в раз вылезет наружу и приметится кем-то особо зорким на что-то в тебе необычное из коллектива.
И этим особо одарённым по мнению многих из этого сплочённого не только на общей выживаемости коллектива, а здесь есть место и другому характеру отношений, сплачивающих как бетон, этих, таких неоднозначных людей разных мнений и точек зрений хотя бы на тебя дёрнутый и вечно раздражённый Крименций, – кто бы говорил, Ангела стерва, – мог бы быть запросто Пруф. Кто всегда и в основном чаще всех из этого коллектива находит в людях их такие необычные и особенные достоинства, – привык он мыслить позитивно и оптимистично насчёт посторонних людей, чего не скажешь о нём самом, – но на этот раз на пути этому лидерству Пруф встал Аидыч, согласно своим должностным обязанностям раньше всех встретивший и имевший ознакомительную беседу с новичком. И как результат этой встречи, новичок был представлен всему коллективу как большой умник. Чего уже никто оспорить не мог, да и не хотелось. Вот и всем пришлось принять новичка под этим для себя именем – Умник.
Ну а почему Аидыч при ознакомлении своего отделения с поставленными задачей перед их отделением так особо выделил новичка, то всё логично и объяснимо хотя бы тем, что новичкам по причине отсутствия у них практики в такого рода делах, необходимо оказывать больше разъяснительного внимания. Тогда как люди потёртые бывалостью и обшарканные разного рода опытом, и без такого зрительного сопровождения в свою сторону Аидыча с полуслова поймут, что от них требуется и какие перед ним ставятся задачи.
А вот на кого в последнюю очередь в таком случае посмотрит Аидыч, исключая промежуточных лиц, то это без вариантов, бой-баба Ангела Степановна неотделимо от неё и по местному утрированию фигурально. Кто буквально кулаком при случае, и если ей захотца, такая бой-баба однозначно, и по своим последствиям такой встречи с собой штабелями сногсшибательна и зашибись. Ну и как тут без фигурального замеса, где она всей и само собой противопоставляет и противостоит различным штампам и стереотипам, которые возвели в свою напраслину в редких случаях, а так-то в идеологему по противодействию их мягкой силе идеологи концепции мужского шовинистического индивидуализма, как традиционного, так и либерального толка. Где с последними у Ангелины Степановны особые счёты и бл*ь ты такая, лучше не попадайся ей на глаза в своих колготах в сеточку и в короткой шотландской типа юбке. И у Ангелины есть все исторические права и возможности на эту юбку и тьфу, как после такой разношерстности надевать эти колготы ни с какими не клеточками, а с окнами в новый, до чего паскудный и мерзопакостный мир, где женоподобные мужики себе такое позволяют, вытанцовывая.
– Это ж надо на такое сподобиться, чтобы женский пол окончательно дискредитировать. – Нет буквально сил собственного сдерживания на разумные и размеренные поступки у Ангелы Степановны в ответ на ход конём её идеологического противника – либералистического ширпотреба, как она называет эту интеллектуальную прокладку индустриального человечества, вон что опять тут надумавшего ради подчёркивания собственного значения за счёт лиц женского пола: женщиной года признан мужик социального конструктивизма в своём выражении и мировоззрении.
Что ставит под полный пересмотр всех ближайших планов на будущее Ангелины Степановны, решившей непременно найти эту бабу года и по-женски, с глазу на глаз, поговорить с этой бабой по душам. И только после этого разговора можно будет строить Ангелине Степановне планы на будущее. А вот этой бабе года, как там её? А! Пулитцер. Даже Ангелина Степановна пока что не знает, какие стоит или не стоит вообще строить планы на будущее, когда в её или его жизни так много запущено и столько неопределённости.
– Есть вопросы? – обращается с вопросом к новичку Аидыч. И хотя у новичка априори есть вопросы, раз для него здесь всё в новинку, он пока что не готов их задавать, не зная с чего начинать. А показывать перед всеми свою полную неготовность он точно не станет, и его ответ Аидычу предполагаем. – Нет.
Аидыч переводит свой взгляд на стоящих рядом с новичком людей, здесь не просматривает какую-нибудь с их стороны недомысленность и возвращается снова к карте. Которая так прямо и притягивает к себе любой взгляд, стоит только на неё посмотреть. А всё потому, что тот же Аидыч тактико-стратегически мыслит, глядя на неё и на то, что она схематично в себе несёт и изображает. И он на месте тех же обрисовывающих и закрепляющих собой эту объективность линий в масштабе много метров к одному сантиметров, а может быть даже и дюймов, если Аидычу и его команде будет противостоять противник с изощрённым и не как у них мировоззрением и взглядами на обыкновенные вещи, – этот до чего гадкий и не весть какой неприятель нам точно не партнёр, под кого он вечно рядится, и он не как нормальный человек жизнь и мир вокруг себя аршином мерит, а ему подавай только ему понимаемые шкалы измерений, где он так и пытается всех под одну гребёнку ровнять и стричь, – видит не просто какой-нибудь объект фиксированного значения типа здания искусств, а он смотрит на всё это жизненного обустройство представленной для его рассмотрение округи куда как шире.
Зона ответственности и активности доктора философии и прогрессивного права, Сен-Бернара Леви.
И он сперва обозначает для себя функциональную направленность того объекта, с которым его команде придётся работать.
