рассчитываем.
Его голос прозвучал немного насмешливо, но Габи это не задело. Говард сел рядом с Вэлом и неловко сунул руки в карманы. Очевидно, он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Вас прислали из города? — спросил он у Габи.
— Так точно. Ваша местная полиция подключила нас. Им очень не понравились результаты вскрытия.
— Они уже пришли? Так быстро? — удивился Вэл, выныривая из размышлений.
— Послушайте, господин Пройсс обнаружил тело в пять утра. Я права? — Говард утвердительно кивнул. — Результаты были у нас в двенадцать. Не каждый день находят труп с такими… повреждениями.
«В двенадцать. Как раз когда к нам пришёл Пройсс», — подумал Вэл.
— Вы имеете в виду укусы? — поинтересовался Анри.
— Именно.
— Никак не могу понять, откуда там могло взяться животное, напавшее на бедняжку Йохану, — сокрушённо сказал Говард.
— Животное? — переспросила Габи с неприятным смешком. — Хотелось бы надеяться.
— Что вы под этим подразумеваете? — Говард испуганно взглянул на неё.
— Да так. Тревожные мысли.
Вэл сразу понял, о чём она говорит.
— Кажется, мы подъезжаем, — сказал Анри, посмотрев в окно.
Говард хотел помочь Габи с чемоданом, но она усмехнулась и проговорила:
— Благодарю. Я служу в полиции, а не в цветочном магазине. И чемодан всегда ношу сама.
Кажется, бедняга окончательно сник от такого напора. Их уже ждал водитель — угрюмый, мрачный тип из тех, что запросто могут ночью подкараулить тебя за углом. Он постарался вежливо улыбнуться, но улыбка вышла похожей на оскал, и Вэла передёрнуло. Анри деловито разместил чемодан в багажнике. Говард, невзирая на резкость, предложил Габи ехать с ними, и она положила свой рядом с Анри. Вэл взял саквояж в машину. Они втроём уселись сзади, Говард — спереди, что-то тихо сказав водителю. Габи снова приоткрыла окно:
— Вы не возражаете?
Вроде бы никто не возражал. Ветер швырнул ей волосы на лицо, а потом отбросил обратно. Странной всё-таки была жизнь: спустя столько лет снова заставить их работать вместе. Теперь уже действительно вместе, над одним делом. Ей снова захотелось курить, но она сдержалась, положив руку в карман и погладив портсигар.
Отец был разочарован, когда родилась девочка. Ещё больше разочарован, когда узнал об её Аномалии. Она не сможет продолжить род. Не будет хотеть того, чего хочет большинство. Она будет одинока даже в толпе. Отец считал её неподходящей для этой профессии. Не хотел учить её ничему, но учил, потому что других детей у него не случилось. Теперь она раскрыла уже два серьёзных дела. Её уважали. Она была выше любых понятий, как Анри и Вэл. И она прикипела за долгие годы к своему одиночеству, к небольшой квартирке и Луису, с которым жила последние шесть лет. Луис был крупным белым котом со смешной мордашкой.
Габи покосилась на Вэла, сидящего рядом, на его белые волосы. Он вдруг напомнил ей о Луисе, и эта мысль её рассмешила. Она улыбнулась. За окном был прелестный май. У Габи стало тепло на душе.
Тем временем, вдали показался дом Говарда.
3.
Дом был двухэтажный, достаточно большой — с крыльцом, изящными резными перильцами, увитыми плющом, и высокими окнами. Узорчатые ворота были открыты. У дома бурно переговаривались несколько человек; завидев автомобиль, они смолкли и уставились на него с подозрением. Говард вышел первым и что-то сказал им: кажется, увидев его, они немного успокоились.
— Здесь и правда неплохо, — сказал Вэл, выйдя из автомобиля и осмотревшись по сторонам. Он никак не мог расстаться с пресловутым саквояжем и теперь забавно прижимал его к груди. Действительно, его содержимое он бы не доверил никому, кроме Анри. Ветер дул такой же тёплый, но отчего-то стало свежее. Со всех сторон дом обступали высокие деревья.
