Ох уж мне эти грибочки!

только между собой называли “поганым отделом”, а заодно и половину здания. Лабораторий в нем было меньше, хотя сотрудников приблизительно столько же, и были они в среднем моложе.
Отдел был тоже славный! Здесь трудились самые красивые женщины института, особенно выделялась группа бледной поганки и схожих с ней видов. Отдел, разумеется, славился не только красотой сотрудниц.
Так, молодой ученый-математик, скажу без лишней скромности, “гордость Института”, нашел уравнения, описывающие распределение белых чешуек на шляпке красного мухомора. Большая умница! Недаром по нему сохли девицы из бухгалтерии и планового отдела. Причем было высказано смелое предположение, что такой подход применим для всех разновидностей мухоморов. Разумеется, это, вызвало широкую научную дискуссию. Лишних знаний не бывает! По большому счету, это белые пятна науки!

  Кое-кто, и не без основания, требовал всесторонней экспериментальной проверки и уже рвался в леса и джунгли. Другие соглашались, что, скорее всего, для пантерного, желтоножкового и высокого мухоморов данное утверждение справедливо, но для одинокого и шишкообразного это все же спорно, и так далее, и тому подобное. Возможно, ученые мужи еще долго ломали бы копья, я плохо разбираюсь в математике, но убеленный сединами руководитель сектора желчных грибов и других тилопил на заседании ученого совета поставил в споре точку, резонно заявив:

  - Amanita muscaria non Amanita solitaria! Nihil est quod mathematica.

  Такое высказывание не только удивило, но даже несколько напугало. Все были уверены, что почтенный старец по обыкновению дремлет, а тут гром среди ясного неба — латынь! Вот оно, медицинское образование! К тому же, понятной была лишь первая половина фразы: “Красный мухомор — это не одинокий мухомор*”. Мало ли что скрывает второе предложение? Это настораживало. Вторую половину: “Математика здесь бессильна”, — перевели позже, переспрашивать у больших ученых как-то не принято.
  И окончательно закрыла вопрос, конечно же, референт лаборатории лисичковых, подчеркнув, что не усматривает в дальнейших обсуждениях большой практической пользы:
  - Вот если бы белые грибы имели чешуйки, тогда другое дело!

  Это было произнесено столь безапелляционно, что никто не решился просить разъяснений, а тем более спорить, и заседание сочли законченным.

  Попробовали бы вы поспорить! Референт, знаете ли, была “железная леди”. Помню ее защиту диссертации об отличительных признаках ложной лисички. Обширнейший иллюстративный материал, сразу видно: фотоаппарат — основной инструмент. Море цветных фотографий! В голосе металл!
Ну, естественно,и здесь не обошлось без инсинуаций. Кто-то  из "грибников" заявил, что, хотя глаз и прекрасный инструмент, важнее все же то, что за глазом, и фактически вся работа сведена к грибному комарику - вредителю пластинчатых грибов. Исследовано лишь эмбриональное развитие мушки сциары, ее метаморфозы и имаго. Глава о внешнем пищеварении неглубока, данные по свободным аминокислотам бессистемны, и прочее.
Однако, ведущий специалист института зоологии с этим не согласился, и дал более чем критическую оценку энтомологическим исследованиям. Впрочем, отметил, что  онтогенез грибов показан хорошо и полно.
    Не одного черного шара!
Казалось бы, после такой защиты — самое место в поганом отделе. Мелко! Добилась места в благородном и скоро вошла в ученый совет, профком, редколлегию и, кажется, еще куда-то.

  Откровенно говоря, ее даже немного побаивались не только в этих отделах, но и в отделе условно съедобных грибов, который располагался на первом этаже под лестницей. Кое-кто называл его Уголком Дурова. Откуда взялось столь лестное сравнение, я до сих пор понять не могу. Может из-за его крохотной площади? Возглавлял его Протас Остапович Бузина — дородный мужчина с широким красным лицом и маленькими смеющимися глазками. Говорил он громко, даже громогласно, правда, всегда доброжелательно. Некоторые сотрудники, видимо, не самой высокой квалификации, утверждали, что от него частенько отдает свекольным самогоном. Истинные же знатоки в запахе узнавали ароматы вытяжек из грибов, с которыми Протас Остапович много работал.

    Я с ними полностью согласен. Какой же может быть самогон, к тому же из свеклы, в солидном научном учреждении, да еще в рабочее время? Нонсенс! Это все из-за плохой вентиляции.

    Стратегическая задача отдела, спущенная с самого верха, состояла в том, чтобы перевести условно съедобные грибы в разряд съедобных или, в крайнем случае, несъедобных, последнее почему-то считалось проще. Словом, с целью снижения отравлений грибами, дано указание покончить с неопределенностью. Завотделом, насколько я знаю, в душе этому аргументированно сопротивлялся. В конце концов, по Дарвину, должны же быть какие-то переходные формы?!

  Как патриот Института c зоологическим образованием, я полностью разделяю эту научно обоснованную точку зрения. Однако продолжим знакомство с Институтом.

  На первом этаже также находились столовая и библиотека. Столовая — под отделом несъедобных грибов, библиотека — под благородным. Столовая славилась постоянством ассортимента и клиентурой. Каждый день на ее дверях вывешивалось новое меню, вернее свежее, так как оно, за редким исключением, отличалось лишь датой. Правда, иногда в нем все же находили какое-нибудь неизвестное блюдо из грибов четвертой категории, но ажиотажа это не вызывало. Хотя, поговаривали, что шеф-повар способен и на такое. Манящий запах щей из квашеной капусты со свиной головой (двадцать четыре копейки полпорции) ровно с двенадцати дня разносился по всем этажам, призывая к обеду. Согласитесь, такой четкостью организации общественного питания можно только гордиться!

