КОЛОКОЛ

Так ты выходит в Ростове? В России?

— Если ты со мной по телефону ростовскому говоришь значит в России и в Ростове! Что случилось?

— Про сына мне твоего известно!

— Что?

— В плену Сергей!

— Как в плену, он же в Донецке!

— Про это ничего не знаю! Знаю только, что мне зять говорил. Он у меня в тюрьме работает. Я его подробно расспросил это Сергей.

— Точно?

— Да я тебе говорю, про тебя спросил, про лыжи. Мол, занимался в детстве отец лыжами или нет. Говорит, что занимался и что из Ростова. И фамилия и имя твое все совпадает. Он как ополченец в плен попал. Но это полбеды, больно он у тебя бедовый, всех уже там из себя вывел. Сам знаешь сейчас в Киеве на каждом углу националисты. Чего недоброго убьют и спишут!

Серебров молчал, ему было не по себе, Игнатов продолжал рассказывать.

— Я же не просто позвонил. Зять мой человек дрянь, хоть и зять! Говорю как есть, но это тебе на руку. Он за деньги мать родную продаст, ни то что человека из тюрьмы достанет. Я ему сказал, что свяжусь с тобой! Так что ты решил?

— Что я могу думать, я завтра же выезжаю. Денег не много, но все отдам.

— Да зять пакость, он и за малое согласиться. У них там в тюрьме сейчас бардак!

— Спасибо!

— Брось, нечужие, а твой Сергей с характерам! Уважаю!

Сергей был сам не свой когда понял, что Понамарева и Снегирёва убили. Он бросился на одного украинского солдата и чуть не убил, ели того свои отбили. Были жестоко избит и до тюрьмы притаился.

В тюрьме их сначала закрыли в одну камеру всех вместе с другими ополченцами уроженцами Донецка и Луганска.

Камера была большая и темная. Зарешеченное окно выходило на противоположную стену тюрьмы. С потолка камеры свисала плесень. В камере ополченцы были не одни, а еще старые местные жители — пакостные клопы делили с ним одни нары. Безжалостно грызли ополченцев и превращали и без того не сладкие ночи в бессонные и мучительные часы.

Виталик Кушнарев из Луганска рвал на полосы простынь, наматывал на выломанною в полу палку и обжигал железные двух яростные шконки. Но все было напрасно. Наверно клопы проникли во все щели и стены и спасались от огня и приходили снова и снова мстить. Но большей напастью стали бельевые вши. Почему то ополченцев как другие камеры не водили в баню и вообще относились как с последними арестантами, но то только тюремщики. Однажды в полночь на двери открылся стальной карман и ноги, так зовут работников хозяйственной части тюрьмы, что остаются отбывать срок на тюрьме протянули большой под завязку нагруженный пакет.

— От братвы! — сказал баландер.

— Спасибо! — сказал Виталик.

— Надо говорить, что от души! — сказал бывалый баландер, вздохнул. — Сразу ясно политические! Там вам и малява от блатных!

— От души! — ответил Виталик делая успехи.

И окошко закрылось.

— Сергей давай смотреть! — сказал Виталик. — Ребята идите все сюда.

Стали открывать и смотреть и доставать на общак — стол в камере, колбасу, конфеты, сигареты и чай. На дне был кипятильник и зечка — большая железная кружка.

Сергей взял письмо и стал читать.

— Вечер в хату! Знаем, что терпите от пупкарей притеснения необоснованно и не по делу! Нам хоть и свами не по пути вы в строю стояли и выполняли приказы, но тюрьма и правильные люди всегда по понятиям жили и жить будут. Прошел прогон, что вас будут расселять в красные пресхаты, чтобы прессовать и выбивать показания. Мы курсуюм вас и курсуем по тюрьме о беспределе, но у правы на красноперых у нас нет! Подогреваем вас с братвой! Желаем, чтобы не прогибались и фарту! Котловая хата номер 345.

— Есть оказывается и порядочные люди! А Сергей? — сказал Виталик.

— Да! Что предупредили хорошо!

— И что с того? Сами говорят, что бессильны.

