛ

словно родной кто матерью, кто бабушкой. Молока было конечно не много, едва каждому хватало по глотку, но дело же было несколько молока, а в сердечности Бабы Анны.

— Пейте хлопцы! Чтобы силы были! У меня Нюра для Вас старается! Она у меня всё ровно, что Вы, на защите Родины стоит! Я еще и соседскую девочку пою. Всем хватит!

— Не сомневаемся Баба Анна! — сказал Пономарев.- Если можно было, мы твою Нюру и на довольствие взяли и в строй поставили! — улыбались ополченцы.

— Да у меня она красавица, завтра приведу, покажу.

Поднявшись с рассветом Баба Анна с Нюрой пошла на позиции с к ополченцам и была встречена с ликованием.

Ребята гладили Нюру и благодарили за молоко, улыбались.

Вражеский миномётный снаряд ударил, когда никто не ждал. Баба Анна была убита наповал ещё несколько ополченцев ранены.

Украинские силовики давно со своих позиций заприметили бабу Анну поившую ополченцев молоком и злились. И когда увидали козу то не раздумывая обстреляли. Убить по правде хотели Нюру, но вышло, что погибла хозяйка козы. На козе Нюре не было не царапины.

Бабу Анну ополченцы похоронили. Что сделать с козой ума не могли приложить.

— Да изжарить её! — предложил Степан Быков.

— Ты погоди! — сказал командир Виктор Стрельников. — Чтобы о нас сказала Баба Анна если мы Нюру зарезали?

— Да! Виноват!

— Баба Анна нам как мать была! Козу оставим! Кто умеет доить молоко.

— У меня получится! У меня родители корову держали, — ответил Алексей Снегирёв.

Нюра сначала капризничала и не давала себя доить новому незнакомому человеку, но однажды Алеша заговорил с ней о бабе Анне.

— Нюра! Нюрочка! — повторял ласково Алексей. — Прости нас не уберегли твою хозяйку! Война проклятая! Но теперь вот мне выпала доля за тобой ухаживать. Не капризничай, чтобы баба Анна сказала? А она сказала бы слушай Нюра своего нового хозяина, он зла тебе не желает.

И Нюра словно услышала, поняла, подпустила Алешу и из вымя пошло молоко. Пошло со слезами, что потекли из глаз Алексея как он представил бабу Анну, вот так, как будто не он, а она доила Нюру.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Каждый раз, когда Сергей смотрел на Нюру, он вспоминал бабу Анну и однажды сказал Понамареву.

— Это так отставить нельзя! Сколько мы еще буде прощать смерть наших близких?

— Что ты Сергей предлагаешь?

— А давай к укропам ночью гости сходим! Кровь застоялась! Поквитаемся, за бабу Анну и всех.

— Идея! Надо Быкова собой взять, он с одного удара в гроб положит. Нам стрелять нельзя! А то нарвемся на неприятности.

И ночью когда командир не знал друзья стали пробираться на позиции украинцев. За троицей смельчаков увязался Яша.

— Смотри мне Яшка, если подведешь, — говорил Быков и грозил своим громадным кулаком.

Яша не подвел. Когда украинцы всполошились и не досчитались пятерых живых, открыли огонь по уходившим ополченцам. Яша закрыл грудью Понамарева и его уже убитого на себе принес спасенный им Василий.

Стрельников матерился и обещал отдать ребят под суд.

— Отдавайте дело ваше, Виктор Григорьевич, — отвечал басом Быков.- Но что получается, они нас убивают, наших матерей и братьев, а мы должны сопли на кулаки мотать.

— Яшку! Яшу то не уберегли, сукины дети! — кричал Стрельников.

— Погиб геройски! — отвечал Быков. — Закрыл грудью друга.

— Ты теперь его это его матери скажи, и про героизм и что друга грудью закрыл! Матери оно все равно!

— А что у нас матерей нет? — говорил Быков.

— А вы что в рот набрали. Серебров! Пономарев!

— А что мне сказать, жизнь мне Яша спас! Но и то правильно, что мы должны смертью их карать за их злодеяния, а мы в копах отсиживаемся.

— Будет Вам наступления!

