будет есть квасное с первого дня до седьмого дня, душа та истреблена будет из среды Израиля. И в первый день да будет у вас священное собрание, и в седьмой день священное собрание: никакой работы не должно делать в них; только что есть каждому, одно то можно делать вам. Наблюдайте опресноки, ибо в сей самый день Я вывел ополчения ваши из земли Египетской, и наблюдайте день сей в роды ваши, как установление вечное. С четырнадцатого дня первого месяца, с вечера ешьте пресный хлеб до вечера двадцать первого дня того же месяца. Семь дней не должно быть закваски в домах ваших, ибо кто будет есть квасное, душа та истреблена будет из общества Израильтян, — пришлец ли то, или природный житель земли той. Ничего квасного не ешьте; во всяком местопребывании вашем ешьте пресный хлеб… Пресный хлеб должно есть семь дней, и не должно находиться у тебя квасного хлеба, и не должно находиться у тебя квасного во всех пределах твоих» (Исх. 12:15-20, 13:7).
Я специально привёл такую большую цитату, чтобы показать сколь навязчив и непонятен данный запрет Ветхого Завета.
Но этот запрет лишь один из многих, таких же. Кроме него в Ветхом Завете существует масса других запретов и предписаний, начиная от жёсткой пищевой регламентации, заканчивая шокирующим людей иных культур обрезанием.
В этом одна из причин, что Иисуса после распятия признали не только мессией (а кое-кто пророком), что было бы логично исходя из многих евангельских текстов, но и Богом. Ведь Иисус отменил многие мелочные запреты и предписания Ветхого Завета. А эти запреты и предписания установлены от имени Бога. Но ведь только Бог мог отменить установленные им нормы, столь мешающие в быту, столь неудобные в повседневной жизни. Причём отмена эта не только облегчила жизнь старым приверженцам из числа иудеев, но и как говорилось выше, привлекла новых из числа язычников многие, из которых при сохранении запретов — к вере бы не пришли. По крайней мере не вступили бы в общину верующих, не стали бы членами церкви. Ни мессия, ни тем более пророк своей властью отменить запреты и предписания данные от имени Бога не мог. Разве что подчеркнул бы, что его устами глаголет Бог, но ведь Иисус, подчёркивая свою неразрывную связь с Отцом, многое говорил и от себя лично. В этом одна из причин, что Христа не могли воспринимать иначе, как Бога. Понятно, что есть масса богословских обоснований. Как я уже писал, эта работа носит светский, а не богословский характер, поэтому разбирать я их здесь не буду. Данная причина, касающаяся быта, выглядит мелочью перед глубинами богословия. Но экономика и быт на самом деле гораздо значительнее, чем это кажется с первого взгляда. Они являются тем базисом, который определяет идеологическую надстройку.
В Евангелиях можно найти много сильных высказываний и поступков Иисуса. Одна из самых моих любимых сцен приведена в Евангелии от Иоанна:
«Утром опять пришёл в храм, и весь народ шёл к Нему; Он сел и учил их. Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив её посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на неё камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши» (Ин. 8:2-11).
Я привёл эту сцену ещё и потому, что она, точнее её последующая судьба в евангельских текстах, показывает, как некоторые богословы воюют с той сферой, которая касается сексуальной жизни человека. Мы уже подробно разбирали, как такие же богословы отказали Иисусу в наличие у него братьев и сестёр, вопреки прямому указанию библейских текстов, только чтобы доказать, что мать Иисуса не жила с Иосифом как с мужем даже после рождения Христа. Точно так же вымарывается или искажается ещё множество эпизодов. Такие богословы составили себе представление о том какое должно быть половое поведение людей исходя из своего же воздержания, пребывая в целибате, а когда оказывалось, что евангельские тексты противоречат их мнению, то данные богословы пошли по старому принципу — «если Евангелия противоречат тому, что я хотел бы в них видеть то тем хуже для Евангелий». Поэтому сцену, где Иисус не осудил грешницу, последовательно пытались исключать из Евангелий, хотя это самая сильная сцена в Библии, по крайней мере — одна из самых сильных. Разумеется, в данном утверждении, как и везде в этой книге, я высказываю исключительно своё субъективное мнение.
Богословы-пуритане решили, что не может Иисус прощать грех прелюбодеяния и исключали сильнейшую библейскую сцену переписывая Евангелие от Иоанна. То, что именно исключали, а не добавили показывает исторический контекст. Дело в том, что уже после написания Нового Завета нрав в официальной церкви стал гораздо более нетерпимым к сексуальным отношениям между мужчиной и женщиной, чем во время Христа и апостолов. Это можно проследить по трактовкам и хорошо проявилось в том, что касается совместных детей Иосифа и Марии. Поэтому в такое время сцена с грешницей никак не могла быть добавлена, если бы её не было изначально. Тем более, что в то время, когда её стали вырезать уже пристально следили за чистотой текста. А в таких условиях легче незаметной убрать что-либо из текста (типа не хватило пергамента или папируса, зазевался невнимательный переписчик и ещё много уважительных причин), чем добавить в текст. Ибо тот, кто пропустил — может сослаться на невнимательность, а тот, кто дописал от себя — уже явный еретик и подлежит жестокому наказанию.
