Айдокур

Шестнадцатая часть



И повела дальше свой рассказ Анастасия Петровна, глянув мельком в окно поезда. И вдруг как будто очнулась:

- А смотри же, ты! Небо-то какое алое, как пасхальное яичко. Красотища! У нас , там, на Баме, тоже бывало таким, только почему-то ярче., как будто пожарище.

- Так здесь же тоже за Полярным Кругом, - молвила Кирилла Петровна. Только тут янды теплее, чем там у вас в Якутии.

- Ну,  дело не в этом!  Небо у всех одно. Только почему-то одни считают, что им должно принадлежать всё небо, а другим и мрачной ночи хватит. Так вот иду я дальше  по дорожке. На душе стало веселее. Петь захотелось. Одна удача уже висит за спиной. За другими двумя поспешила, не то, что поспешила, а погналась чуть ли не вприпрыжку в своих обледеневших серых казённых валенках, какие нам всем выдали бесплатно, как строителям БАМа. Не согнуть, не разогнуть ноги. Промокнут и промёрзнут  эти валенки – колом стоят. Но всё же теплее. Это ныне все люди в кроссовках ходят.
- Интересно: якуты  носят ли эти задрипанные кроссовки, от которых ни тепла, ни холода не почуешь, - втиснулась в рассказ Кирилла Петровна.
Поди, скоро алеутов оденут в них. И будут они шастать с голыми лодыжками, как наши дурачки. Не поймут, что с годами, с возрастом всё это скажется на здоровье. Это америкосам - то что? У них мама - Майами, как у нас Одесса - мама и папа Ростов.
- Ну, дело не в этом! И вот тут - то меня ждала моя « радость» в кавычках.
Анастасия Петровна как-то сразу осунулась. Лицо поблекло, ямочки на маленьких щёчках запали и скрылись внутрь к зубам. Желваки заходили. Улыбка автоматически сыграла « качели». Все морщины на лице готовы были сами начать рассказывать про «радость», перебивая друг друга. Волосы зашевелились и стали на голове ходуном ходить, как сосны в буйный ветер. Как она не поправляла свою причёску и не натягивала шапочку, они непослушно выползали из-под головного убора, как переплетённые тонкие чёрно-белые нити с серебряным отливом. Ноги переступали , как будто при ходьбе. Одна ступня наступала поочерёдно на другую. Только пальцы рук в чёрных перчатках не шевелились. А если и шевелились, то всей кистью.

У Кириллы Петровны взгляд упал на руки Анастасии Петровны с самого первого знакомства, когда они оказались на одном дощатом диванчике в электричке. Но она подумала, что,  наверное, руки у товарки зябнут, потому и не снимает перчатки. Сочла, что вопросов задавать ей не следует – сама расскажет. Да и суть не в этом, а в том, о чём вела умильный горечью рассказ о жизни на БАМе Анастасия Петровна. Исходя из этого,  Кирилла Петровна попутчицу не разглядывала. Глаза её не бегали и не топтались по отдельным частям тела, а были целенаправленно направлены на беззубый рот, откуда мелодично выкатывались слова и струёй тёк рассказ. И тут… Кирилла Петровна вновь взглянула на руки, но промолчала, не задавая никаких вопросов и не удивляясь. Но про себя поняла, что у Анастасии Петровны нет обеих ладоней. Только тяжко из глубины сердца вздохнула и почти шёпотом произнесла :

- А что же дальше? Вы с одним зайцем пошли домой?

- Нет! Я двинулась дальше по тропке, в надежде снова встретить в петле зайца. Но меня  в кавычках ждала радостная «встреча»,

- С кем? Хм! С Подругами?

- Нет! На меня , откуда ни возьмись, на прямую, по насту, местами утопая в снегу, шла стая волков. Это была стая. Их было около десяти-пятнадцати голов. Они топали , крадучись, медленно. Я подумала, что это собаки. Им, видимо, также хотелось есть, как и мне. Зверь почуял добычу. Должно быть слюни из их пасти текли водопадом, как у меня слюна в рту пересохла. И душа, как у зайчишки, ушла в пятки. Дрожь в коленях заиграла, как пружина.