— Скорее уже! — послышалось со всех сторон и с позицию неприятеля открыли миномётный огонь в отместку за погибших. Все бросились врассыпную. Нюра испугалась, дернула с силой веревку и убежала. Коза бежала и искала дорогу домой, где с ней по соседству жила семья Гориных.

Пока баба Анна была жива и делилась с Горюновыми козьем молоком еще как то спасались, когда баба Анна погибла, пришлось худо.

Гуманитарная помощь из России приходила часто и вроде всем хватало. Гриша Горюнов жил с мамой и грудной сестрёнкой, в соседнем доме с бабушкой Анной. Когда минометный расчёт убил отца, мать Гриши потеряла молоко. Сухое молоко в Донецке было на вес золота. Русские его привозили, но его разбирали первым. Зажиточный сосед Гриши имел какие то связи с одним водителем из России и за водку и сигареты заграбастывал себе все самое ходовое: тушенку, чай, сухое молоко.

Однажды Гриша попросил дядю Юру поделиться сухим молоком.

— Еще чего не хватало, оно мне с небо не падает, иди, иди пока цел!

От отца ополченца остался у Гриши пистолет с одним патроном.

И мальчик подкараулил соседа Юру, когда тот довольный с мешком гуманитарной помощи шел домой

— Давай молоко! — строго по-мужски сказал Гриша и наставил пистолет.

Трусливый сосед задрожал и быстро достал пачки с сухим молоком бросил на землю и быстро к себе в дом, а от туда за дружками, чтобы разобрались с мальцом.

Маленькая Жанна долго отвыкшая от молока, ела жадно, когда в дверь заколотили прикладом автомата.

Гриша открыл и спрятав за спиной пистолет

— Ты Григорий?

— Я!

— По какому праву мародёрствуешь? Где оружие взял?

— От отца осталось, он ополченцем был, его миной убило!

— Вот видишь отец герой, а ты в мародеры!

— Я для сестры, она с голоду пухнет, а этот гад сосед жирует!

— Зачем же сразу и гад! Это порядочный человек! Много делает для новой власти, а значит и для тебя! Давай пистолет! На первый раз тебя простим!

— Не отдам! Убирайтесь пока целы! Я знаю вы не ополченцы, а мародёры!

— Ах ты волчонок, — сказал один и поднял автомат.

Гриша оказался шустрей и выстрелил первым. Мародёр упал замертво и Гриша спрятался в доме.

— Выходи выродок! И мы теперь знаем кто ты — чертов патриот! Вешать таких надо! Сдавайся!

Гриша плакал, всего один патрон, у него был всего один патрон, а то он им показал бы.

— Надо убираться! Пока настоящие ополченцы не объявились! — сказал один.

— Мальчишка заполнил нас в лицо! — сказал второй.

— Да, что с ним возиться, забросать гранатами и делу конец! — предложил другой и в окна дома полетели одна за другой гранаты.

Маленькая Анжела с матерью погибли на мести. Только Гриши оторвало ногу. И истекавшего кровью его нашли.

— Живучий! — сказал один и штык ножом ударил мальчика в сердце.

А утром вернулась коза Нюра, не нашла своей хозяйке и пришла к соседям. Стояла и горестно блела над мертвым Гришей.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

С бегством козы Нюры все обозлились и только ждали наступления. Семён Воскресенский сидел в окопе и курил. В ополчение вступил, когда мина убила его младшего брата. Его шаг не был местью. Просто, когда он смотрел на брата, который покойно лежал в гробу, а их мать целовала лицо брата роняя горькие слезы, Семён решил для себя, что если не положить конец войне — сотни, тысячи матерей, так же как его мать, станут оплакивать своих сыновей. А, что может быть другого страшней в жизни любой матери?

Прошло четыре года, а ничего в целом не поменялось. Каждый день гибли люди! А значит войне не приходил конец.

Семён докурил, оставил автомат, поднялся из окопа и твёрдым шагом пошёл в направление позиций неприятеля.

— Семён, ты что сбрендил?! — окликнул Быков.

— Подожди! — махнул Семён в ответ рукой и продолжил свой путь.

Долгие месяцы на душе у Семёна рождалась одна мысль и вот окончательно сформировавшись позвала.

— Рехнулся! — сделал вывод Пономарев.

