отлетела к двери, ударившись о косяк. Став невольным наблюдателем происходящего, Лиза видела, что женщина пытается добраться до стола. Ещё один жест за костром и женщина упала, как от сильного удара в живот. Она задыхалась от боли, цеплялась рукой за шкаф, пытаясь подняться. Ещё один удар. Руки женщины теперь хватались за край стола. Она поднялась на ноги, превозмогая боль, потянулась к куколке на тарелке. Вениамин сделал резкий рубящий жест, высоко подняв перед этим свою руку. Немая картина в сполохах костра была ужасной. Женщина корчилась от боли, по лицу, искаженному выражением ужаса, текли слёзы. Рука, которой она тянулась к тарелке с куклой, была неестественно вывернута, переломана или вывихнута, а возможно и то и другое. Травы на столе задымились и вспыхнули, огонь не причинил вреда воску.
Все это было настолько отчетливо видно, что, если бы Лиза встретила ту женщину на улице, непременно бы узнала. Она до утра не могла сомкнуть глаз. На следующий день у бассейна увидела абсолютно невозмутимого улыбающегося Вениамина с тётей. Они о чём-то спокойно переговаривались с другими отдыхающими. Подойдя ближе Лиза услышала, что речь о каких древних сказаниях, легендах, местах силы и прочем. Её будто кто-то дернул за язык, когда поблизости почти никого не оказалось:
- Вчера я стала случайным свидетелем того, что происходило у вашего костра. То, что ДвОрю, извините, Бориса, вы нетрадиционным методом избавляли от алкоголизма, понятно. А то, что было вон с тем господином, - Лиза показала мужчину, который снимал халат у бассейна, и, на теле которого остались только темные, как родимые, пятна, - и женщиной в костре…
- Ты не должна была этого видеть… - округлились глаза тёти Майи.
- Однако, она увидела, - Вениамин подошел почти вплотную и заглянул Лизе в лицо, - ну ка - ну ка… Вот оно что. Теряю бдительность. Сразу не обратил внимания. У девушки дар врожденный. И она считала всю жизнь, что все люди такие же, что видеть могут так же. Потом подавить это в себе старалась. А оно видишь, как, возле места силы оказалась и вот оно, всё и выскочило наружу.
Оставшееся время в пансионате они провели втроём. Лиза много расспрашивала о произошедшем. Казалось её с удовольствием посвящают в некоторые тайны и подробности «нетрадиционщиков». Перед отъездом Вениамин завел речь о том, что от Лизиного дара можно отказаться, один раз он уже довел её до серьезной операции. Этим надо или пользоваться, или избавляться. Можно в церковь пойти, есть вроде сильные священники, которые все это отчитать и очистить могут. Но таких сейчас поискать надо. А вот сам он может провести ритуал, по передаче, подчеркнул, добровольной передаче дара другому человеку. Явно имея ввиду самого себя.
Лиза всегда могла чувствовать людей. Их настроение, эмоции, намерения. Но с Вениамином этого не получалось. Настораживал взгляд его холодных голубых глаз, было в них что-то гипнотическое и опасное. И она решила «включить дурочку»:
- Скажите, а Вы все-таки кто, знахарь, колдун или это как-то иначе называется?
- То, что я умею, скорее можно назвать – шаман.
- А Вы хороший или плохой?
Ему явно льстило это детское любопытство:
- Не хороший, не плохой. Я просто есть. Так, что ты думаешь насчет передачи дара?
- Подумаю, - сосредоточенно ответила она.
Недели через три Вениамин встретил Лизу после работы. Провожая до метро, как бы между прочим спросил:
- Ты подумала, девушка, - Лизу раздражало это обращение, ведь девушке слегка за сорок, - насчет передачи.
- Да. Подумала. Нет.
- Что нет?
- Ты говорил, что это врождённый, - она внезапно перешла на «ты».
- Врожденный, - подтвердил он.
- Так вот, с этим родилась, с этим и дальше жить буду.
- Ну, что ж, решение обладателя есть закон, - от его широкой улыбки и буравящих насквозь глаз, стало не по себе.
- Всего доброго, - улыбнулась она в ответ, - Благодарю, что проводил.
После этого разговора они встречались редко и случайно. Но Лиза стала замечать, что дома, а жила она одна, за ней будто кто-то наблюдает. Часто просыпалась по ночам от ощущения пристального взгляда или присутствия кого-то рядом. Быстро менялось самочувствие. Время от времени накатывала усталость. Появилась забывчивость. Она могла подойти к платежному терминалу, забросить денег на телефон и смотреть на него в растерянности, не зная, что делать дальше. Была уже середина декабря. И, однажды, собираясь утром на работу, надев джинсы, Лиза поняла, что описалась прямо посреди комнаты, и, самое ужасное, что контролировать она этого никак не может. Приняв решение, что предновогодний аврал по работе она разгребет, и после праздников обязательно пойдет обходить всех специалистов больницы, в поисках разгадки своего состояния. Ехать в пансионат она не собиралась, но срочно нужно было найти кого-нибудь, чтоб не пропала освободившаяся путевка кого-то из коллег, и Лиза дала себя уговорить. Последнее её воспоминание было о том, что в первом часу ночи она говорила по телефону с родителями, поздравляя их с Новым годом и то, как на обратном пути была санитарная остановка. Пассажиры выходили в туалет и покурить.
Всё… дальше пустота…
Капельница прокапала. Её убрали. Взгляд ни на чём не мог сфокусироваться. Лиза поняла, что засыпает от усталости.
Среди ночи она проснулась. Из-за не плотно задернутой шторы в лицо попадал свет полной луны. Лиза, приложив усилие села, дотянулась до шторы и отдернула её посильней.