  Со столовой за качество обслуживания традиционно соревновалась библиотека. Явного лидера здесь не было, вымпел победителя висел то в одном зале, то в другом. Хотя лично я считаю, что порядка больше было все же в библиотеке. Судите сами: через каждый час — пятнадцатиминутное проветривание, ровно в одиннадцать — производственная гимнастика, технический перерыв на час, последняя среда месяца — санитарный день, без справки о прохождении флюорографии читательский билет не выдавался. Многих это мобилизовывало и организовывало. Они приходили к открытию, занимали отдельный столик, оставив на нем что-нибудь, и окрыленные предстоящими планами расходились по лабораториям. Все это вселяло уверенность в том, что, в случае необходимости, можно воспользоваться всеми благами читательского зала без лишней траты драгоценного рабочего времени. Фонды заслуживают отдельной похвалы. Некоторые сотрудники, приходя в зал, вообще не успевали дойти до рабочего места неделями! Как говорится, в библиотеке всегда был аншлаг.

    Перенесемся теперь на самый верхний, головной этаж. Без этого никак нельзя. Хотя он был сравнительно низкий, но его занимали: кабинет директора, кабинеты его заместителей, главбуха, первый отдел, отдел кадров, издательско-редакционный отдел, патентный и иностранный отделы, а также бухгалтерия, профком, комитеты партии и комсомола. Словом, структуры организующие, направляющие и наполняющие дружный коллектив живительной силой.

  Здесь же за железной дверью без вывесок, теперь об этом можно говорить, находилась секретная лаборатория по изучению грибов-галлюциногенов. В ней работали всего три или четыре сотрудника. Какие задачи они решали, я не знаю. Видели их крайне редко, поэтому в разговорах шепотом называли “глюками”. Поговаривали, что выглядят они неважно — бледные с расширенными зрачками, неверное, из-за долгого сидения за микроскопами. Наука, к сожалению, все еще требует жертв!

  Чтобы далее не утомлять вас рассказами о каких-либо других достижениях, сделанных коллегами в славных стенах основного здания института, я, пожалуй, с ним покончу.

  Кроме этого здания, за ним располагалось еще одно. Не берусь определить его архитектурный стиль. В сущности, это была надстройка над входом в бывшее бомбоубежище, на старенькой двери которой сияла хромом большая табличка ”Научно-исследовательский институт “Союзгриб”. Специальное конструкторское бюро”.
  Тут же были: отдел охраны труда, служба охраны, службы главного механика и главного энергетика, непонятно, к кому относящиеся лифтеры и еще некоторые, наверняка очень важные, службы, о которых рядовые сотрудники имели весьма смутное представление или вообще никаких не имели. Работали перечисленные подразделения хорошо, и это все, что о них можно сказать. Службы они и есть службы. А вот об отделе снабжения и, собственно, СКБ скажу несколько слов отдельно, о них всегда говорили отдельно на всех собраниях. Не отступать же от традиций?

    Честно признаюсь: как ученый-грибник, я снабженцам не завидую. Неблагодарная работа! Судите сами: если взять многообразие исследуемых объектов, умножить их число на количество используемых методик и еще раз умножить на количество всего необходимого для этих методик, а затем перемножить это все на число научных сотрудников, то получится внушительная цифра, если даже поделить ее на число снабженцев. При таких объемах работы конечный результат сведется практически к нулю. Однако все равно работали, при этом каждый раз в конце года вывешивался длиннющий список приобретенных, но почему-то невостребованных дефицитных материалов и приборов. Просто уму непостижимо! Так что, выражаясь поэтически: “И снабжения отдел в целом был у славных дел”.

    Теперь о СКБ. Это было самое крупное подразделение, со своим отделом кадров, бухгалтерией, плановым отделом, конечно, снабжением и так далее. Оно занимало большую часть пристройки и все бомбоубежище. Сборочный цех под землей, остальное — наверху. Следует отметить, что из-за любви к Институту в подвальном помещении рабочие сами оборудовали импровизированную столовую и комнату отдыха, где всегда кто-нибудь отдыхал лежа на давно списанном диване, очевидно, утомленный перевыполнением очередного плана. Поговаривали, что там же на закуску слесари разводили шампиньоны. Хочу заверить: слово “закуска” здесь неуместно и даже оскорбительно! Это сколько же тогда нужно вырастить грибов? Если их и разводили, то исключительно из декоративных или, возможно, научных соображений. Я не оговорился: “научных”! Прямым доказательством того, что высокой наукой могут заниматься люди в принципе далекие от нее, и притом успешно, служит защита кандидатской диссертации начальником СКБ, товарищем Фиговым О.О. Как только его назначили начальником, он тут же стал соискателем в лаборатории подосиновиков и, показав пример беспримерного трудолюбия, практически тут же защитился. Вот уж действительно:  исследовательский дух пронизывал Институт буквально сверху донизу! Правда, сразу же и уволился, но это ничуть не умоляет тяги к науке других сотрудников этого подразделения.
  Понятно, что СКБ занималось в основном созданием уникального оборудования. И довольно успешно. Сколько я помню Институт, проектом особой важности была разработка автоматизированного комбайна для сбора грибов. Работой над ним были заняты чуть