– Значит, это представительство искусств, культуры и науки. Хм. – Глядя на схему представленного на карте здания, Аидыч сразу принимался к анализу значений и представлений того, что в себе может нести и определять это здание. – И как это у них удалось всё это соединить под одной крышей? – критически на всё это посмотрев, Аидыч через этот вопрос сразу сумел наткнуться на специфику особенностей этого объекта чьей-то интеллектуальной собственности.
– Такие вещи по плечу провернуть только людям с гениальным умственным потенциалом. Основанием которого является их кейс либерализма. – Всё с точностью для себя прояснил Аидыч. И теперь, когда скелет проблемы обозначен, выработать методы работы с проблемой дело техники.
– Работаем под прикрытием докторов философии обязательно иноземной кибернетики права, прогресса и сознания, к кому такую страсть и идолопоклонство в себе наблюдают все эти деятели искусств на рациональных началах, которые хошь того или не хошь, определяют бюджеты выделенных грантов на это ваше искусство, которое живёт в парадигме тех правил и законов, по которым определяется эти области сознания человеческого я и что есть хорошо и плохо. Что щедро оплачивается, то хорошо однозначно, а что ведёт к отрицательному сальдо, то неприемлемо и нехорошо. – Вот и первые выкладки пошли со стороны Аидыча, насчёт того, как действовать в этом открытом информационном поле.
И хотя сложившаяся на фронтах ситуация более-менее обрисована и инструментарий по взлому рубежей противника намечен и обозначен, всё же практика – это нечто другое нежели теория. И тому же Аидычу нужно как следует постараться, чтобы быть признанным противной стороной тем же доктором философии и либерального права, на кого он не только внешне нисколько не похож, – Аидыч скорее наоборот, полная противоположность этим людям широкого ума и взглядов, он не как они сухостои в очках и при хлипких бородках, а он физически здоров и жив в своём взгляде вокруг и главное на людей, на кого он с оптимизмом смотрит в отличие от унылых и скушных взглядов этих философов, – а он и внутренне не имеет не единой зацепки с такой интеллектуальной основательностью такого рода людей.
И по этой в том числе причине, – то, что Аидыч испытывает крайнюю ярость и жестокость нетерпения в сторону этих теоретиков бессмысленности и демагогов своей низости, как он их называл, оставится на потом, – Аидычу приходится брать кого-нибудь в напарники для компенсации такой его цинично-философской позиции на вот такие реалии мира. И в напарники Аидыча, а если точнее, в групповую связку с ним, – быть на равных с Аидычем никому не по силам, – почти что всегда берётся самим Аидычем Вишенка. Кто единственная из их отдела может как-то повлиять на Аидыча, человека бесцеремонного на чужое мнение и его переубедить в своём мнении невозможно, а это бывает так, что надо. И вот для компенсации всего этого и берётся в напарники к Аидычу Вишенка, перво-наперво берущаяся на формирование внешнего образа Аидыча, как человека либеральных взглядов и доктора философии.
И тут Аидычу противопоставить напору Вишенки нечем, и ему приходиться мириться с тем, что себе позволяет с его внешним видом вытворять Вишенка, странными маслами фиксирующую его причёску в какую-то зализанность, затем она с помощью подручных ножниц и щипчиков удаляет в нём всё в сторону торчащее и лишнее, заставляет его взяться за бритву, за которую он время от времени только берётся, когда ему скушно, и как промежуточный итог, надевает на его нос очки, как она говорит, чтобы придать выразительности вашему взгляду.
А Аидычу, всё это паскудство на своём лице терпеливо сдерживающему, и надо признать, что ни единым словом не попрекнувшему Вишенку, – сжимающиеся кулаки от своего бессилия не в счёт, – удивительно такое в свой адрес слышать. – Какой ещё на хрен выразительности?!
А Вишенка, стоящая напротив Аидыча и удерживающая в пределах нормы и себя ярость Аидыча своей непосредственной простодушностью, явно умеет читать его мысли, и она делает столь необходимые для Аидыча пояснения. – Доктора философии, особенно либерального толка, – а вы ведь под одного из них будете рядиться, – смотрят на мир особенным взглядом, скажем так, отчасти познаваемым и в другой отчасти не принимаемым, а так-то они отлично видят, что мир погряз в своей гнусности, физиологичен и его ничего хорошего впереди не ждёт. Так что с ним можно особенно не церемониться и применять в его сторону любого рода экспериментальный инструментарий по его освоению своими теориями. Где все философские теории зиждутся на одной основе – на законе Архимеда, по академически звучащим следующим образом: «Объем вытесненной воды должен быть равен объему погружаемого предмета», а в философской натуре он означает, что от уровня проникновения системообразующих идей в интеллектуальную составляющую человека и общества, зависит его развитие и тому следующее.
– Значит, вот каким гадом я должен быть, и сейчас, наверное, уже выгляжу. – Аидыч делает интересные выводы из сказанного Вишенкой, отодвигая её рукой и заглядывая на стоящее на рядом находящемся журнальном столике зеркало. И как Аидыч видит и убеждается в зеркало, то он один в один похож на тех гадов, кого он терпеть не мог за их трусливую позицию и в тоже время гонор, которые они проявляют в сторону тех людей, кто не они. И при встрече такого типажа людей, у Аидыча невольно сжимались руки в желание схватить за хлипкую бородку одного из таких философски плюющих на тебя сверху патрициев интерлоджи, и в один резкий рывок вырвать у них все позиции из подбородка и заодно склонить их к тому, чтобы посмотреть