- Только не торопись, - мысленно обратилась то ли к луне, то ли к себе. Всё та же рябь, как в старом телевизоре раздражала. Покачивание ветки на фоне луны давало нужный эффект, и Лиза снова попыталась медитировать. Ничего не выходило. Она попробовала рассредоточить взгляд и светящийся ореол вокруг луны стал очень быстро приближаться…
Лиза огляделась. Вокруг только пепельно-серое пространство. В сумерках угадывались очертания каких-то холмов, кривых, уродливо изогнутых деревьев. Она посмотрела под ноги. Оказалось, что её босые ноги, ступая, поднимают маленькое облачно пыли, которое тут же осаживается. Почувствовалось движение в стороне. Оглянувшись, она увидела неясные очертания фигур, которые старались спрятаться за деревьями, залечь в их тени. Лиза медленно брела в сторону холмов. Может взобравшись на один из них можно будет разглядеть, что там дальше. Что-то серое, почти невидимое пролетело совсем рядом. Посмотрев в сторону, куда полетело это что-то, она увидела, что с небольшого пригорка за ней наблюдает какое-то существо, похожее на огромную собаку. Не разглядеть. Как только животное поняло, что Лиза его увидела, оно затрусило в её сторону. О, нет! Это не собака. Это существо намного больше. Оно остановилось в паре метров от неё. Огромная крокодилоподобная голова оказалась почти на уровне груди женщины. На мощных лапах, покрытых шипами и наростами были весьма угрожающего вида когти, которые при каждом шаге существа, скребли по пыльной поверхности, издавая противный скрежет. На этих мощных лапах всё в шипах и наростах с было тело… если его можно так назвать. Позвоночник, ощетинившийся торчащими вверх шипами, ребра изображавшие довольно мощную грудную клетку. Именно изображавшие. Внутри было пусто, но их по движению было понятно, что существо дышит.
«Чем же ты дышишь…» - мелькнула мысль. Лиза сделала шаг в его сторону, чтобы рассмотреть подробней. Существо вздрогнуло, и приготовилось бежать.
«Эээ, красавчик, да ты меня боишься. Дай тебя рассмотреть…»
Сзади у него свисал довольно длинный хвост из голых позвонков.
«Не убегай, посмотри на меня. Тебе только позировать создателям фильмов ужасов. Посмотри же на меня…»
Существо будто слышало мысли. Оно медленно повернуло голову, и правда, она была похожа на крокодилью. Вместо ушей глубокие впадины, длинная морда состояла похоже, из вещества, из которого жёсткие крылья у жуков. Такими же были длинные зубы. Зубы ли? Они тонкие, точно, как жучинные крылья и укусить существо ими не сможет. И глаза… Похоже незрячие. Такие глаза рисуют у пришельцев. Без зрачков. Подернутые белесой пеленой.
«Да, ты красавчик… Постой-ка, кажется, ты старенький красавчик.»
Лиза медленно потянулась рукой к его морде. Существо шарахнулось от неё и побежало прочь. Глядя вслед удаляющемуся монстру, она разглядела темное пятно на одном из склонов и побрела в его сторону. У подножия в крутом склоне было что-то вроде пещеры. Глубокий провал, непроглядная темнота которого казалась плотной, и, что её можно даже потрогать. Лиза отпрянула от провала, когда прямо из-под ног взлетела стайка мотыльков. Мотыльков ли? Они были крупные, в пару ладоней. Отряхнув с крыльев серую пыль, они оказались цвета топленого молока, и, каждый из них старался задеть трепещущими крыльями её лицо, не давая возможности даже посмотреть в сторону провала. Они не оставили Лизе другого выхода, кроме как пойти в противоположную сторону. Всей стайкой они сопровождали женщину, не давая даже оглянуться.
«Ну, всё-всё, сдаюсь. Ухожу отсюда.» Мотыльки отстали. Лиза отошла на некоторое расстояние и оглянулась. В этой трепещущей стайке, она явно узнала лицо. С расстояния четко прослеживались черты такого любимого и родного человека.
«Бабушка!..» - всхлипнула Лиза и замерла. В её сознание ворвался поток информации, знания о даре, которым она обладает. О человеке, готовом убить, чтобы из прихоти получить, то, что ему хочется. О том, что он опасен тем, что не станет бросаться с ножом или стрелять. Его методы гораздо изощрённей и никто, никогда не сможет обвинить его. Она совершенно чётко увидела, что, когда её привезли к родителям в состоянии «зомби», будто опутанную паутиной и нити тянулись к Вениамину, потрясение мамы, её порыв, даже ценой своей жизни защитить, спасти дочь, оборвало все эти липкие нити.
«Хорошо. Теперь понятно, что делать. Я пошла… Нет… не буду оглядываться. Обещаю.»
Лиза медленно открыла глаза, почувствовав боль в руке. С трудом переведя взгляд, она увидела, что ее руку стягивает медицинский жгут, и, чьи-то руки, нащупав вену, вводят иглу шприца.
Через пару дней женщина, которая брала кровь на анализ, привезла документы с направлением на операцию. Лизу дома отец обрил наголо. В стационаре провели ещё какие-то процедуры. Принесли документы, где нужно расписаться.
На следующий день в кресле-каталке мама довезла Лизу до оперблока нейрохирургии. Та поднялась, поддерживаемая санитаром. Сняла халат, бросила его в кресло, на котором приехала. Тихим шепотом сказала маме на ухо: «Не переживай. Все будет хорошо. Я знаю.» Улыбнулась, и босая, голиком пошла по коридору в операционную. Остановилась у двери и сделала, как научила её бабушка, там, в сером мире. Теперь ни один «нетрадиционщик» не сможет добраться до неё. А завтра, почти в это же время Лизу привезут в палату из реанимации. И всё будет хорошо…