— Они по понятием живут по этому написали, а ни потому что не могут помочь. Они и так много сделали.

— Когда же станут разводить? — спросил другой.

— Не все равно? — ответил Сергей. — Перед смертью оно не надышишься. Давайте лучше как говорят на тюрьме чифирнём!

А наутро как и курсовала котловая хата ополченцев стали разлучать.

— Давайте пацаны, как говорят фарту! — сказал Виталик освоив тюремный жаргон.

Сергей шел по темным коридорам злой и сжимал кулаки. Серебров решил, что в пресхату ему не по пути и со всего маху зарядил в ухо охраннику. Тот упал. Сергей бросился на второго, тот закричал и отскочил и выхватил дубинку. Сергей не чествовал града ударов и тянулся к шее вертухая. На крик прибежало несколько человек и Сергея повалили на пол и стали жестоко избивать.

— В карцер его! — прорычал корпусной и Сергея поволокли в камеру. — Сдохнешь, как последняя собака! — сказали надсмотрщики и захлопнули железную дверь.

Было темно и сыро. Лавка кровать была не опущена и пристегнута к облезлой стене. Воды в ржавом кране не было, от параши несло нечистотами. От побоев Сергей так и уснул на холодном полу и проснулся от того, что кто-то ползал у него на голове. Это оказалась большая серая мышь, которая как у себя дома забралась на теплую голову Сергея и с комфортом устроилась в немытых волосах.

— Прошла прочь! Гадость, — выкрикнул Сергей и смахнул серую гостью на пол. Пища мышь убегала и махала мерзким хвостом, что погоди, мол еще вернусь, начнешь дохнуть от тоски так еще сами позовешь.

Кормили Сергея только раз в день из трех положенных. Жалкая сечка с водой и чай. Хлеб сырой и гадкий. Только раз тихо, чтобы никто не видел, баландер просунул в стальное оконце отварное яйцо и подмигнул. А в следующий раз коробку спичек и пачку сигарет. Курева в тюрьме на вес золото и лучшие средство, чтобы не сойти с ума. Сергей курил до рвоты и не мог накурится.

На десятый день в одиночек, чтобы не рехнуться и не помешаться рассудком стал петь, так бывает когда у тебя днем и ночью в подругах четыре стены.

Пел, все подряд что приходило на ум, но потом обозлившись, решил позлить тюремщиков и запел гимн России.

— Россия — священная наша держава! Россия — любимая наша страна, — пел громко и с чувством Сергей.

Сначала снаружи за дверью просто слушали, потом вышли из себя стали стучать в дверь и кричать:

— Заткнись! Заткнись москаль проклятый! Почки все поотбиваем!

— Славься, страна! Мы гордимся тобой! — продолжал петь Серебров.

Двери распахнулись и Сергея стали колотить дубинками. Выдохлись и ушли, а Сергей передохнув продолжал заводить гимн России.

— Славься отечество, наше свободное, братских народов союз вековой!

Двери снова распахивались.

— Мало тебе сволочь! — кричали тюремщики. — Будет тебе союз братских народов! Любишь, говоришь Россию матушку, и мы ее любим, только любовь у нас разная!

И теперь уже били ногами и по голове и по почкам, и ушли когда только Сергей стонал и не мог пошевелиться. Ушли, а Сергей, харкая кровью уже тихо, потому что не было сил петь в полный голос, продолжал слаживать из слов гимн России и шептал:

— Россия — священная наша держава! Россия — любимая наша страна…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

И на следующий день Сергей затягивал гимн, его били, а он продолжал и как — то раз к нему полуживому пришёл грузный и толстый охранник.

— Убьют тебя скоро! — сказал охранник.

— Зачем пришел? Мне жалость твоя как собаке пятая нога!

— Ты зубы спрячь и слушай! Я дело говорю. Ты кто такой фамилия и откуда?

— Денег заработать на мне хочешь? — обозлился Сергей.

— Подохнуть хочешь?

— Может и хочу! Ни твое дело!

— Как имя?

— Сергей! Серебров!

— Что за Серебров, — вдруг удивился доброжелатель. — Вроде как на слуху. А отчество как отца зовут?

