Не верьте, вначале слова не было – была тишина.
Врут, не было света – был мрак.
В тишине и мраке отсутствовало всё, даже я, моё отсутствие подтверждалось моим необоснованным присутствием, его я ощущал физически, хотя, как мне кажется, ничего материального во мне не было. Была – мысль. А это уже критерий философский. Её нельзя обрядить ни во рвань отшельника, ни накинуть на неё блещущую золотом и драгоценными каменьями одежду. Те не менее, в тишине и во мраке прослеживались незначительные следы моего присутствия. Это обнадёживало. Как будто в руки утопающему невесть откуда из воды выныривает бакен с горящей лампочкой, говоря, мол, здесь мель и утопающий спасается, бредя по голень в воде, в том губительном месте, которое считал своей безымянной могилой и себя любимым блюдом для хищных и очень голодных рыб и рыбок.
Не было света – была тишина.
Не было слова – был мрак.
Пребывая в той же бестелесной парадигме, начинаю понемногу воспринимать некие прикосновения, лёгкие, напоминающие слабое пощипывание электрического тока.
Появилось головокружение. Это обрадовало. О существовании головы пока не догадывался, но раз была мысль, она – голова – должна быть. Следом за эйфорией открытия возникла потребность что-то услышать. И пробился слух, как росток через засохшую почву. Слух абракадаброй резких и визгливых звуков ошарашил новостью – есть уши.
Открытия не сыпались из рога изобилия одно за другим. Существовала последовательность, кем-то установленная. Пение помогло установить наличие речевого аппарата и в связи с этим умение облекать в слова мучившие вопросы или плоско шутить на острые темы.
Резко в нос, - ого, оказывается много чего пропустил в своей жизни, - шибануло чем-то пронзительным и тотчас ослепительный свет раскрыл мои глаза. Очередное открытие позволило опровергнуть фантомное личное существование. Для себя сделал вывод: есть нос, - вернулось обоняние; глаза – появилась дикая, как не утоляемый голод, жажда пожирать глазами окружающий мир.
Кстати о голоде физическом. Фантому материальная подпитка не нужна. Он питается чьими-то аморфными страхами, верой в него, неверием в его существование и прочими эманациями параллельного мира.
Желание заморить червячка небольшим бутербродом из тонкого ломтя хлеба, толстого слоя масла и жирного куска ветчины просто кричало о себе: ау! это твоё тело сигнализирует тебе, твой разум – ты существуешь! И сразу мухи опустились на котлеты и шурупы вкрутились в воду, всё стало понятно и обыденно, как-то пошло, до жути горько, но один невыясненный нюанс не давал покоя, где нахожусь? И на этот вопрос получил оригинальный ответ.
***
- Это невероятно! Паци приходит в себя!
- Не ошибаетесь, колле?
- Убедитесь сами: под веками двигаются белки глаз.
- Обычная механика мышц.
- Смотрите-смотрите, колле, на его лоб…
- Ничего удивительного: лоб как лоб, у всех паци одинаков.
- Но он… кожа двигается… Морщинится, брови…
Вспыхнуло в мозгу хрустом весеннего льда под тяжестью ноги: «Меня зовут Паци. Довольно странное имя».
- Да не зевайте, колле, не ленитесь, оторвите зад от сту и подойдите!
Шагов я не слышал. Лёгкое движение ветерка от приблизившегося крупного предмета. В носу засвербило от отталкивающе-щекочущего медицинского зелья.
- Дался вам мой зад, колле! Ну, посмотрим, что тут вас так впечатлило.
Зрение моё пульсирует. В глазах яркие круги сменяются не менее яркими вспышками. Различаю размытую фигуру в светло-мутном комбинезоне с зеркальной сферой там, где голова. Это этой фигуры голос я слышу. Вторая находится за границей моего не полностью восстановившегося чувства визуального восприятия.
- О! колле, наш паци шевелит губами.
- Вот видите.
