С той стороны стекла

утра. Я права? — Говард утвердительно кивнул. — Результаты были у нас в двенадцать. Не каждый день находят труп с такими… повреждениями.
«В двенадцать. Как раз когда к нам пришёл Пройсс», — подумал Вэл.
— Вы имеете в виду укусы? — поинтересовался Анри.
— Именно.
— Никак не могу понять, откуда там могло взяться животное, напавшее на бедняжку Йохану, — сокрушённо сказал Говард.
— Животное? — переспросила Габи с неприятным смешком. — Хотелось бы надеяться.
— Что вы под этим подразумеваете? — Говард испуганно взглянул на неё.
— Да так. Тревожные мысли.
Вэл сразу понял, о чём она говорит.
— Кажется, мы подъезжаем, — сказал Анри, посмотрев в окно.
Говард хотел помочь Габи с чемоданом, но она усмехнулась и проговорила:
— Благодарю. Я служу в полиции, а не в цветочном магазине. И чемодан всегда ношу сама.
Кажется, бедняга окончательно сник от такого напора. Их уже ждал водитель — угрюмый, мрачный тип из тех, что запросто могут ночью подкараулить тебя за углом. Он постарался вежливо улыбнуться, но улыбка вышла похожей на оскал, и Вэла передёрнуло. Анри деловито разместил чемодан в багажнике. Говард, невзирая на резкость, предложил Габи ехать с ними, и она положила свой рядом с Анри. Вэл взял саквояж в машину. Они втроём уселись сзади, Говард — спереди, что-то тихо сказав водителю. Габи снова приоткрыла окно:
— Вы не возражаете?
Вроде бы никто не возражал. Ветер швырнул ей волосы на лицо, а потом отбросил обратно. Странной всё-таки была жизнь: спустя столько лет снова заставить их работать вместе. Теперь уже действительно вместе, над одним делом. Ей снова захотелось курить, но она сдержалась, положив руку в карман и погладив портсигар.
Отец был разочарован, когда родилась девочка. Ещё больше разочарован, когда узнал об её Аномалии. Она будет одинока даже в толпе. Отец считал её неподходящей для этой профессии. Не хотел учить её ничему, но учил, потому что других детей у него не случилось. Теперь она раскрыла уже два серьёзных дела. Её уважали. Она была выше любых понятий, как Анри и Вэл. И она прикипела за долгие годы к своему одиночеству, к небольшой квартирке и Луису, с которым жила последние шесть лет. Луис был крупным белым котом со смешной мордашкой.
Габи покосилась на Вэла, сидящего рядом, на его белые волосы. Он вдруг напомнил ей о Луисе, и эта мысль её рассмешила. Она улыбнулась. За окном был прелестный май. У Габи стало тепло на душе.
Тем временем, вдали показался дом Говарда.

3.
Дом был двухэтажный, достаточно большой — с крыльцом, изящными резными перильцами, увитыми плющом, и высокими окнами. Узорчатые ворота были открыты. У дома бурно переговаривались несколько человек; завидев автомобиль, они смолкли и уставились на него с подозрением. Говард вышел первым и что-то сказал им: кажется, увидев его, они немного успокоились.
— Здесь и правда неплохо, — сказал Вэл, выйдя из автомобиля и осмотревшись по сторонам. Он никак не мог расстаться с пресловутым саквояжем и теперь забавно прижимал его к груди. Действительно, его содержимое он бы не доверил никому, кроме Анри. Ветер дул такой же тёплый, но отчего-то стало свежее. Со всех сторон дом обступали высокие деревья.
— Я же говорил, что вам понравится, — довольно и даже гордо ответил Говард.
«Я пока этого не говорил, — подумал Вэл. — Скорее, наоборот, местная благостность мне очень не нравится».
Он слабо улыбнулся Говарду и перевёл взгляд на Габи, которая поправляла растрепавшиеся в поездке волосы.
— Я так понимаю, можно начинать, — деловито сказала она. — Хотелось бы увидеть, где лежала Йохана.
— Д-да, конечно, — выдал Говард.
«Нервы у него всё-таки ни к черту», — усмехнулся про себя Вэл.
