ваши дома, а точнее сказать вот этот замок. Вы затмевали не одну знатную семью, а ты говоришь мне о честности и порядочности.
— Из всех душевных смут зависть – единственная. В которой никто не сознается. Плутарх ок. 45-ок.127 гг. – Парировал спокойно Френсис, смотря бесстрастно на разгневанного и не перестающего жестикулировать друга.
— Твои предки любили сравнивать себя с великим Александром. Их любимая фраза были слова, сказанные полководцем: «Мой отец будет продолжать захватывать земли до тех пор, пока совсем не лишит меня возможности совершить что-то великое!» — Пожаловался однажды Александр. Это был девиз вашей семьи.
— Ты пришёл для того, чтобы всё это сказать мне в лицо, Генрих? — На лице Френсиса не дрогнула ни одна мускула.
— Хотел просто поздороваться, а теперь позлорадствовать. Наконец-то ваш род обзавёлся слабым отпрыском.
— Прощай Генрих. Время покажет кто и где из нас останется. – Френсис тут же отвернулся и стал смотреть через окно, в сад.
— Ты меня не проводишь? – На лице гостя было непередаваемое изумление.
— Ты же сам настоял на встрече, а не я. Насколько я понял мои предки не очень-то церемонились ни с вашей семьёй, ни с другими. Почему я должен отступать от их традиций? Полагаю, род де Колонг не держали возле себя тех, чьё поведение они выносили с трудом. Не вижу причины не делать этого впредь. Прощай. Полл проводит тебя.
Генрих тут же покинул кабинет и бросив несколько гневных фраз на ходу дворецкому ушёл не оборачиваясь.
— Его предки были такими же, но ваш род не давал им возможности возвыситься над родом де Колонг. Вы поступили так же, даже если и не могли знать о прошлых с ними отношениях. – Победоносно заключил дворецкий.
— Тогда мы последуем по стопам наших дедов и прадедов. – Пожал плечами Френсис. – Я указал ему на дверь, потому, что он ничего другого и не заслуживал. Ну да ладно. Что говорит прислуга? Как обычно никто и ничего не видел? — Молодой человек опять взял недопитую чашку кофе и немного пригубил из неё.
— А в этом уже нет никакой необходимости. – Полл отбросил с левой руки полотенце и положил странный предмет в бархатный футляр.
Молодой человек с непониманием посмотрел на Полла.
— Его мне бросил в руки наш гость со словами, что этот обожгло пальцы тому, кто его украл для Генриха, то есть для герцога Аберкорна.
— Вот как, стало быть вор всё-таки был один из прислуги? Это было и раньше в их семье или же это качество принадлежит только Генриху?
— Да нет, это что-то новенькое в их славном! роду. – Дворецкий специально сделал ударение на слове «славном».
— Что ж ну и слава Богу! Талисман вернулся на место, и я бы хотел засесть за дневник Филипа. У меня не так много времени. Скоро придётся возвратиться опять в Америку, а я так и не узнал, кто же он был на самом деле.
Френсис сел за стол своего знаменитого пра пра пра деда и раскрыл дневник — время тут же унесло его в далёкий и забытый всеми пятнадцатый век.
«Я никому не могу доверить это, только моему дневнику. Возможно ли признаться кому-либо, что мне пришлось пережить и какой выбор довелось сделать? Можно ли выставить себя в таком свете? Нет. Никогда. Пусть я изложу на страницах всю мою боль, отчаяние и все те чувства, которые оставил я там, в далёкой стране. Я покинул берега Алжира, как оставил частичку моей жизни, в которой я был совершенно другим человеком, непохожим на того, каким привыкли меня знать и видеть. Только прошу небеса однажды встретить того, кого потерял в этом мире, когда уйду в иной мир, если это они сочтут нужным сделать.
Приглашение моего друга, флорентийского художника Фра Филиппо Липпи погостить в его доме означало провести время за карточным столом, хорошим вином и морем развлечений.
Однако на этот раз он взялся рисовать мой портрет, который я уже грезил представить у себя на родине, созвав многочисленные знатные семьи на обозрение, и в тот же день выставить на всеобщее восхищение скульптуру Римской эпохи.
Не могу не сказать о том, что я нашёл её с трудом.
В доме по соседству Липпи в саду, соседствующим с садом моего друга, хозяин дома, архитектор, просто выставил это чудо в самом неприглядном месте, как нечто не представляющее собой ничего интересного. Когда я поинтересовался почему он пренебрегает таким сокровищем Липпи ответил, что его сосед не очень большой ценитель таких вещей и он нашёл её в куче песка, когда строил загородную резиденцию знатного вельможи.
Поначалу статую просто убрали с участка, а после архитектор распорядился завести её в свой дом, оставил в саду и навсегда утратил к ней интерес.
