МОРСКОЙ КНЯЗЬ Часть 1 (1)

Морской князь
Роман
Однажды восьмилетние сыновья князя Дарника, играясь, поделили его княжество между собой: старшему сыну досталась Степь, младшему – Лес. Отцу они решили оставить Реки и Моря. Дарник против такого раздела не возражал. Все его подданные только ахнули, когда узнали, как именно князь-отец распорядился своим жребием.
Первая часть
1
Налаженные торговые пути в Таврических степях – вот чем он, князь Дарник по прозвищу Рыбья Кровь, всегда в тайне гордился больше всего. Безопасные наезженные дороги с охраняемыми стоянками-вежами, усмиренные степные разбойники, разнообразие продаваемых вещей, появление необычного облика людей, сведения о дальних странах и прямо на глазах богатеющие придорожные жители. Казалось, еще совсем немного и любая простолюдинка, заплатив пару дирхемов, погрузится с детьми на наемную повозку и отправится навестить родичей за триста верст от своего дома, думая только о приятности самой поездки.
И вдруг эти его любимые торговые пути нанесли ему самое главное поражение в его победоносной жизни. С востока, со стороны его стольного Новолипова, куда направлялся их княжеский поезд, пришла Черная смерть. Разумеется, она приходила в эти края и раньше, но еще никогда не распространялась с такой силой и яростью. Прежде ее как-то останавливали и задерживали широкие реки, опустошенные войнами территории, укрепленные городища, под страхом смерти, не подпускающие к себе незваных путников. Теперь же смертоносный мор летел на запад, юг и север, ничем не останавливаемый. Скоротечность самого мора тоже поражала: за версту еще было видно, как жена ухаживает за лежащим на земле пастухом, а подъехав, видели уже и ее лежащую рядом с ним хоть еще и живую, но уже в смертельном бреду с проступающими на коже черными пятнами.
– В Новолипове все мертвые! – крикнул им один из пеших путников, не приближаясь к их походной колонне.
Дарник по давно усвоенной привычке не верил слишком мрачным вестям: кто-то ведь да непременно выжил!
Поверил в размеры беды лишь, когда увидел гонца, посланного к ним навстречу из Новолипова. Тот тоже не стал приближаться к их поезду, а с полусотни шагов сообщил все последние новости. Чума пришла из Хазарии. Но не напрямую, а обрушилась на Словенский каганат кружным северным путем. Прошла вверх по Итилю до самой Булгарии, а оттуда проникла в северные княжества, в Липов и Корояк, потом по рекам спустилась в Гребень и столицу каганата Айдар, по слухам добралась и до западных словенских княжеств. В Новолипове действительно умерли не все, а только трое из каждых четырех жителей, а четвертый не справляется хоронить остальных трех. Княгини Зорьки тоже нет в живых:
– Тебя, князь, в городе все проклинают. Говорят, что если бы не было твоих дорог, чума к нам так быстро не дошла бы. 
Оцепенев, выслушивал Дарник все это.
– Что будем делать? – спросил Грива, воевода княжеских гридей. – У тебя два княжича. Спасай хоть их. Через полгода чума сама уйдет.
Разговоры на привале-стоянке вышли весьма горячие. Кто-то хотел возвращаться на Днепр-Славутич в союзную хазарскую орду, кто-то – в свои родные городища и селища, кто-то предлагал уносить ноги в северные леса.
Присутствие духа, казалось, сохранилось только у Корнея, напросившигося с князем в поездку хорунжего тайной службы.
– Нельзя никого отпускать, так они быстрее погибнут, ты это понимаешь, а они – нет. Удержи их, – нашептывал он Дарнику.
Но князь словно не слышал.
Когда дружина и валахские купцы-попутчики разъехались в разные стороны, оказалось, что кроме сыновей с князем осталось еще двадцать пять гридей и шесть женщин-мамок – считай, одна ватага.