Говард сказал слуге отнести вещи в комнаты; Габи взяла чемодан с собой.
— Я не планировала оставаться здесь на ночь, но теперь вижу, что постоянно ездить будет неудобно, — пожаловалась она Вэлу. — Придётся пристроить Луиса к соседке и завтра остаться в гостинице. Думаю, расследование продлится не меньше недели…
— Луиса?
— Так зовут моего кота, — пояснила Габи. — Извините, что нагружаю вас ненужными подробностями.
— Всё в порядке, — произнёс вклинившийся в разговор Анри. — То, что нужно, чтобы развеять тревогу.
— А тебе тревожно? — спросил его Вэл.
— Ты разве сам не чувствуешь?
Вэл чувствовал — с момента приближения к дому — что-то очень нехорошее. Он не ответил. Следуя за Говардом, они обогнули дом.
— Где местный следователь? — поинтересовалась Габи.
— Наверное, допрашивает друга Йоханы внутри, — откликнулся Говард.
— Друга?
— Ну, вы понимаете… — Говард замялся.
— Понимаю. А родственники у неё есть?
— Насколько мне известно, есть отец. Живёт далеко, в другом городе. Его ещё не оповестили. Они вроде бы несколько лет не общались. Вряд ли он приедет.
— Нужно оповестить и хотя бы убедиться, что в последнее время он никуда не выезжал, — сказала Габи. — Это обязательно. Следует сообщить следователю.
Место, где лежала Йохана, очертили мелом.
— В каком положении она была? — спросила Габи.
— На боку. Руки раскинуты, — кажется, Говарда опять замутило.
— Нужно поговорить со следователем. И с криминалистом, — Вэл провёл рукой над гравием. Странное ощущение не покидало его.
— Сначала сделаю кое-что, — Габи опустилась на корточки и приоткрыла чемодан. — Отойдите, пожалуйста, в сторону, это может быть опасно, — сказала она Говарду, доставая из чемодана какой-то непонятный прибор, похожий на песочные часы.
Вэлу он, впрочем, был хорошо знаком — такой же сейчас мирно покоился в специальном отделении саквояжа (если, конечно, Анри не забыл его положить). Измеритель уровня Аномалии. Он мог определить наличие Аномалии у ребёнка; зафиксировать её у взрослого было практически невозможно, так как энергетическое поле приспосабливалось к окружающей среде и становилось гораздо слабее. Вэл и некоторые другие использовали прибор для измерения потусторонних вмешательств, хотя наукой они отрицались.
Блестящий песок, состоящий из измельчённого серебра, вдруг поднялся  резкой струёй и прилип к верху прибора. Габи перевернула его, но снова произошло то же самое.
— Видите? — обратилась она к Вэлу и Анри.
Анри побледнел. Вэл медленно кивнул, тоже опускаясь на корточки.
— Вы уверены, что измеритель показывает правильно?
— Более чем, — сердито бросила Габи. — Или вы думаете, что я таскаю с собой неисправный прибор?
— Прошу меня извинить, — Вэл слегка покраснел, что с ним случалось крайне редко. — У меня тревожные ощущения от этого места, но я не полагал, что всё настолько... ужасно.
Габи убрала измеритель обратно в чемодан, затем достала маленькую банку и мерный совочек, почерпнула им немного гравия — и ссыпала его в банку. Вэл спохватился, ведь он тоже собирался это сделать, и приоткрыл саквояж.
— Надеетесь что-то обнаружить? — Анри опустился рядом и потрогал гравий. Пальцы обожгло. — Как жжётся! — он отдёрнул руку.
— Жжётся? — удивлённо переспросила Габи.
— У меня повышенная чувствительность, — пояснил Анри. — Жжение — плохой знак.
— Неудивительно, — она понизила голос, но Говард отошёл достаточно далеко и всё равно не мог их услышать. — Помните дело об убийстве на пустыре? Как раз когда мы работали в агентстве.
— Ещё бы не помнить, — мрачно отозвался Вэл. — Его могли бы раскрыть, если бы не отрицали очевидное. Только я не думаю, что эти дела связаны.