Рядом с одним светло-мутным пятном возникает второе. От пятен в разные стороны извиваясь выдвигаются отростки. «Руки? – кровь бешено шумит в голове. – Или щупальца?»
- Где… я… - слова произношу медленно, будто взбираюсь усталым альпинистом по крутому горному склону. – Дома?
Не то каркающий смех, не то механический скрежет заржавевших деталей оживляет мой слух и наполняет новыми звуками.
- Вы, паци, там, где вам надо быть.
- А где мне надо быть?
- Там, где надо.
Ничего не понимаю. Снова проваливаюсь в лучащуюся лунным мигающим светом бездну. В ней глубоко и чувствую себя ничуть не хуже, чем до того, как в неё попал. Поплавок слуха остаётся наверху.
- Что показала обширная секторная съёмка?
- Вот, колле, снимки готовы. Ознакомьтесь.
Из бездны не знаю, чего прекрасно вижу эти два пятна. У каждого в руке-щупальце зажаты плоские панорамно-объёмные прозрачные листы, мелкие молнии и искорки пробегают по изображённым на них подвижных картинках. Они меняются в зависимости от того, где прикасается рука-щупальце. В одно из таких прикосновений в моём мозгу начался обыкновенный переполох-паника: просто-напросто вижу и одновременно ощущаю длинные острые прозрачно-стальные иглы в мозгу, в который одно из светло-мутных пятен вставило в череп. Сфера сверху пятна забликовала и пошла радужными полосами.
- Что же, выглядит вполне оптимистично, колле.
- Где я нахожусь? – более настойчиво требую ответа у размытых пятен.
- Что вы так переживаете, паци, там же, где всегда место каждого паци – в санитарном блоке.
« Место каждого паци… - нейроны приходят в дикую пляску и вибрация раскаляет мозг до ледяного состояния. – Следовательно, паци – это не моё имя».
- Как меня зовут? – снова подаю о себе знать, что приятно веселит размытые пятна.
- А оно вам надо?
- Надо, обязательно надо, - слова, как и губы, кажутся чужими, будто мною руководит некая внутренняя программа, настроенная чьею-то злой рукой на исполнение странного задания.
- Зачем? – оживает первое пятно.
- Вот чудак! – удивляется второе.
- Чтобы знать, - упрямлюсь.
Снова дребезжащий, каркающий, лающий смех звучит в пространстве, напоминающий произвольное прикосновение железных предметов. «Они животные? – страх скручивает внутренности в спираль. – Не люди?»
- Чтобы знать, - повторяют с иронией. – Вам, паци, никогда не говорили? Многие знания – многие скорби?
Тело моё, руки-ноги не слушаются. Двигаются губы, мысли, речь.
- Никогда.
- Поздравляю, мы вас просветили.
- До этого я был в темноте?
- Хм, паци! Ваш случай довольно распространённый, но интересный. Для вас особой разницы конкретно нет: темнота, свет или нечто другое.
- Нечто другое? – зрение то возвращается ко мне и вижу пламя далёкого костра на горной заснеженной вершине, то пропадает и гаснет костёр и воцаряется тьма.
- Паци, - это второй, научился распознавать их по голосам, уроки музыки не проходят даром, - не фиксируйте внимание на словах моего колле. Мы решаем, как быть.
- С кем? Со мной?
Смех с новыми нотками.
- С кем же ещё, паци! Вот рассмешил, так рассмешил. Других здесь нет.
- Где они?
- Далече.
- Не понимаю.
- Далеко. А вот с вами нам копать и копать.
- Что копать?
- В ваших извилинах нам предстоит хорошенько покопаться.
- Зачем? С ними что-то не так?
Второе пятно плавно замещает первое. Голос отстранённый, будто в анус неделикатно прут, раскалённый вставили.
- Не так, паци. Не просто не так, конкретно не так.
- Да в чём дело? Как следует взорваться не удалось, снова что-то помешало, как и сыграть на эмоциях, когда не чувствуешь тело, трудно ориентироваться в пространстве, любой вектор направления скрыт туманом неизвестности.