Воскресенский шёл и вот его уже заметили украинские солдаты.

— Шо за диво? Прет на нас, как какой танк! Но видать, что без оружия! Хлопцы, капитана, свистните!

Капитан — рослый и широкоплечий, с глазами умными с живым блеском посмотрел на приближающего Семёна.

— Не стрелять! — отдал приказ капитан и заинтересовался.

— Здорово православные! — поздоровался Семён.

— И тебе не хворать! — ответил один из солдат.

— Я вот пришёл к вам.

— Сдаваться? — спросил другой.

Капитан молчал и внимательно смотрел и слушал.

— Да, подожди, сдаваться, поговорить! — ответил Воскресенский. — Я вот, что думаю, что уже не один год, я по вам стреляю, а вы по мне!

— Что ты по нам мы вразумили! Мы по тебе что — то не видать!

— Да, не перескакивай, я не про то!

— А про шо? Сколько нашего брата в землю положил?

— Да разве в этом дело? — вздохнул Семён от того, что его перебивают, а главное не дают сказать, что зачем пришёл.

— Вы его видели? — воскликнул один. — В этом всё и дело! — и вскинул на плечо автомат.

— Отставить! — сказал капитан. — Звать как?

— Семён!

— Приезжий?

— Местный! Из Донецка!

— Пошли за мной!

Воскресенский пошёл за капитаном и тот провел его в свою палатку.

— Присаживайся! В ногах правды нет! — сказал капитан.

— Это верно! Как вам обращаться?

— Андрей! Мы с тобой я вижу, что ровесники!

— Хорошо, Андрей! Я пришёл поговорить. Серьёзно говорить!

— Раз пришёл, выслушаю!

— Понимаешь ли ты Андрей, что эта вся война есть противоестественное и страшное явление?

— Понимаю! На то она и война! Что ты предлагаешь?

— Да разве от меня, что зависит! Но вот разобьём мы вас в пух и прах! Так, что вы смеритесь и отстанете?

— И что?

— А то, что мира все равно между нами не будет! Не мы к вам в Киев не вы к нам в Донецк триста лет ездить не будите! А вы нас одолеете, то и того подавно! Ты понимаешь Андрей, что вам весь Донбасс придётся убить! Всех до единого и стар и млад! Потому что, никто вас уже за своих никогда не примет! В крови уже у людей к вам лютая ненависть!

— И как же по-твоему быть?

— Просто! Сложить вам надо оружие и вот как я сейчас пришёл к вам прийти к нам! В Донецк, в Луганск! На весь Донбасс! Встать на колени, поцеловать землю и попросить у всего народа прощение! Мы же православные! Ты, я, все! А этой бесовской киевской хунте, сказать, что мы больше не станем бить братьев своих! Да всем миром православным верх ногами всех этих кровопийц и фашистов, что стравливают народ в землю живьем положить! Или пусть убираются, чтобы и духу их на нашей земле не было! Ты, как считаешь Андрей?

— А, простят, если мы придем и как ты говоришь, да на колени встанем и землю слезами обольем?

— Думаю, что да! Только если вы по-настоящему придете! Но сначала из этих иродов, что в Киеве засели душу вытрусите! Понимаешь?

— Понимаю! А, ты до меня, всё это кому-нибудь рассказывал?

— Нет, тебе первому!

— Хорошо! — сказал капитан и достал из кобуры пистолет.

— Ты это, что? — удивился Воскресенский.

— Ты, меня не суди! Но я не могу тебя отпустить после слов твоих!

— Почему? Убьешь безоружного?

— Ты безоружный?! Да, ты, страшней, чем атомная бомба! Сам посуди, сегодня ты мне свои слова сказал, завтра второму, пятому, десятому, а они в свою очередь сотням, тысячам, что получится?

— Мир!

— Я не знаю! Пока у нас война и слова твои страшные!

— Почему страшные?

— Потому, что, правда в них! — ответил капитан и выстрелил в грудь Семёну, и через миг осознав, кого он убил, сказал:

— Бог ко мне с ним приходил, а я всё равно убил! Семёна или Бога? Все одно!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

После казни Семена, Андрей сделался серьезным и постоянно о чем то думал. Когда началось наступление и ополченцы ворвались на