Неудивительно, что один из отцов церкви Августин писал, что сцена об Иисусе и грешнице в его время была во многих списках. Он заявил, что данный текст был изъят маловерами из боязни перед злоупотреблениями к которым рассказ о прощении прелюбодеяния мог привести их жён.
И действительно сцена с грешницей встречается в списках не менее древних, чем те, из которых она была изъята. Единственное в чём я не согласен с Августином это, что сцену изъяли люди, имеющие жён. Скорей всего её изъяли те, кто дал обет целибата и никогда не был с женщиной.
Недаром время от времени появлялись правила, причём неоднократно и в разных концессиях — не допускать к монашеству людей моложе тридцати лет. Я с этим полностью согласен. Пусть человек поживёт обычной жизнью и только в зрелом возрасте, когда он твёрдо решит, что ему не надо жениться (или разведётся, побыв женатым) — только тогда вступает в монахи. Иначе у молодых людей, лишённых такой важной сферы жизни, как общение с противоположным полом, но ещё полных колоссальной (по молодости лет) сексуальной энергии не исключён нервный срыв. И в качестве сублимации они будут делать некоторые не совсем правильные вещи — такие как изъятие из Библии одного из сильнейших её эпизодов. Те, кто намеревались сделать это пытались обеднить Святое Писание, подвести его под свой отнюдь не высокий, скучный, блёклый и тусклый уровень.
Вообще в Евангелиях, кроме вышеприведённого, немало эпизодов, показывающих нестандартность мышления Иисуса. Мы давно, уже много поколений знакомы с ними и перестали удивляться. Но тем не менее насколько, например, остроумен и точен ответ Христа фарисеям, которые готовили для него западню, задав провокационный вопрос — платить ли дань римлянам. Ответил бы, что надо платить — объявили бы предателем еврейского народа; сказал бы, что не надо платить — объявили бы врагом Рима. Но Иисус нашёл совершенно неожиданный выход из, казалось бы, тупиковой ситуации.
«И, наблюдая за Ним, подослали лукавых людей, которые, притворившись благочестивыми, уловили бы Его в каком-либо слове, чтобы предать Его начальству и власти правителя. И они спросили Его: Учитель! мы знаем, что Ты правдиво говоришь и учишь, и не смотришь на лице, но истинно пути Божию учишь; позволительно ли нам давать подать кесарю, или нет? Он же, уразумев лукавство их, сказал им: что вы Меня искушаете? Покажите Мне динарий: чьё на нём изображение и надпись? Они отвечали: кесаревы. Он сказал им: итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. И не могли уловить Его в слове перед народом, и, удивившись ответу Его, замолчали» (Лк. 20:20-26).
А вот другой эпизод, изгнание торговцев из Храма, настолько не нравится некоторым современным церковным деятелям, что они даже работы специальные пишут, о том, что типа всё было не совсем так. Ещё бы! В современных церквях торговля процветает. Причём — во всех. И католики, и православные, и протестанты — все отметились. Оно и понятно — церкви ведь тоже за что-то жить надо. Но тем не менее:
«Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришёл в Иерусалим и нашёл, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из верёвок, выгнал из храма всех, также и овец, и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли» (Ин. 2:13-16).
Этот эпизод, помимо отношения Христа к коммерциализации церкви («удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» Мф. 19:24 и др.) хорошо отражает и исторический контекст. В Иерусалимском храме действительно проводились регулярные жертвоприношения. Постепенно персонал Храма стал предоставлять верующим специфические услуги — вместо того чтобы тащить своё животное для жертвы его можно было купить на месте; тут же шёл обмен денег и торговля предметами религиозного обихода. И вот Иисус, как говорится, «прикрыл эту лавочку». Правда ненадолго. Но и Храм недолго просуществовал после распятия Христа.
Ещё, что я хотел бы отметить, говоря о силе личности Христа, это данная им молитва — «Отче наш». «Отче наш» и сейчас смотрится, как величайшее творение поэтического искусства. Представляете насколько сильнее оно выглядело тогда, когда прозвучало впервые.
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё; да приидет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твоё есть Царство и сила и слава во веки. Аминь» (Мф. 6:9—13).
О том, что Иисус повторял эту молитву неоднократно свидетельствует то, что она приведена и в Евангелие от Луки (Лк. 11:2—4) в несколько иной редакции и Христос произносит её в другой обстановке.
Молитва Христа отличается краткостью — в ней нет ничего лишнего, и вместе с тем, насыщенностью — в ней выражено очень многое. Строгая сухая логика и вместе с тем высокий художественный поэтический стиль. Ритм, главное в поэзии с точки зрения
