продолжила расспрос:
- Так как же это могло произойти, Николай Наумович? Девятнадцать человек Богу душу отдали.
- Это моя вина, государыня, - опустив глаза вниз, сказал Алексей Григорьевич, - домик возведён осенью наспех, установили его на известковых плитах. Архитектор велел поставить двенадцать балок в сенях на манер колонн и приказал их не трогать до лета, а мой управляющий, зная, что Их Императорские Величества сюда приедут, приказал их выломать. Они вид портили и уже почти лето. А, видать, земля под плитами подтаяла … Угодить хотел.
- Если это так, то твой управляющий в Сибирь угодит с вырванными ноздрями.
- Я тоже виноват, я что-то с собой сделаю. Застрелюсь.
- Полно, Алексей Григорьевич, - сказала Елизавета Петровна, - может быть от этого, может быть и нет, разберёмся. Мужиков жалко, да только если ты себя убьёшь, их не вернёшь. А свечи в церкви поставь.
Екатерина Алексеевна подошла к Левашову. Она откровенно любовалась его богатырской фигурой, высоким ростом, вспомнила, как сержант легко, как пушинку нёс её на руках. Левашову на вид лет двадцать-двадцать пять.
- Господин поручик, - сказала она, - я сейчас ничем не могу вас отблагодарить, но, когда я стану императрицей, я вспомню о вас.
- Да полно вам, Ваше Императорское Величество, когда это будет? Забудете. Да и ваш муж чего доброго не позволит. Жалко вас. Вы прекрасны как этот день, Ваше Величество и как вы живёте с таким … Гм. Извините, сударыня, коль обидел.
- Что же мне делать, поручик? Он мне глубоко безразличен и, даже, противен, но мне не безразлична русская корона, поэтому я должна родить от него наследника. А что касается вас, то как я забуду человека, который великую княгиню обозвал дурой?
Екатерина Алексеевна мило улыбалась.
- Извините, Ваше Императорское Величество, - смутился Левашов, - вырвалось, уж больно за вас испугался.
- Спаси вас Бог, Левашов. Я вас не забуду, вот вам рубль и помните: я у вас в долгу. Я обязательно стану императрицей и награжу вас.
- Да разве я ради наград? Людей жалко.