– Мое самое первое войско было еще меньше, – сказал Дарник им, да пожалуй, и самому себе в утешение.
– Так на север трогаем или на юг? – нарочито бодро уточнил Корней.
– На юг, – ответил ему, чуть подумав, Рыбья Кровь.
Пять оставшихся повозок-двуколок свернули с дороги и двинулись навстречу полуденному солнцу прямо по степным буграм и колдобинам.
Кажется, ничего не могло быть хуже, чем разом потерять княжество, войско, богатые хоромы с баней и перинами, однако, чем больше Дарник размышлял, тем яснее понимал, что может быть и хуже. Схорониться в безлюдном месте и полгода переждать для бывалых походников только на первый взгляд представлялось нетрудным. Одежды и то летней по две смены, круп и муки на неделю-полторы, наконечников для стрел вроде много, но охота не поле битвы, где можно после собрать все стрелы, через месяц это железное богатство можно и растратить.
– Чему ты улыбаешься? – с беспокойством поинтересовался Корней, когда они уже достаточно далеко удалились от дороги.
– Смотрю на себя со стороны и думаю, как буду выбираться из этой западни. Самое главное, что все равно как-то выберусь. Вот и гадаю: как?
Корней, бывший княжеский шут, затем отважный полусотский и, наконец, хорунжий над всеми войсковыми соглядатаями, всегда обожал с князем подобное зубоскальство, но сейчас глядел хмуро, видимо, мысли об отсутствии должных припасов добрались и до него.
Другое заботило Гриву – воеводу объездной княжеской дружины, от которой теперь осталась четвертая часть.
– Будем придерживаться во всем прежнего порядка?
– Да. А почему ты спрашиваешь?
Воевода замялся.
– Так воевать вроде уже вряд ли придется… Как жить будем? Тоже по военному распорядку?
Что можно было сказать на это?
– Как получится, так и будем.
Восьмилетние княжичи тоже не оставляли отца в покое.
– Может, мама еще жива? – младший Тур едва не плакал.
– Там есть кому о ней позаботиться, – сердито отвечал Рыбья Кровь, недовольный таким проявлением мальчишеской слабости.
– Неужели и все войско там умерло? – старшего Смугу, сына Черны, больше интересовали ратные дела. – Как же мы теперь от степняков будем отбиваться?
– Нет больше степняков. Только безлюдная степь кругом, – успокаивал его князь.
В свои двадцать четыре года он ощущал себя бывалым зрелым мужчиной. И причиной тому были не только девять лет походов и сражений. Закладка его нрава произошла еще в раннем детстве, когда долгие зимние месяцы он проводил в лесной землянке в обществе матери-изгоя и сундука со свитками на словенском и ромейском языках. Уже тогда, перебирая в памяти летние игрища с двоюродными братьями из родового селища, он накладывал их на подвиги, вычитанные из свитков, и бесконечно побеждал всё и вся в будущей взрослой жизни. Разумеется, всех подробностей своих будущих схваток с арабами на Крите, или с кутигурской ордой в Заитильских степях он в детстве представить себе не мог, но твердо верил, что если о чем-то сильно и неотступно думать, то нужное решение всегда будет найдено.
Сейчас, размышляя о ближайшем будущем, Дарник попытался вспомнить свои ощущения и действия, когда он вел по лесам первый десяток парней для ратной службы. Ну чем, кажется, это отличалось от теперешнего положения? Ан, нет, отличалось! Тогда ни у кого из них за спиной не было ничего, кроме унылого лесного существования, из которого всем им хотелось куда-то вырваться и чего-то большого и яркого достичь. А ныне все наоборот. Позади блистательная успешная жизнь, а все что будет впереди, наверняка будет гораздо хуже. Ну подадутся они через полгода к ромеям или хазарам, чтобы стать их наемниками, но вряд ли кто доверит ему снова большое войско. Можно, конечно, вернуться через те же полгода собирать выжившие остатки своего Гребенско-Липовского княжества? Или к своей прежней союзной хазарской орде, что сбежала из Хазарии от навязанной ей иудейской веры в словенские западные степи и где он совсем недавно был всеми почитаемым визирем? Есть еще далекий лесной Липов, с которого он когда-то начинал? Так ведь роковые слова уже произнесены: «Ты со своими торговыми дорогами виновник этой чумы!» После них вряд ли куда сильно вернешься.