— Я тоже не думаю. Вряд ли это один и тот же… человек. Или существо. Только тогда измеритель повёл себя так же.
— Откуда вы знаете? — поднял бровь Вэл. — У меня не было тогда этого прибора. Ни у кого из группы не было.
— А у меня был. Отцовский, — Габи отвела взгляд. — Я один раз ездила на место происшествия. Мне, как секретарю, было не положено, но я не удержалась. Хотела просто проверить одну теорию… Дело я, конечно, раскрыть тогда не смогла бы. Опыта мало, следственной информации никакой. Но я хотя бы удостоверилась, что это… потустороннее вмешательство, а не какое-то животное, как трубили по радио.
— Вы изучали землю с пустыря? Где лежала жертва? — Вэл поднялся и стал разминать ноги.
Анри и Габи последовали его примеру.
— Изучала. Тогда у меня было меньше знаний, и всё-таки я сумела понять, что земля оттуда была… мёртвой. Лишённой энергетики. Как будто девушка лежала там уже тысячу лет. Это показалось мне странным, — Габи убрала банку и совочек во внутренний карман чемодана. — Пустырь, конечно, не предполагает особенной жизни, но эта пустота была неестественной. К сожалению, ничего не могу сказать насчёт жжения, так как не обладаю такой чувствительностью.
— Может быть, если у нас выйдет раскрыть это дело, мы поймём, что случилось тогда, — задумчиво проговорил Вэл.
— Может быть. Сейчас я предлагаю вернуться и допросить друга Йоханы, если он там, — подал голос Анри.
Втроём они подошли к Говарду.
— Мы бы хотели пройти в дом. Если вы не возражаете.
— Конечно-конечно, — быстро ответил Говард.
У дома уже никого не было. Внутри он был красивым, но мрачноватым. Несмотря на проникающее в окна солнце в доме было, как бывает в пасмурную погоду — вроде бы ещё светло, но тучи уже сгущаются и предвещают мрак и тьму. В холле горел камин — Вэл заметил на решётке хорошеньких медных змеек. Казалось, будто их изумрудные глаза видят всё происходящее, а сами змейки того и гляди оживут. Вэл поёжился.
— Они как живые, да? — прошептал ему Анри.
На стене висел портрет бледной женщины в чёрном — Говард сказал, что это его мать. Потолок был довольно высокий и создавалось ощущение, что он соткан из темноты. Лестница из тёмного дерева слева вела на второй этаж. Её перила были украшены такими же змейками. Из холла они сразу попали в просторную комнату; мебель здесь тоже была из тёмного дерева — тумбочка в углу, массивный шкаф, стеллаж с книгами, круглый стол на изящных, но крепких ножках, несколько стульев, небольшой диван и кабинетный рояль у окна. Над роялем в рамке висел морской пейзаж: спокойное лазурное море, лёгкие волны — и уже начавшее темнеть небо, предвестник наступающей бури. Казалось, коснись картины пальцами — и на них останутся солёные капли.
За столом сидел следователь. Он был тощий, с широкими усами, которые смотрелись крайне нелепо на его худом лице. Нос крючком и насупленные брови придавали ему вид хищной птицы, что не внушало особенной приязни. Напротив него ссутулился бедно одетый молодой человек. У него было обычное лицо, русые волосы, и он не представлял бы собой ничего примечательного, если бы не его чудесные глаза с длинными ресницами, которые смотрели с какой-то странной, будто тысячелетней тоской и печалью.
— Извините, что прерываю, господин следователь, — произнесла Габи. — Инспектор Джиллс. Меня прислали из Пинсельштадта. Я бы хотела сама побеседовать с… Скажите, как ваше имя?
— Петер. Петер Бекк, инспектор, — очень тихо ответил молодой человек, подняв взгляд на Габи.
Она села рядом.
— Я могу присутствовать? — следователь был крайне недоволен тем, что его прервали.
— Конечно. Я попрошу вас, господин Пройсс, покинуть комнату.
Говард, видимо, рассчитывал, что ему удастся остаться, но сказать ничего не решился, только кивнул и вышел.
— Скажите, господин Бекк, где вы были в ночь с субботы на воскресенье?
Тот нервно заёрзал на стуле.