Ну, это даже неприлично, когда в самой середине декабря людей, уже пропитавшихся заботами о новом годе, поливает дождём!..
По всей стране нашей ставят ёлки, украшают их мишурным зимним инеем, который намокает от дождя: того и гляди – отвалится. И потому у всех прохожих на лицах разочарование.
И сам начинаешь думать уже недоброе. Представляется, что Бог там у себя в небесных чертогах задремал или отвлёкся на что-то более важно, а юные Ангелы тем временем вздумали подурачиться, нажав вместо кнопок «Мороз» и «Снег» несезонные «Оттепель» и «Дождь». Или не кнопки у них там вовсе, а верёвочки по старинке?..
Ну, А Машеньке с Мишенькой – всё едино: дождь ли на улице, снег ли. Или вообще даже жара непереносимая. У них всегда всё хорошо и покойно. Уже пятьдесят лет - всё то время, что они женаты. У них, что называется, идеальный брак. Прямо вот хотите верьте, а… или вообще думайте, что всё это придумано понарошку.
Вот бывают такие семьи, потому что люди подобные тоже случаются. И не только на нашей с вами родине. Этим великим талантом – любить и быть любимыми – наделяет Господь, абсолютно невзирая на национальную, этническую или культурную принадлежность.
Просто так даёт. Ни за что.
И заслужить это у Господа Бога нашего невозможно. Ни праведной жизнью нескольких поколений предков, ни собственной непогрешимостью. Просто иногда в наш мир приходят люди, которые сами даже не знаю, какого счастья удостоились.
Вот Маша и Миша такими счастливчиками и были. Они как встретились, как увидели друг друга в библиотеке школьной, когда им Наталья Семёновна книжки про счастье подбирала, так и срослись сердцами, так и думали всю жизнь, что у всех так.
Маша Мишу и из армии ждала, как и полагается.
А потом… и из тюрьмы тоже. Не надо бы про это рассказывать, чтобы не омрачать идиллической картинки, но ведь было же – было!..
В первый же вечер после того , как Мишенька вернулся из армии, пошли они на танцы…
Во-о-о-т, значит. А там уже Машенькин брат Женька с ребятами отплясывал. Ну, если честно, то не столько даже отплясывал, сколько … как бы это поточнее высказаться… - активно жаждал приключений. И был вознаграждён таковыми с избытком.
Пришли на танцы солдаты из соседней воинской части. Они-то и стали предметом пристального внимания Женьки и его компании.
Одним словом: драка. Солдаты – в кирзачах и с солдатскими ремнями, на руки намотанными так, чтобы пряжка была почти смертельным оружием. Ну, Женька-то парень здоровый, «сиделый» за драку по малолетке, а потому у одного солдатика, хлипкого, ремень тот вырвал и им же этого новобранца и уработал. А когда тот с залитым кровью лицом упал на руки сослуживцев, Женька ремень Мишеньке в руки сунул, будущему родственнику. А Мишенька за брата Машенькиного – горой. И здесь, на танцплощадке, и потом - на суде. Так вот и сел за чужой грех на три года. Да как – за чужой-то? За родственный, а значит, - за свой.
Машенька его дождалась, и они поженились. Теперь уже, чтобы никогда в жизни не расставаться. И не расставались, даже после того, как после смерти Женьки Мишенька «страшную семейную тайну» узнал.
Когда Мишенька сел, чтобы Женькин грех искупить, тот однажды, напившись пьяным так, что себя не помнил… Машеньку… «перепутал со своею подружкой»… Это он потом сам так рассказывать пытался… «Перепутал», когда они поехали на два дня, взяв палатки, на Дальние Озёра.
Когда уже под утро Машенька, растерзанная и почти безумная, прибежала назад в их маленький город и, плача, всё рассказала отцу с матерью, те запрыгнули на мотоцикл «Урал» с коляской и десять километров гнали по степи, вцепившись отец в руль, а мать в отцову спину. Машенька, замершая от ужаса, почти лежала на дне люльки.
За волосы вытащили в дым пьяного Женьку из палатки и начали убивать.
Маша только выла, так и не выйдя из мотоциклетной коляски. Били его так, что когда нашли через двое суток в степи тело, долго сомневались, Женька ли это. А когда опознали, то «поверили» рассказам «свидетелей», будто убили его проезжавшие мимо цыгане за то, что ночью он, якобы, пришёл к ним в табор, чтобы утешиться с молодыми цыганками.
Хоронили Женьку тихо и без оркестра. Вечером. Прямо как не православного.
Когда Машенька заплакала и хотела горсть земли в братову могилу кинуть, мать почти сердито кулак ей разжала, землю выкинула и тою же рукою, в земле испачканной, слёзы дочери вытерла в два взмаха, словно по щекам надавала.
После возвращения из тех самых мест, что слывут у нас в России «не столь отдалёнными», Мишенька чин- чинарём пришёл свататься.
Машенька закраснелась прям вся и из комнаты убежала. Прохор же Захарыч, отец Мани, позвал Мишку на улицу курить. Там, возле сарая, на сеновале которого ревела в это время Машенька, всё парню, как на духу и рассказал.
А потом, глядя на дотлевавший в заскорузлых пальцах «бычок» папиросный, спросил Мишку: «как тот, после энтого на всё это дело смотрит»…
Мишка во всё время рассказа на будущего тестя тоже не глядел, а ногтем, грязным, обкусанным, всё дырочку на коленке у себя расковыривал. И, кажется, даже злился, что она никак не расковыривалась.
Когда тесть рассказ свой горестный закончил и, всё же, посмотрел на будущего зятя, тот проговорил:
- А Маша-то как, бедная?.. Ей-то без меня теперь совсем невозможно будет…
… Свадьбу сыграли через две недели. И тут уж всех близких и не близких посозывали. Не поскупились. Не экономили. Неделю поили всю округу Машины родители.
А Машенька с Мишенькой были просто счастливы, что остальным дела до них не было. И начали они жить вдвоём. Навсегда вдвоём. Потому что то ли после случая этого поганого, то ли ещё почему, но детей у Маруси не было. Не было их, стало быть, и у Михаила. Может, Бог их просто друг для друга сделал и берёг такими?..
Прожили так почти тридцать лет. И у Мишеньки, вроде как, ум стал мешаться. Маша его и в хорошие больницы возила, и докторам показывала, всё одно – толку не было. Единодушно все говорили, что постигла его болезнь Альцгеймера, которая медленно туманила его разум после той драки с солдатами, когда он Женькин грех на себя принял: по голове его тогда сильно ударили.
Последние же двадцать лет Мишенька напрочь забыл, что они с Машенькой женаты. Но то, что любит он её, - помнил. И каждое утро ей букет полевых цветов приносил и просил, чтобы она замуж за него вышла.
Если зима на дворе, как сейчас, - декабрь, например, Мишенька шёл к старой библиотеркаше Наталье Семёновне, и та ему маленький букетик из горшочных цветов делала и в бумажку заворачивала, чтобы дорогой не замёрзли.
И идёт Мишенька к своей Машеньке, даже не замечая, что на свете происходит декабрь, прямо посередине которого идёт дождь.
Когда же Машенька говорит ему, что они уже женаты, он всякий раз радуется, словно впервые это услышал, и улыбается ей беззубым ртом, потому что зубы ему тоже в той драке вышибли…
|