тяжёлые. Я поднесу. У меня тут за углом машина. Я могу вас подвезти, если пожелаете…[/i]
Отец Андрей – человек по натуре несуетный, взвешенный и рассудительный – суетился. Суетился потому, что был рад этой безнадёжно долгожданной встрече. А вот почему был рад – объяснять себе, как раз не спешил. Похоже, не спешил отступиться от своей принципиальности в женском вопросе, решённом для себя раз и навсегда не в пользу прекрасного пола, разумеется. Оно ведь как… Будучи жизнерадостным мужчиной: без комплексов, с нормально развитыми и с успехом функционирующими физиологическими процессами в здоровом организме, Отец Андрей старался, по возможности, идти навстречу запросам и потребностям этого самого организма. Имея вполне умеренное либидо, он с готовностью откликался на настоятельный зов природы исполнить своё предназначение к продолжению рода человеческого, будучи сам одной из неотъемлемых составляющих этого самого процесса. Обладая внешностью настоящего племенного производителя, он с лёгкостью летящей стрелы мог пронзить сердце любой из своих избранниц. Избирательность же его имела некоторые морально-этические особенности.
Конечно, пользуясь редкой возможностью, присущей некоторой части пишущей братии, способной выдать камень за пазухой за спасительную краюху хлеба насущного, автор мог бы представить эту проблему как можно поблаговиднее. Но, опасаясь впасть в непростительное занудство, решил всё же осветить её с прямотой примитивного штопора.
Потеряв жену, Отец Андрей вступал в интимную связь с партнёршами без каких-либо обоюдных обязательств: исключительно с гигиеническими целями… Всё происходило в рамках приличия, со всеми предусмотренными атрибутами, по обоюдному согласию и к обоюдному же удовольствию. Избранницы появлялись и исчезали, как привидения, оставляя едва уловимый запах Шанели №5. И, поскольку все моднейшие духи источали один и тот же аромат, а все летучие пассии, уходя, роняли одиозное: «расслабься, милый», ни одна из ночных фурий не могла, естественно, ни стать желанной, ни сохраниться в его благодарной памяти.
Он называл женский род «популяцией» и считал его, для себя, разумеется, «параллельной субстанцией». Конечно, для достойного мэна: умного, блестяще образованного, занимающего солидное положение в обществе, - такой легкомысленный подход к прекрасной половине человечества выглядел крайне легкомысленно. Больше того: едва ли не по-мальчишески - когда категорическое неприятие девчонок восходит порой до непереносимости. Но… ничего не попишешь: таков он, этот самый Отец Андрей. Был.Раньше.
Теперь же он, готовый переминаться с ноги на ногу как застенчивый школьник, будет стоять перед Настей - этой, с виду неброской миловидной женщиной, - ожидая принятия или, не дай бог, не принятия ею его предложения.
-Спасибо. Я с удовольствием воспользуюсь вашей любезностью. Сумки действительно тяжёлые. И до маршрутки путь не близкий. Я живу в районе площади Трёх Штыков.
-Я знаю. Я спрашивал о вас Андрея. Он сказал мне.
-Да: он меня тогда подвозил.
-Мы часто о вас вспоминали.
-Что так?
-Вы нам понравилась.
-С чего бы?
-Есть женщины, которые всё умеют. И всё делают. И поют хорошо. А с ними как-то, я бы сказал, совсем неуютно. А само ваше присутствие создаёт уют. Рядом с вами комфортно.
-Даже с такими тяжёлыми сумками? – крайне удивилась такому откровению.
-Даже.
В машине они станут ехать молча. Каждый будет думать своё...
В жизни Насти, как и у большинства женщин, было множество мужчин. Разных. Она сводила с ума всех, но хотела не каждого, а лишь того, кто был ей интересен, приходился по душе, и, разумеется сам имел эту самую душу. Таких же - были единицы. Кто-то нравился, кто-то очень. Любила же она единственно своего Генчика. И лишь когда крайне голодная нужда, угрожая будущему здоровью её детей, вывела её на панель – она узнала истинную сущность мужской «популяции». И она мужчин возненавидела. Всех. И её любимого Генчика тоже.
Ощутимо кольнёт сердце. Настя сделает глубокий жадный вдох и откинется на сиденье.
-С вами всё в порядке? – встревожится попутчик.
Настя мелко закивает и улыбнётся, смежив ресницы.