— Я же говорил, что вам понравится, — довольно и даже гордо ответил Говард.
«Я пока этого не говорил, — подумал Вэл. — Скорее, наоборот, местная благостность мне очень не нравится».
Он слабо улыбнулся Говарду и перевёл взгляд на Габи, которая поправляла растрепавшиеся в поездке волосы.
— Я так понимаю, можно начинать, — деловито сказала она. — Хотелось бы увидеть, где лежала Йохана.
— Д-да, конечно, — выдал Говард.
«Нервы у него всё-таки ни к черту», — усмехнулся про себя Вэл.
Говард сказал слуге отнести вещи в комнаты; Габи взяла чемодан с собой.
— Я не планировала оставаться здесь на ночь, но теперь вижу, что постоянно ездить будет неудобно, — пожаловалась она Вэлу. — Придётся пристроить Луиса к соседке и завтра остаться в гостинице. Думаю, расследование продлится не меньше недели…
— Луиса?
— Так зовут моего кота, — пояснила Габи. — Извините, что нагружаю вас ненужными подробностями.
— Всё в порядке, — произнёс вклинившийся в разговор Анри. — То, что нужно, чтобы развеять тревогу.
— А тебе тревожно? — спросил его Вэл.
— Ты разве сам не чувствуешь?
Вэл чувствовал — с момента приближения к дому — что-то очень нехорошее. Он не ответил. Следуя за Говардом, они обогнули дом.
— Где местный следователь? — поинтересовалась Габи.
— Наверное, допрашивает друга Йоханы внутри, — откликнулся Говард.
— Друга?
— Ну, вы понимаете… — Говард замялся.
— Понимаю. А родственники у неё есть?
— Насколько мне известно, есть отец. Живёт далеко, в другом городе. Его ещё не оповестили. Они вроде бы несколько лет не общались. Вряд ли он приедет.
— Нужно оповестить и хотя бы убедиться, что в последнее время он никуда не выезжал, — сказала Габи. — Это обязательно. Следует сообщить следователю.
Место, где лежала Йохана, очертили мелом.
— В каком положении она была? — спросила Габи.
— На боку. Руки раскинуты, — кажется, Говарда опять замутило.
— Нужно поговорить со следователем. И с криминалистом, — Вэл провёл рукой над гравием. Странное ощущение не покидало его.
— Сначала сделаю кое-что, — Габи опустилась на корточки и приоткрыла чемодан. — Отойдите, пожалуйста, в сторону, это может быть опасно, — сказала она Говарду, доставая из чемодана какой-то непонятный прибор, похожий на песочные часы.
Вэлу он, впрочем, был хорошо знаком — такой же сейчас мирно покоился в специальном отделении саквояжа (если, конечно, Анри не забыл его положить). Измеритель уровня Аномалии. Он мог определить наличие Аномалии у ребёнка; зафиксировать её у взрослого было практически невозможно, так как энергетическое поле приспосабливалось к окружающей среде и становилось гораздо слабее. Вэл и некоторые другие использовали прибор для измерения потусторонних вмешательств, хотя наукой они отрицались.
Блестящий песок, состоящий из измельчённого серебра, вдруг поднялся резкой струёй и прилип к верху прибора. Габи перевернула его, но снова произошло то же самое.
— Видите? — обратилась она к Вэлу и Анри.
Анри побледнел. Вэл медленно кивнул, тоже опускаясь на корточки.
— Вы уверены, что измеритель показывает правильно?
— Более чем, — сердито бросила Габи. — Или вы думаете, что я таскаю с собой неисправный прибор?
— Прошу меня извинить, — Вэл слегка покраснел, что с ним случалось крайне редко. — У меня тревожные ощущения от этого места, но я не полагал, что всё настолько... ужасно.
Габи убрала измеритель обратно в чемодан, затем достала маленькую банку и мерный совочек, почерпнула им немного гравия — и ссыпала его в банку. Вэл спохватился, ведь он тоже собирался это сделать, и приоткрыл саквояж.
— Надеетесь что-то обнаружить? — Анри опустился рядом и потрогал гравий. Пальцы обожгло. — Как жжётся! — он отдёрнул руку.
