Витек - Дырка от бублика.

оградить участок от несанкционированных добытчиков уже черного металла. Затаривал машину крупами, консервами, другими припасами, про книжки для Витьки не забывал. Это у него вторая после выпивки страсть. Журналы, книги до дыр за зиму затрет. Потом читает все, что под руку попадется: календари настенные в балках, газеты, какими мужики полки застилают, и даже просто надписи на старых сигаретных коробках, избежавших печки. Я всегда удивлялся тому, что при такой начитанности, Витек все же сохранил свой северно-сибирский говорок. Еще удивительнее, что Калашников после его сердечной истории стихи начал писать. Простенькие такие… про «любовь – кровь» и «всегда – никогда»…Но это ж само по себе – феномен таежный!

Тайга зимой вовсе не санаторий для одинокого человека, тем более, если он далеко не богатырского телосложения. По прибытию и до настоящих снегов Витек должен успеть утеплить получше балок, наловить, засолить и накоптить рыбы, притащить из леса какой дичи, завялить ее. Если мороз уже крепок, то просто подвесить в холоде и следить за тем, чтоб живой зверь какой не утащил. Но за это больше несут ответственность три штатные собаки, что составляют Калашникову компанию на зимовке. Да…лучины еще надо наскепать*… Движок-то всю зиму гонять не будешь, а свечи уходят в жертву Витькиной страсти почитать.
Дрова Витек еще летом заготавливает: он у нас в рабочий сезон по баньке вечно дежурный, но, и, зная свою натуру, на всякий такой вот ежегодный случай складывает под навес длинные поленницы.
Раз вспомнилось про баньку…
Спиртным я затариваю Витьку на зиму в очень небольшом количестве. Все ж надо: для лечебных целей, для настроения в одиноко-праздничные вечера. Но, если мужик страсть, как хочет выпить, всегда найдет что. Витек нагнал бражки. То ли из печенья, то ли из конфет, может из того и другого…И отметил Новый год праздничным салютом: сжег баньку нашу по пьяни. Остаток зимы строил новую, благо брус на площадке тут же лежал, правда, для других целей назначенный. Как он клал в одиночку венцы – даже представить себе не могу. Встретил нас по весне худой, скрюченный, с бегающими глазами… Ну, что тут скажешь? Только если «спасибо» за новую баньку.
На следующий год его медведь-шатун посетил. Летом обычно медведи участок стороной обходят. Понимают своим диким умом, что не хозяева они там, где машины гремят, да соляркой воняет. Зимой же, случись медведю не ко времени из берлоги встать, от уже ничего понимать не хочет. Прет напролом, лишь бы чем поживиться. А чем? Помойка под снегом, склад с припасами под замком… Вот и идет мишка на собак без страха. Порвал он тогда одну из них, самую смышленую. Витек успел в балок заскочить, изнутри закрыться, через форточку по гостю стал палить. Ранил зверя. Сутки сидел взаперти, носа боялся до ветру высунуть. Когда осмелел, прошелся по следам. Нашел в паре километров уже мертвого мишку. Так появился тогда у Витька новый подарок для мамки: шкура колымского медведя-шатуна. До мамки шкура не долетела. Была подарена какой-то шустрой бабенке, «провожавшей» Калашникова в следующий же рейс.
Пьющие подруги его везде находят. В городе не раз раздевали-разували, и даже на зимовку какая-то бродяжка однажды к нему пыталась прибиться, обещая скрасить его отшельничество женской лаской и заботой. Тьфу ты, Господи! Но когда подсчитал Витек свои скромные запасы и грядущие расходы на незваную «мамзель», подсадил быстро ее на попутную машину, благо дорогу тогда еще совсем не занесло.
Помню, как мы к нему весной 94-го пробивались. Снега тогда выпало – ужас, небось две годовые нормы. До самого мая сугробы лежали. Вышел он к нам из балка навстречу пошатываясь. Таким худым мы Витька еще никогда не видели. И таким трезвым. Половину зубов он тогда от цинги потерял, питаясь уже чуть ли не сосновой корой. С тех пор заготавливает на зиму и пьет по кружке в день от цинги стланик, заваривая иголки – тот еще яд. А тогда целую неделю ел только хлеб с колбасой, все никак не мог насытиться, соскучился по хлебушку.

Ну, теперь о последнем шансе. Он у Витька в этом году действительно, последний. Нет, Калашников еще не стар, но выглядит стариком. Он старается еще быть нужным, шустрит, пытается успеть везде. Он еще не так беспомощен, но силы покидают его. На следующую зимовку я его не оставлю. Не хочу брать грех на душу.
Если Витек не улетит.

Когда я проезжаю мимо поселков-призраков, коих множество развелось на Колыме после великой Перестройки, и стоящих теперь, как страшные памятники былому величию богатого края, то вижу дома с обвалившимися крышами, пустыми глазами окон. Но некоторые рамы все же залатаны кусками стекла или фанерой. Из форточек торчат трубы «буржуек» — вы еще помните, что это такое? Для нищих стариков, не сумевших найти себя в наших краях, и не вернувшихся на родину это последний шанс выжить в зимнюю колымскую стужу. Таким, наверное, будет последнее пристанище и нашего Витька.
Если он не улетит…
[/justify]
*Чалдон – бродяга из сибиряков, из каторжников
*Наскепить – нащипать лучины
*Селеть – этим летом
*Огапашиться — обзавестись хозяйством
*делат(ь), работат(ь) — некоторые сибиряки не произносят окончаний
*Морить — жалеть, жадничать
*Ватлать – говорить