Я был не только поражён красотой полуобнажённой девушки, которую изобразили в образе богини Афродиты, а ещё и тем, кем она была в сущности — сохранилась надпись, которая ошеломила меня ни с чем не похожей своей историей. «Рабыня Грегориана – возлюбленная проконсула Ливия, та, ради которой мужчины становились рабами, та, красота которой умилялись и отвергали, представшая в образе богини любви была наказана за то, что посмела назваться ею. Однажды бесследно исчезла и только образ в камне сохранил её великолепие».
Было понятно, что бывший хозяин скульптуры даже не потрудился прочитать о краткой жизни прекраснейшей.
Я распорядился поставить Грегориану в доме моего друга на видном месте и подобно был сам художником и ценителем красоты, как Липпи, смотрел на неё не отрываясь часами.
В таком состоянии меня и нашёл мой Фра Филиппо, когда вернулся в дом.
— Я готов вот так, позабыв о времени смотреть на женщину, жизнь которой могла напоминать саму драму, ревность, слёзы, тайную любовь, а твой сосед даже не оценил того, что досталось ему так легко.
— Такое часто случается, когда люди не понимают настоящей ценности того, чем обладают. – Липпи наконец имел время осмотреть «рабыню» теперь более внимательно, которую почти не коснулось время – каждая складка её одежд, каждая морщинка, или даже завиток волос, даже выражение надменности на лице женщине, хорошо знающей себе цену, говорили о том, что скульптор был настоящим мастером своего дела и передал в точности, как она существовала в действительности.
— Неизвестный нам мастер сумел увековечить себя, чтобы не раствориться в истории навсегда, либо же он не приложил к этому руку. Выдаётся, что женщина и в правду превратилась в камень по велению Афродиты.
— Никогда не видел тебя таким удовлетворённым, как после покупки почти за символичные деньги этой красавицы. – Парировал Фра Филиппо.
— Я готов был заплатить во много раз больше, но твой сосед оказался таким простаком, что я сошёлся с ним в цене, которую заплатил бы за обычный деревянный столик. Ты можешь в это поверить?
— Ты испытываешь такое благоговение от покупки, как я в момент вдохновения берусь за кисти и мир перестаёт для меня существовать. Тогда меня нет, я ухожу совершенно в другое измерение.
— Только не говори сейчас, что ты бы не хотел сделать пару набросков с моего нового приобретения
— Ты хочешь её выгодно продать?
— Ни в коем случае! — Запротестовал я. — Как такое тебе могло в голову прийти? Но неужели у тебя не возникло вдохновенья нарисовать её?
— Обязательно сделаю это, но у меня есть новость, которой поделился мой сосед за твою «красавицу». Оказывается, всё не так просто, как ты себе мог и представить. Архитектор не просто так забросил скульптуру, а потому, что побаивался её ….
— Это ещё почему? – Удивился я.
— А потому, что жила Грегориана в одном из античных городов Байи, который в следствии землетрясения погрузился в воду. Девушка бесследно исчезла из города ещё до потопа. Так вот. Все руины города лежать под водой, но только вот эта скульптура каким-то чудесным образом была найдена на берегу моря, подобно тому, как родилась Афродита, выброшенная из пены морской на берег. А потом твою красавицу трижды похищали. Получается, что даже после земной жизни она остановится у того, у кого сама пожелает, либо же этого пожелает сама Афродита.
Я не нашёлся что сказать на эти слова.
Пребывая с избытком в эмоциях только переводил взгляд от Фра Филиппо на Грегориану и снова на друга.
— Всё. Достаточно чудес на сегодня. У меня вдруг возникла идея. Завтра же мы отправляемся в море на несколько дней на судне моего друга с громким названием «Фортуна». Я прикажу погрузить и твою непокорённую никем рабыню на борт корабля. В открытом море думаю смогу предаться работе, а ты продолжай любоваться ею на свежем воздухе, если захочешь. Полагаю, сама Афродита будет благосклонна к нам с тобой.
*******************
Корабли
Безоблачный день и морские бескрайние просторы внушали лишь блаженство.
В море мы были вот уже пятые сутки.
Нас было трое: хозяин судна, Липпи и я.
Мы частенько сидели в шезлонгах на палубе и просто смотрели на водную гладь, вдыхали запах морской воды и казалось это состояние взяло нас просто в плен.
Полная безмятежность.
Видать мир остановился для нас навсегда, а вскоре нас сморил сон, мы провалились в него как-то внезапно, и казалось спали очень долго, но вдруг нас грубо вырвали из объятий Морфея.
Пребывая в изумление, мы не могли принять навалившуюся на нас суровую действительность – «Фортуна» оказалась в руках пиратов.
На нас не одели тяжёлых оков.
Мы так и сидели в креслах с ужасом взирая по сторонах на снующих туда-сюда непрошенных гостей – грубых и неопрятных мужланов, обладающих недюжинной силой и в каждый миг, они готовы были схватится за длинный кинжал, висящий у каждого на поясе.
А ещё они все как один казались изрядно пьяны.
На удивленье к нам так никто и не отзывался, будто нас не было вовсе.
Владелец «Фортуны» исчез, когда мы с Липпи уснули.
Больше о нём никогда ничего мы так не узнали.
Продолжение следует.........