Несмотря на общую озабоченность, первый день движения на юг прошел как обычно и даже ночевка была как всегда: с привычными сменными дозорами, сытной вечерней трапезой и выставленным княжеским шатром. Зато на следующее утро даже до самых простодушных и доверчивых гридей стало доходить, что двадцать пять человек это даже не объездная княжеская сотня, а через два месяца снег ляжет и что им тогда делать?
– Ватага начинает беспокоиться, – безошибочно определил по угрюмым лицам гридей Корней. – Им надо сказать хоть что-то ободряющее.
– Когда спросят – скажу, – мрачно бросил князь.
На полуденном привале он, впрочем, заговорил с гридями сам, без всяких к себе обращений.
– Что-то я вижу вокруг себя одни кислые лица. Еще немного и вы все расплачетесь и к маме запроситесь, – Рыбья Кровь обвел насмешливым взглядом расположившихся вокруг гридей. – Наконец-то судьба послала нам настоящее мужское испытание. Это вам не мечом махать, тут удар надо держать не час и не два, а недели и месяцы.
– Ну и как нам быть дальше? – спросил десятский Лучан, обладатель двух медных фалер за храбрость – поэтому и спрашивал: знал, что у него на это прав больше, чем у воеводы Гривы.
– Построим свое селище и перезимуем.
– А чем строить будем? Мечами и щитами? – Лучан не желал отступать.
– Чем есть – тем и будем! – отрезал Дарник.
Слова «Тебя, князь, все проклинают» делали свое черное дело. Прямо осязаемо ощущалось как теряется прежний порядок: кто-то огрызнулся на замечание Гривы, кто-то крикнул Корнею не вертеться под ногами, кто-то не вразумительно ответил на вопрос княжеского оруженосца Свиря. Князя эти вольности пока не касались просто потому, что всем была известна его непобедимость в любых поединках один на один и быстрота, с которой он умел выхватывать из-за пояса свой клевец. Тем не менее, все шло к тому, что  из княжеской дружины им суждено превратиться действительно в братину вольных бойников, где все решает общий круг.
В конце второго дня встретили большую семью степняков, которые на трех повозках и пяти волокушах перевозили свое имущество, гоня перед собой стадо коров и овец. С ними не стали переговариваться, внимательно посмотрели издали друг на друга и молча разошлись в разные стороны.
В небе появились чайки, предвестники Сурожского моря.
Пока гриди разбивали стан на ночевку, князь с Корнеем и Свирем объехал окрестности. В самом деле морской берег находился всего в трех верстах от их стана. Малый земляной обрыв переходил в широкую полосу камыша, за которым сверкала водная гладь. По прямой до обрыва с повозками было не добраться – всюду имелись глубокие рытвины и овраги. Дно многих из них не проглядывалось из-за буйной растительности. Кроме кустарника здесь можно было различить и толстые прямые стволы могучих ясеней и кленов, что Дарник отметил особо. Он уже определил, что именно ему надо отыскать: непересыхающую степную речушку, впадающую в море. Возле нее и следовало ставить зимнее селище. Не отыскав речки в западном направлении, он со спутниками повернул коней назад, чтобы на утро исследовать восточное направление.
В стане его ожидала изрядная заваруха. Гриди, несмотря на сопротивление Гривы, достали из повозок все имущество и аккуратно разложили рядами на земле, чтобы посмотреть на что им всем можно рассчитывать. Воевода тревожно смотрел