- Кипятиться как раз не стоит, - первое пятно беседует со мной подчёркнуто вежливо. – Не на пользу. Я прав, колле?
Второе пятно заметно шевельнулось. Изменило форму. В стороны выскочили руки-щупальца. Повисев, плавно втянулись.
- Я всегда прав, паци, - повествует первое пятно. – Я привык говорить правду. Всегда. Такова моя установка – только правда, даже мне во вред.
- А мне? Мне – во вред? – в моём голосе мне самому слышится предательская дрожь, поддерживаемая надеждой на чудо.
- Только.
- Только – что?
- Только во вред. Исключительно во вред. Обязательно во вред. И дело не в вас, паци.
- В ком же тогда?
Меня не слушают.
- И не в нас. Оно в природе нас самих. Колле? Вы где?
Второе пятно растворилось в ярко-матовом свечении. «Я в раю, - родилось спасение. – Со мной беседуют ангелы».
- Этого не надо. Не рекомендую.
- Ангелов? Вы телепаты?
- Они вам зачем, эти бедные безотказные труженики? Вы готовы…
- Ко всему! – опережаю первое пятно выкриком.
- Очень глупо бежать впереди взлетающего самолёта. Вы готовы узнать часть правды?
- Всю нельзя? Сразу, чтобы не мучиться?
- Чтобы не мучиться – нельзя. С вас достаточно и того, чтобы аннулировать всё предыдущее и последующее. Впрочем, ни того, ни другого…
- … ни третьего и так далее, - вклинивается второе пятно. – Довольно вполне. Колле, послушайте опытного наставника и мучителя.
«Господи! – внутри меня всё трепещет. – Наставник и мучитель… Да где же я, высуши дождь мои слёзы!»
- Всю правду или дозированно… Эффект не ослабнет. Объявляйте, колле, я буду снимать показания с приборов.
***
- Махни рюмаху, Ий, - Гор протягивает небольшой стаканчик из прозрачного мерцающего металла. – Клянусь энергией, легче станет.
- Из уважения к тебе, - беру подозрительную ёмкость, нюхая содержимое, взрывная волна отвратительного запаха выворачивает содержимое желудка наружу.
- Не ссы, Ий, - смеётся Гор. – Проверено, - хлопает себя по животу и проводит ладонью по горлу. – Атом мимо «шила» не проскочит. Встряхнёт так, анус от радости разорвётся.
Кривлю рот. Экспериментировать на себе не хочется.
- Стрёмно, Гор. Что емцу хорошо, то енцу смерть.
- Не бзди, Ий, - Гор покачал плечами. – Вчера доса присосали и хоть бы хай! Прости Великий Гуй!
- Вы хоть онну итров присосите, - возражаю активно Гору, - вам, идущим за зарёй, что, хвоя в уретру. Я иной. Риски не входят в мой послужной список.
Гор опрокидывает содержимое стаканчика из мерцающего металла в рот.
- Ты, Ий, - Гор трясёт головой. – Великий предосторожник.
- Предосторожник? Это внутренний жаргон?
***
- Колле, колле, прошу без фанатизма!
- Мой пращур говаривал: пока русаля с себя не стащишь, кайф не поймаешь.
- Колле, колле, - над сферой первого что-то закачалось. – Эти ваши ретро-воспоминания вам во вред. Дискредитируют профессиональное чутьё.
Второе облако вышло из марева туманного света.
Внезапно в голове вспыхивают образы геометрических фигур и решаюсь на вопрос:
- Согласитесь, сначала надо разобраться с моим статусом.
Оба облака застывают в позитуре пестика и тычинки, только сферы покачиваются головками цветов на сильном ветру.
- Мне показалось? – оба облака вытянулись в плоскую полоску.
- Послышалось, - полоска раздвоилась, затем трансформировалась в мутную жижу и повисло бесформенным пятном в воздухе.
В моей голове что-то щёлкает. И я воссиял! В ней, - в моей
