Узнав, что Джек в больнице, Кэрол изменила свои планы и не пошла к Берджесам, у которых собиралась переночевать, а вернулась домой, где ее ждал взволнованный Патрик. Когда мальчик бросился в ее объятия со слезами, она почувствовала себя виноватой перед ним, что где-то ходит, думая только о себе, вместо того, чтобы быть с ним. Мальчик знал, что отец в больнице, и взахлеб расспрашивал у нее, что случилось. Он был уверен, что все это время она была в больнице. Кэрол не стала его переубеждать. Как она могла объяснить пятилетнему ребенку, почему не поехала в больницу к его отцу? Успокоив мальчика, она заверила его, что с папой не случилось ничего страшного, сказав, что он просто подрался. Патрик был шокирован.
- Но ведь папа никогда ни с кем не дрался! Он считает, что это… - он наморщил лобик, вспоминая нужно слово. - Примитивно, вот!
- Ну, почему же, случалось и ему подраться, - улыбнулась Кэрол, вспомнив, как однажды сцепились Джек и Рэй, разгромив ее палату и подняв на уши всю больницу. - Иногда бывают такие ситуации, когда хочешь - не хочешь, а приходится, хотя бы для того, чтобы обороняться.
Да, когда-то Джек дрался за нее, отстаивая их любовь, забыв о своих принципах, и делал он это с такой яростью, как будто в него вселились все бесы ада, которые помогли ему дать Рэю достойный отпор, когда тот попытался вышвырнуть его из палаты у нее на глазах с угрозами и требованиями не приближаться к ней больше. Их схватка была жуткой, и Кэрол тогда очень перепугалась. Это потом она вспоминала об этом с улыбкой, про себя с любовью и нежностью называя обоих драчунов дурачками, которые повели себя, как вздорные мальчишки, после чего оба ходили с разбитыми лицами и кулаками на забаву другим. Но с тех пор ей частенько стало казаться, что Джек и Рэй не против снова померяться силами и начистить друг другу морды. Похоже, их воинственный пыл не уменьшился после той драки, а только усилился. И до сегодняшнего дня она была уверена в том, что Джек ее любит. Он дрался с Рэем, он спорил с Куртни, вцепившись в нее, Кэрол, мертвой хваткой так, что никто не смог бы его оторвать от нее - но зачем? Ведь уже тогда у него была Даяна. Понятно, зачем он соблазнил ее, Кэрол, чтобы отомстить, унизив и отвергнув, как она его, сделать больно. Тем не менее, он пришел, когда она попала в беду, и вытащил ее из тюрьмы. Допустим, он сделал это не ради нее, а ради Куртни, которая бросилась ему в ноги, моля спасти ее девочку, хотя Кэрол чувствовала, что Куртни здесь ни при чем. Допустим и то, что он женился на ней ради ребенка, хотя он никогда не отличался благородством и правильностью… При этой мысли на глаза ее вновь навернулись слезы. Если так, зачем нужно было разыгрывать такую любовь, что даже Куртни в нее поверила? Что для него значит Даяна? Зачем все это, почему? Кэрол не могла понять. Эти мысли причиняли нестерпимую муку, поэтому она гнала их прочь, пытаясь убедить себя в том, что все эти «зачем» и «почему» не имеют значения. Она не хотела знать ответы, уверенная, что они причинят ей еще большую боль. По крайней мере, она не хотела об этом думать сейчас.
Обнимая Патрика, она терлась лицом о его плечо, украдкой вытирая слезы. Ее маленький мальчик, сынок, которого она любила всем сердцем. Его маленькие ручки обнимают ее, это не иллюзия, не обман, и это - самое главное. А все остальное не имеет значения. К черту Джека, к черту Даяну, к черту эти ставшие для нее пустыми и горькими пять лет… гори оно все синим пламенем. У нее оставалось самое главное, то, что теперь являлось смыслом и центром ее жизни - ее сын. И она будет думать о нем, а не о Джеке и Даяне, и даже не о себе. Она не будет больше карабкаться наверх, падать больше нельзя, потому что она может потянуть за собой сына. Она будет жить для него, его жизнью, раз своя собственная у нее не выходит. Он ее огонек, который согреет ее оледеневшее сердце, который развеет любой мрак в ее душе и выведет из самой глубокой пропасти, залечивая своей искренней детской любовью любые раны, как целебный бальзамом.