— Жжётся? — удивлённо переспросила Габи.
— У меня повышенная чувствительность, — пояснил Анри. — Жжение — плохой знак.
— Неудивительно, — она понизила голос, но Говард отошёл достаточно далеко и всё равно не мог их услышать. — Помните дело об убийстве на пустыре? Как раз когда мы работали в агентстве.
— Ещё бы не помнить, — мрачно отозвался Вэл. — Его могли бы раскрыть, если бы не отрицали очевидное. Только я не думаю, что эти дела связаны.
— Я тоже не думаю. Вряд ли это один и тот же… человек. Или существо. Только тогда измеритель повёл себя так же.
— Откуда вы знаете? — поднял бровь Вэл. — У меня не было тогда этого прибора. Ни у кого из группы не было.
— А у меня был. Отцовский, — Габи отвела взгляд. — Я один раз ездила на место происшествия. Мне, как секретарю, было не положено, но я не удержалась. Хотела просто проверить одну теорию… Дело я, конечно, раскрыть тогда не смогла бы. Опыта мало, следственной информации никакой. Но я хотя бы удостоверилась, что это… потустороннее вмешательство, а не какое-то животное, как трубили по радио.
— Вы изучали землю с пустыря? Где лежала жертва? — Вэл поднялся и стал разминать ноги.
Анри и Габи последовали его примеру.
— Изучала. Тогда у меня было меньше знаний, и всё-таки я сумела понять, что земля оттуда была… мёртвой. Лишённой энергетики. Как будто девушка лежала там уже тысячу лет. Это показалось мне странным, — Габи убрала банку и совочек во внутренний карман чемодана. — Пустырь, конечно, не предполагает особенной жизни, но эта пустота была неестественной. К сожалению, ничего не могу сказать насчёт жжения, так как не обладаю такой чувствительностью.
— Может быть, если у нас выйдет раскрыть это дело, мы поймём, что случилось тогда, — задумчиво проговорил Вэл.
— Может быть. Сейчас я предлагаю вернуться и допросить друга Йоханы, если он там, — подал голос Анри.
Втроём они подошли к Говарду.
— Мы бы хотели пройти в дом. Если вы не возражаете.
— Конечно-конечно, — быстро ответил Говард.
У дома уже никого не было. Внутри он был красивым, но мрачноватым. Несмотря на проникающее в окна солнце в доме было, как бывает в пасмурную погоду — вроде бы ещё светло, но тучи уже сгущаются и предвещают мрак и тьму. В холле горел камин — Вэл заметил на решётке хорошеньких медных змеек. Казалось, будто их изумрудные глаза видят всё происходящее, а сами змейки того и гляди оживут. Вэл поёжился.
— Они как живые, да? — прошептал ему Анри.
На стене висел портрет бледной женщины в чёрном — Говард сказал, что это его мать. Потолок был довольно высокий и создавалось ощущение, что он соткан из темноты. Лестница из тёмного дерева слева вела на второй этаж. Её перила были украшены такими же змейками. Из холла они сразу попали в просторную комнату; мебель здесь тоже была из тёмного дерева — тумбочка в углу, массивный шкаф, стеллаж с книгами, круглый стол на изящных, но крепких ножках, несколько стульев, небольшой диван и кабинетный рояль у окна. Над роялем в рамке висел морской пейзаж: спокойное лазурное море, лёгкие волны — и уже начавшее темнеть небо, предвестник наступающей бури. Казалось, коснись картины пальцами — и на них останутся солёные капли.
За столом сидел следователь. Он был тощий, с широкими усами, которые смотрелись крайне нелепо на его худом лице. Нос крючком и насупленные брови придавали ему вид хищной птицы, что не внушало особенной приязни. Напротив него ссутулился бедно одетый молодой человек. У него было обычное лицо, русые волосы, и он не представлял бы собой ничего примечательного, если бы не его чудесные глаза с длинными ресницами, которые смотрели с какой-то странной, будто тысячелетней тоской и печалью.
— Извините, что прерываю, господин следователь, — произнесла Габи. — Инспектор Джиллс. Меня прислали из