Семнадцатая часть



- Но, дело не в этом! И Анастасия Петровна поведала жуть жуткую, которая не так часто выпадает на долю человека.

Когда мы всё сваливаем на обстоятельства, ищем причины неудач и наоборот удач, которые, как снег на голову падает на нас неожиданно, как будто  какое-то неизвестное существо ведёт нас на те или другие поступки. Именно тогда у человека возникает седьмое чувство и богатырская сила и мощь всего тела, и всех его членов и члеников, что человек способен на невероятные усилия в борьбе с самим собой и природой и всем, что ползает, бегает, прыгает, ходит, плавает, летает по Земле. При экстремальных ситуациях способен человек выбраться из засосавшей трясины, всплыть со дна моря, не заблудиться в лесу или тайге, горах, не поверить миражу в пустыне, не замёрзнуть в сорока – пятиградусный морозы.

Анастасия Петровна как-то неловко вздохнула и продолжила, повторяя своё исконное словосочетание. Ну, дело не в этом!

- И я , не опасаясь ничего,  думая, что это собаки, продолжаю свой коронный путь по дорожкам, надеясь встретить в петле удавившегося зайца. Сама гляжу в сторону « собак». Внезапно они встали, Некоторые легли в сугроб. Это похоже были молодые « собаки» - волки. Стали купаться в снегу. Прыгать друг на друга, заигрывая друг с другом.

Это был конец февраля. Возможно, начало марта – сейчас уже плохо помню. Метель гнала снег по полянам нещадно. Снег был колкий, как иглы, и жгучий, как в мороз. Снежные иголки впивались в щёки и щекотали нос до чиха. Я неожиданно чихнула! Стая « собак» приняла стойку. Перестали они бегать и кувыркаться в снегу. Уши у них навострились и встали клинышками. Они насторожились, ожидая дальнейших событий, которые вот-вот должны произойти.

И вдруг… Опять в петле трепещется беляк, испуская последний дух. Стою и жду, когда он притихнет и перестанет трепыхаться. Убивать мне его не хотелось, было очень жалко. Такой пушистый красноглазый, с длинными мускулистыми лапами и великими ушами, которые так и стояли по стойке: « Смирно!», как корона на голове. Силы, смотрю, у него на исходе. У меня внезапно потекли слёзы. Так стало его жаль. Я тихонько вытащила из петли,  и мне так хотелось  его отпустить на волю вольную, но он лёг на бочок, не желая никуда двигаться. Тогда я поняла, что сил у него нет. Он всё равно погибнет, то есть умрёт. Тогда я бережно , ещё тёпленького, осторожно засовываю в рюкзак. Это ещё не остывшее и не закоченевшее существо осторожно кладу рядом с предыдущим, уже почти замёрзшим зайцем.

Стая «собак» стояла и внимательно меня разглядывала.

Они на свой страх и риск не подходили ко мне, а я и тем более желала от них скрыться из их виду. Иду дальше. Вижу: и стая движется со мной в унисон, не отдаляясь и не приближаясь. Я перестала обращать на них внимание, думая, зачем я « собакам»? У нас в посёлке были собаки. Но в этот день, как назло, не увязались за нами.

Думаю, что даже хорошо, что собаки идут и меня охраняют. При такой стае псов ни один хищник не подойдёт! Так что опасаться было нечего. И со всем своим бесстрашием я медленно, с грузом на плечах, порядка шести килограммов двинулась, не спеша, дальше по просеке.

Путь мой оказался долгим.



Восемнадцатая часть.



- Тяжесть тянула к земле. Витала вокруг моего тела усталость, и захотелось спать. Чувствую, как начинают смыкаться глаза против моей воли. Но, дело не в этом! Пересилив всю свою волю, я продолжила свой тяжкий путь, помятуя, что меня ждут с едой в посёлке в будущем мои сотрапезники.

Вижу:стая притормозилась, потерялась из моего вида. 