Кэрол глубоко вздохнула, чувствуя, как тяжесть, давившая на грудь, немного отступила, и отчаяние тоже ослабило свою хватку. Только боль не уменьшилась. Но это поправимо. Пройдет время и заберет с собой ее муку. Она не одинока. И она не потеряла свою семью. Ее семья - это Патрик. Пусть он будет рядом, пусть любит ее и называет мамой, а больше ей ничего не нужно.
- Мам, ты возьмешь меня завтра в больницу к папе? - спросил мальчик, заглядывая ей в глаза.
- Конечно, мой хороший. Завтра мы поедем к папе, - Кэрол погладила его по голове. Патрик пристально смотрел на нее своими пронзительными серыми глазами, умными и серьезными.
- Не плачь, мам. Папа поправится. Я думал, с ним что-то случилось, а он всего лишь подрался. Это не страшно, не переживай. Его синяки заживут, и он придет домой.
Кэрол лишь улыбнулась и поцеловала его в нежную мягкую щечку, радуясь тому, что Патрик не знал, как не хочет она, чтобы папа приходил домой. Как не хочет идти завтра к нему в больницу… Но пойдет, потому что мальчик не поймет ее и осудит, если она этого не сделает. И только сейчас она вдруг осознала, что даже не знает, где находится Джек и куда завтра вести Патрика.
Когда она уложила мальчика спать, позвонила Куртни.
- Ну, наконец-то! - облегченно выдохнула она, услышав голос Кэрол. - Куда ты опять пропала? Что за дурацкая у тебя появилась привычка проваливаться сквозь землю без предупреждения? Ты знаешь, что произошло с Джеком?
- Знаю, - тихо ответила Кэрол.
Куртни помолчала.
- Можно, я сейчас приеду?
- Куртни, пожалуйста, не обижайся, но я сейчас хочу побыть одна. Я не могу сегодня об этом говорить, может быть, завтра, - Кэрол снова сорвалась и заплакала.
- Я понимаю. Не надо ничего говорить, если тебе тяжело, я сама все поняла. Мне позвонили из больницы и, когда я туда приехала, я наткнулась на Даяну. Да, такого я даже от Джека не ожидала. Скажи мне только… как давно это продолжается?
- Давно, Куртни. Он был с ней еще до того, как мы… переспали в первый раз.
- Ах, - только и смогла вымолвить Куртни, которая не нашлась, что на это сказать. Помолчав, она снова встревожено спросила:
- Может, мне все-таки приехать?
- Не надо, я в порядке, - голос Кэрол окреп, она выпрямилась, пытаясь свое униженное и разбитое состояние подавить уязвленной пострадавшей гордостью, которая от этого отчаянно старалась себя показать так, как никогда. - Я не буду больше плакать. Я обещаю. Я сильная. Я уже пережила слишком многое, чтобы убиваться из-за измены мужчины. В моей жизни было столько страшного, столько смертей, что то, что произошло теперь - мелочь по сравнению со всем. Я потеряла Эмми и Мэтта, я пережила их смерть. Что мне эта оплеуха от Джека и Даяны - больно, но не смертельно.
Она засмеялась.
- Поговорим завтра, Куртни. А вообще, думаю, это не стоит того, чтобы об этом говорить. Есть более интересные и важные темы, например, о том, что каникулы скоро закончатся, а мы так и не свозили Патрика в Диснейленд. Давай съездим на выходные? Возьмем Джорджа, если он не будет занят, Рэя, и поедем, повеселимся.
- Прекрасная идея, - Куртни улыбнулась.
- А Джек пусть валяется на больничной койке и залечивает свои синяки и попранное мужское самолюбие, пострадавшее из-за того, что его так отходил мальчишка! - Кэрол снова засмеялась.