— Надоел, — отвернулся Сергей.

— Подожди! Говорю тебе знаю! Отчество как?

— Романов! Ромой отца зовут!

— Не может быть. Мне тесть каждый раз за рюмкой говорит про старого приятеля Романа Сереброва.

— Совпадение!

— Не скажи! Я завтра приду! Узнаю подробности, может и ты! Меня Николаем звать! Морозов!

— Все равно!

— Не отказывайся! — сказал Морозов и ушел.

Николай разузнал все и у тестя и выяснил, что Сергей сын того самого приятеля Романа Сереброва и дело завязалось. Игнатов позвонил Роману Сергеевичу.

Серебров приехал и застал старого приятеля не бритым и пьяным, что за ним прежде не водилось.

Серебров испугался жив ли сын, но причиной вышло другое.

— Заходи Рома, — сказал Игнатов. Провел старого друга в дом и усадил за стол и налил водки.

Роман Сергеевич выпил.

— Сын то живой? — спросил Серебров.

— Живой!

— А что ты как на поминках?

— Воспитанник у меня был. Костя!

— Что значит был?

— А то и значит, угробили пацана. Я его в детский лагерь Азов отправил. Чувствовал, что не надо, но ту даже, патриотизм, не залежная! Одурманили народ сладкими посылами, а сами бандиты и пробы ставить негде. Я его еще тогда когда в автобус садил, понял, что –то не ладное и смотрю и у Коли на лице радости ноль.

Костя с не охотой садился в автобус. В отличие от других детей, которым их путешествие и пребывание в необыкновенном детском лагере Азов, который был устроен радикальным националистическим украинским Полком Азов, казалось приключением.

Все эти дети были отпрысками самих бойцов Полка Азов. Посторонние в лагерь не допускались, если только по протекции.

Вот у Кости случилась такая протекция.

В четырнадцать лет Костя Десяткин был КМС по биатлону. Его тренер был дружен с одним из бойцов Полка Азов и попросил за Десяткина.

— Смышлёный! А самое главное — у него дар! Стрелок от Бога! — говорил Игнатов.

— Хорошо! Но автомат это не мелкашка!

— Вот, пусть попробуют! Но не то главное, ведь главное воспитание опоры!

— Да!

Автобус привез детей в густой лес обнесенной колючей проволокой.

Приказали всем построиться. Началась перекличка!

— Гнатюк?

— Я!

— При ответе производится шаг вперед с левой ноги! Еще раз! Гнатюк!

Мальчик двенадцати сделал шаг с левой ноги:

— Я!

— Правильно! Все заполнили и выполнять так же!

После переклички детям приказали сдать все личные вещи и получить специальную форму. Желтые майки с символикой Полка Азов, знак которого был перенят с фашисткой символики корпуса СС специального назначение — Волчий крюк.

— Телефонами или другими гаджетами в расположение лагеря пользоваться строго запрещается! Вы здесь, чтобы научится обращаться с оружием! Чтобы стать верной опорой Украины! А сейчас при словах слава Украины вы отвечаете, слава, слава!

— Слава Украине!

— Слава! Слава! — прокричали дети.

Десяткин подумал:

— Идиоты!

Среди ребят были девочки.

Одна из них Полина не сводила глаз с Кости.

Костя сразу заметил. Ему Полина тоже понравилась, но заговорить первым он стеснялся.

Режим лагеря был строго регламентирован.

Подъем. Завтрак. После чего детей делили на группы. Одна группа занималась изучением автомата Калашникова, другая преодолевала полосу препятствии по образу армейской. После менялись.

Десяткин быстро разобрался с автоматом. Однажды оказавшись в одной группе с Полиной он ей подсказал с разборкой автомата и они подружились.

Вечером в тайне подростке встречались и разговаривали и держась за руки.

— Ты рада, что Ты здесь Полина?

— Да! Здесь мы с тобой познакомились!

— Я не об этом! Понимаешь наши инструктора — это даже не солдаты!

— А кто?

— Кучка фанатиков! Дегенераты!

— У меня дядя служит в Полку Азов!

— Хорошо! Я