Начало уже смеркаться. В небе, на западе, алел ярко – оранжевым пламенем закат. Солнце заходило за горизонт. Метель притихла и заснула, как грудное дитя после приёма пищи. Шагать мне стало веселее. Я взбодрилась. Сон, как рукой сняло. На ум приходили бодрые и нежные мысли о предстоящей трапезе. Как будто и мешок за спиной стал легче. Я двинулась дальше, оглядываясь назад, где осталась стая. Я стала себе мурлыкать под нос: « Ещё чуть-чуть, ещё совсем немного и пройду я этот путь». Взор свой обратила снова назад – стаи не было.

- Наверно, может быть, это волки были? – вдруг молвила Кирилла Петровна. Я знаю, когда у них гон, им ничего не интересно. Они, как я читала, в это время не охотятся, и не опасны.

- Но, дело не в этом! Слушайте дальше. Иду я, значит, припеваючи и натыкаюсь на петлю с зайцем. Споткнувшись, рухнула в снег рядом с косым. Сняв с плеч рюкзак, я еле-еле поднялась. В валенки и и в рукава искусственной шубейки битком набился снег. Он растаивал под нагревом моего тела и тут же валенки и рукава превращались в ледышки. Еле-еле натянула рукавицы на руки. Малость согревшись, вытянула за задние лапы зайчишку. Он весил где-то порядка кило-полутора килограммов. Это был малыш, которому стоило жить, и в будущем стать отцом или матерью. Но этого не случилось.

А между тем по рельсам скользили, как на гладком льду коньки, поезда. Они встречались, расставались и снова встречались и расставались. Свистели, хрипели, а некоторые, словно пели своими горловыми гудками, кто дискантом, кто басом. Нет-нет некоторые выводили из своей  пыхающей пасти трели  до сих пор неведомых птиц. Нет-нет да где-то прослушивался тенорок, как на  сцене Большого или Малого театров среди молчаливой шелестящей тайги.
Пыхтели поезда. Они спешили каждый к своему пункту назначения: от пункта «А» до пункта «Б». Тащили за собой вагоны, кто сколько мог. Тут пролетали платформы с танками, платформы с каменным углем, платформы с лесом, вагоны с мычащей и блеющей голодной скотиной. Но самое огромное число поездов шло куда-то в Азию, наверное, в Китай. Бежали по рельсам толстопузые цисцерны с бензином и нефтью. Всё это богатство увозилось  из СССР. Союз оголяли со всех сторон: с Запада, Средней Азии, Китая.

Тогда мы ещё не понимали, какую услугу мы даём Китаю, который в последующем завоюет все рынки сбыта, вплоть  до Американских, своими не качественными товарами. Если товар китайский – сразу откажись! Вдруг узнаём в последующем, что Китай стал самой мощнейшей страной после распада СССР.

Эта вся воровская банда, тянула свой кусок в свою гнилую волчью пасть. Союз остался в затяжной нищете. Заводов и фабрик нет. Нижегородский автопром сдох, как бродячая обессиленная собака.

Людской поток в поездах был не велик. Людям уже не на что было выехать с этой проклятой Тынды, богом забытом крае. Весь русский народ оказался в одночасье нищим бомжем.

Раньше люди могли ездить когда угодно и куда угодно. С горбачёвской гнилой перестройкой – всё умерло. Вот так продажные шкуры коммунистические нажили себе добра, которое хранится во вражеских банках. Но это у меня, Кирилла Петровна, лирическое отступление – не говорить об этом и не писать – это преступно! Последние сбережения коммунисты ( власти) отобрали. Народ остался гол, как сокол! Кругом и всюду ратовала смерть – гробы, гробы, гробы. Из-за отсутствия денег люди закапывали, своих умерших, погибших, втихаря от властей, где мог. В основном около больших дорог, куда можно было довести как-то на стареньких « Запорожцах» и « Жигулях». Похороны проводили ночью. Никто и никого не извещал об умершем, дабы не навести гнев на власти. Умирали люди молча. Хоронили их тоже, молча. Вот такие дела были, Кирилла Петровна.

-  Так вот у нас в посёлке были и такие случаи, когда за умерших стариков многие годы получали дети пенсию, чтобы как-то выжить. Люди прекратили общаться. В гости никто ни к кому не ходил. Приглашений никто не делал. Не звенели хрустальные