Она не видела, как печально понурила голову Куртни, расслышав в ее голосе откровенную ненависть и неприязнь к тому, кто все еще был ее мужем и отцом ее ребенка. Но Куртни решила на этот раз не вмешиваться. Она знала, что ее девочка жестоко ранена и унижена, Куртни понимала ее чувства, но в данной ситуации решать должна только она, так, как подсказывает ей сердце и разум. И Куртни чувствовала, что на этот раз она не нуждается в советах и поддержке. Что-то произошло в ее душе. Она больше не пасовала, не прогибалась и не ломалась под ударами судьбы, как бывало раньше, она, наконец-то, поняла, что она не такая слабая, как всегда считала, что ее ничто не сломало, и она через все прошла. И может идти дальше по своей трудной, колючей и коварной дорожке, усыпанной камнями и ямами. «Оплеуха» от Джека и Даяны, как она выразилась, пошатнула ее, но в результате привела к тому, что Кэрол лишь крепче стала на ноги, приняв борцовскую стойку. От этого у Куртни немного полегчало на сердце, потому что она очень испугалась, что это сломает ее девочку, и без того хлебнувшую достаточно горя. Куртни было очень больно и обидно за нее, и она никогда не простит Джеку того, как он поступил с этой преданной доброй девочкой, даже если сама Кэрол его простит, и они помирятся. Но наказывать его Куртни не собиралась, твердо решив не вмешиваться. Она знала, что Кэрол не простит, даже если не уйдет от него ради Патрика. Он сам себя наказал, потеряв любовь такой прекрасной женщины, как Кэрол. И он был достаточно умен, чтобы это понимать. Сама Куртни предпочитала бы, чтобы они расстались. Она знала, что, если они будут и дальше жить вместе, их жизнь превратится в ад, и от этого Патрик может пострадать еще сильнее, чем от развода. Потому что не будет больше нежной, любящей и терпеливой Кэрол, с улыбкой выносившей отвратительный нрав Джека и прощавшей ему грубость и несдержанность, так как не осталось в ней теплоты и нежности к нему. А ее обида и злоба и характер Джека - это было несовместимо.
Они больше не говорили об этом. Куртни рассказала, что Джек не захотел оставаться в Лос-Анджелесской больнице и попросил какого-то приятеля перевезти его в госпиталь Сан-Франциско на своем самолете. А Даяну Куртни в приступе ярости вышвырнула из больницы еще в Лос-Анджелесе, пригрозив не показываться, пока Кэрол все еще оставалась женой Джека.
Попрощавшись с Куртни, Кэрол отправилась в ванную. Там, лежа в горячей мыльной воде, она стала петь, громко, так, как ей всегда хотелось, но она не могла, забитая еще в детстве своей жестокой матерью, которая всегда грубо затыкала ей рот. Может, у нее и нет голоса, может, она не умеет петь, и фальшивит - не важно. Она будет петь, потому что ей всегда этого хотелось.
И, прорвавшись сквозь этот тяжелый комплекс, сковывавший ее всю жизнь, она почувствовала, будто ослабевают цепи, которые ограничивали ее движения и не давали вдохнуть полной грудью.
«Я буду петь, - подумала она. - Даже если это никому не нравится. Да, да, теперь я буду петь, всегда. Громко, на весь мир, всем назло. У меня хороший голос, и пошли к черту все, кто так не считает».
Утром Кэрол всячески старалась поднять свое настроение.
Включив ритмичную музыку, она весело подпевала, пританцовывая по комнате и упрямо не обращая внимания на тупую боль в груди. Занялась зарядкой, после чего почувствовала прилив бодрости и сил. С удовольствием накрасилась, уложила волосы, красиво оделась. Смотря на себя в зеркало, она подарила себе улыбку.
- Ты красавица, - сказала она своему отражению впервые в жизни. - Только перестань смотреть такими грустными глазами.
И вдруг Кэрол с восторгом обнаружила, что у нее все-таки есть то, что красивее, чем у Даяны. Глаза. У нее прекрасные глаза, и в этом Даяна ей проигрывает, потому что у ее глаз нет этой трогательной и проникновенной печальной красоты, они не так прозрачны и чисты, они не обладают взглядом, проникающим
